Дахака (СИ) - Марков Павел Сергеевич

Незнакомка не услышала мысленный призыв. Она продолжила движение. И чем больше Арчита видела, тем хуже ей становилось. Тем сильнее она ощущала, как в ее лице не остается и кровинки.

Вот, женщина полностью развернулась. В правой руке она держала тупой кухонный нож. На медном лезвии виднелись следы салата и зеленого лука. Сок овощей медленно капал с металла на пол. Однако Арчита не смотрела туда. Она не могла оторвать взгляда от лица незнакомки. Спустя пару мгновений та уже таковой не являлась.

Несколько секунд Арчита с ужасом вглядывалась в лицо женщины, а затем резко отпрянула назад, больно ударившись о дверной косяк. Спину между лопаток пронзила боль, но жрица даже не заметила ее. Широко раскрытыми глазами она смотрела на ту, кто предстал перед ней. Кинжал едва не выпал из ходившей ходуном ладони.

Тонкие губы девушки приоткрылись, и с них сорвался громкий хрип:

— Мама?!

[1] Якша — в индуизме, буддизме и джайнизме — одна из разновидностей природных духов, ассоциируемых с деревьями и выступающих хранителями природных сокровищ. С одной стороны, якша может быть совершенно безобидным существом, ассоциируемым с лесами и горами, а с другой — подобным ракшасе монстром-людоедом, злым духом или демоном, поедающим путников в лесной глухомани.

Глава 7

— Ты… ты…

Арчита с трудом ворочала языком.

Это не могла быть она… это не могла быть она! Прах ее матери похоронен под могильным курганом в долине Синдху. Девушка сама опускала урну!

Но сейчас она стояла прямо перед ней. И это не было игрой воспаленного воображения. Не было причудливым отблеском тлеющих углей, решивших вместе с тенями разыграть злую шутку. Арчита ясно видела перед собой эту женщину. И жрица признала бы ее из тысячи других. Такие знакомые черты лица… Лоб, испещренный морщинами. Да, она часто хмурилась и печалилась. С того самого дня, как вернулся с просеки отец… Ее настоящий отец. Именно тогда волосы матери стал покрывать серебристый налет седины. Арчита была еще слишком мала, чтобы понимать причин. Но изменения в облике родного человека запомнились навсегда. И они оставались у матери до самой смерти…

«До самой смерти…».

Но ведь сейчас она стоит перед ней. Живая и невредимая! Что она здесь делает? Как тут оказалась? И… и… почему Арчита не спешит броситься ей навстречу и заключить в объятия? Жрица сама не знала ответов. Ни на один вопрос. Она просто стояла, оперевшись о дверной косяк и во все глаза смотрела на свою мать.

— Как… — с трудом просипела девушка, — как ты… тебя… ты же…

Мать внимательно рассматривала ее. Таким родным и знакомым взглядом. Не раз у нее бывал подобный взор, когда она собиралась пожурить или наказать дочь за мелкую шалость. В их семье сие называлось «устроить». И Арчита сама не осознавала, как сильно уже успела соскучиться по этому взгляду, который в детстве обычно не сулил ничего хорошего… Но сейчас что-то было не так, однако ошеломленный разум жрицы не мог понять, что же именно.

Внезапно рот матери слегка приоткрылся, и с ее уст слетели четкие слова. В кухне прозвучал знакомый, слегка хрипловатый голос.

— Сделай то, что велит Унташ.

Жрица вздрогнула:

— Что?!

— Сделай то, что велит Унташ, — повторила мать.

Девушка почувствовала, как начинает кружиться голова. Воздуха стало не хватать. Непроизвольно она дотронулась до основания шеи и глубоко вдохнула. Жрица была в смятении. Она по-прежнему не понимала, как такое возможно — увидеть здесь собственную мать, урну с прахом которой она сама отнесла под могильный курган. Но еще сильнее ее поразило то, о чем та сейчас просит. Как такое вообще возможно? Неужели она разделяет планы изверга-старейшины?

— Я… я… я не могу, — выдавила девушка.

Брови матери поползли вверх. Капли овощного сока продолжали медленно стекать по лезвию на пол.

— Почему?

— Да разве это важно? — Арчита начинала потихоньку приходить в себя. — Скажи лучше, как это возможно?! Ведь я сама…

— Почему? — так резко перебила мать, что дочь вмиг снова опешила.

— Почему… что?

— Почему ты не можешь сделать так, как велит Унташ?

Арчита сглотнула:

— Его помыслы гневят богов. А ты сама прекрасно знаешь — мы должны чтить их заветы.

Мать не ответила. Она продолжала смотреть на дочь, вскинув черные брови.

Шумно выдохнув, девушка добавила:

— Поэтому я и стала жрицей. Чтобы нести людям волю богов и наставлять их на путь истинный. Чтобы Богиня-мать была довольна мной и гордилась своими детьми… — на мгновение она замялась, но потом продолжила, — чтобы не повторилось то, что случилось в Мохенджо-Даро. Никогда. Мы должны чтить заветы богов.

— Сделай так, как велит Унташ, — невозмутимо повторила женщина.

— Мама! — воскликнула Арчита. — Ты что, меня не слышишь?! Так нельзя! Я не могу! Это…

Девушка осеклась.

В глазах матери что-то блеснуло… а затем ее зрачки начали расширяться. Медленно, они заполняли белки, поглощая их, словно бездонная пропасть. Арчита в ужасе наблюдала, как меняются знакомые черты. Морщины углубились. Глазницы впали. Вены вздулись на руках. Пальцы крепче сжали кухонный нож, по лезвию которого продолжал стекать сок овощей.

— Сделай так, как велит Унташ, — голос женщины стал утробным и грубым, — сделай так, как велит Унташ.

Арчиту стало мутить. Разум отказывался воспринимать то, что происходит. Паника, с таким трудом сдерживаемая до этого момента, вырвалась наружу и затопила сознание жрицы. Перед глазами все поплыло и начало двоиться.

«Это все не правда… это все не правда… это все не правда!».

Кто бы сейчас ни стоял перед ней, то была не ее мать. Нечто, принявшее ее облик. Склоняющее к тому, что она поклялась никогда не делать. С того самого момента, как столкнулась с вестником Богини-матери.

«Это не моя мать… это не моя мать…».

Женщина шагнула к ней. Рука с ножом поднялась до пояса.

— Сделай так, как велит Унташ.

Повторила она утробно и безжизненно. Так же безжизненно, как звучал голос рабыни старейшины. Теперь ничто в облике матери не напоминало знакомые черты. Они полностью стерлись и исказились, будто перед жрицей предстала сама рахшаси[1].

— Сделай так, как велит Унташ.

«Богиня-мать, да что здесь происходит?!».

— Сделай так, как велит Унташ.

Существо, выдававшее себя за мать Арчиты, приблизилось к девушке еще на пару шагов. Пальцы повернули кухонный нож в ладони, направив острие вниз. Рука стала медленно подниматься. У жрицы не осталось больше сомнений — она… оно… хочет ударить ее! И метит прямо в сердце!

«Надо бежать… мне надо бежать…».

От страха и паники, заполнивших разум, она напрочь забыла о кинжале, который по-прежнему сжимала в потной ладони. Чувствуя сильную слабость, и как ноги налились свинцом, Арчита заставила-таки себя оттолкнуться от косяка и уже готова была ринуться в коридор, как женщина внезапно закричала. Пронзительный визг содрогнул стены и оглушил жрицу.

— СДЕЛАЙ ТАК, КАК ВЕЛИТ УНТАШ!!!

Рука с кухонным ножом молниеносно замахнулась и опустилась девушке на грудь. С уст Арчиты сорвался вопль ужаса и отчаяния, а затем все погрузилось во тьму.

***

Жрица резко открыла глаза. Из легких вырвался громкий хрип, а следом уже летел вопль ужаса и отчаяния, но в последний момент Арчита успела прикрыть рот ладонью и сдержаться.

Беглого взгляда вокруг оказалось достаточно, чтобы понять — она сидит в комнате, что ей выделил Унташ для ночлега. Прислонившись к стене напротив той, которую хотела расковырять кинжалом. У подножия сырого кирпича виднелись отколовшиеся куски глины, а в самой преграде — внушительное углубление. Арчита невольно опустила взгляд вниз. Пальцы по-прежнему сжимали в ладони медный кинжал. Лезвие было испачкано в глине. В сумраке комнаты бурые пятна походили на кровь.