Золотая жаба Меровингов - Александр Розов

Пробежав взглядом остальные записи о Фелиси, майор моментально пришел к выводу: причина смерти фальшивая, и весь файл, будто второпях подгоняли под эту причину.

Представитель CDF, наблюдая за действиями Туроффа, явно занервничал.

— Отто, я серьезно говорю тебе: нечего искать в этой истории, она закрыта.

— А я не ищу, я просто читаю. В чем проблема, Юлиус?

— Проблема в том, что ты отвлекаешься от оперативной задачи.

— Да, — вступил в разговор спец-комиссар Журбен, — действительно, Отто, займись теми задачами, которые надо решать сейчас, а эту историю оставь для сотрудников архива.

— Все настолько плохо, да, Пьер? – ехидно поинтересовался у него Турофф.

— Какого черта, Отто? — спросил спец-комиссар, — Зачем ты ищешь себе неприятности?

Турофф резко хлопнул ладонями по столу.

— Пьер я не хочу ни с кем здесь ссориться, но мне, а не тебе, и не Лампардусу предстоит тащить свою задницу туда, к шизоидному Ганнибалу. Я хочу знать, в какое дерьмо мне придется шагнуть. И если бомбовая война началась потому, что кто-то убил дочь этого физхимика, и замял дело, то мне следует внести коррективы в мой план работы.

— Что ты хочешь знать об этом? – перебил Юлиус Лампардус.

— Уже ничего, — сказал майор, — все, что мне надо знать, я только что услышал от тебя.

— Мне кажется, — произнес Лампардус, — что у тебя сейчас сложилось ложное мнение.

— Тебе кажется, и что дальше?

— Отто! — вмешался спец-комиссар Журбен, — Нам не нужны ссоры в команде, правда?

— А кто-то с кем-то ссорится? – невинным тоном поинтересовался Турофф.

Клод Верден из «Сюртэ» резко поднял руку.

— Коллеги, давайте отставим это вбок. У меня разговор по делу. Отто, ты слушаешь?

— Да, Клод.

— Так вот: у Гюискара есть сообщники. Двоих мы уже знаем. Это Ансельм и Бюффе.

— Ансельм уже вне игры, — заметил Турофф, — и, я думаю, что Бюффе тоже.

— Отто, а что если есть кто-то еще?

— Ну, допустим, есть. И что дальше, Клод?

— По логике, — пояснил Верден, — надо найти и нейтрализовать активных сообщников.

— Нет, Клод. Тут другая логика, чем на войне с талибами в Афганистане. Тут не следует никого трогать из круга нашего клиента-Ганнибала. Момент уже упущен. Все, чего мы добьемся, работая в стиле «найти и нейтрализовать», это снизим шансы заложников.

— А мне — сказал Лампардус, — кажется, что Клод прав. Мы точно сможем найти людей ближнего круга Гюискара. Сообщники они, или нет, но их можно будет использовать в качестве контр-заложников. Тогда Гюискар никуда не денется от торга.

— Вариант… — произнес спец-коммиссар Журбен, — …Согласись, Отто, тут есть резон.

Майор Турофф медленно покачал головой.

— Нет тут резона, Пьер. Начнем с того, что брать контр-заложников, это незаконно.

— Но, — ответил Юлиус Лампардус, — ведь можно задействовать неформальные схемы.

— Эх, — вздохнул Турофф, — я чувствовал, что Юлиус это скажет. Я не хотел бы ни с кем ссориться, и не буду сейчас комментировать, поэтому просто скажу: я работаю только законными методами. Охота на ведьм пока еще не узаконена, так что это без меня.

— Я думаю, — отреагировал Лампардус, — когда ты воевал в Ираке, и речь шла о жизни и смерти твоих боевых товарищей, ты не был так щепетилен по поводу закона.

— А я думаю, — холодно ответил майор, — что ты зря это сказал, Юлиус.

Представитель Конгрегации веры вздохнул и молитвенно сложил руки перед грудью.

— Я понимаю, Отто, что тебе неприятны мои слова. Но бывают моменты, когда человек должен задуматься о своих этических приоритетах. О том, что важнее: абстрактный и формальный закон, или жизнь конкретных людей, попавших в смертельную ловушку.

— Юлиус, поговори об этом с абитуриентами вашего колледжа Церковного права там, в Оранжери. Многие еще живы. Может, ты их развлечешь этим, пока они умирают.

— Отто!!! – возмущенно воскликнул спец-комиссар Журбен.

— Я не виноват, меня спровоцировали, — ровным голосом объявил Турофф.

— Мсье спец-комиссар, — мягко сказал Лампардус, — я вовсе не обижаюсь на Отто, а его вспышка гнева – хороший признак. Это значит, что Отто – неравнодушный человек.

— Вот что! – сказал Журбен, — Хорошо, если мелкие ссоры останутся здесь, и будут без лишней огласки урегулированы внутри команды. Но, хватит этих этических диспутов. Сейчас переговорщику надо отдохнуть перед контактом. Отто, отдыхай. Это приказ.

17:00. Первый профессиональный непосредственный контакт с террористом.

Аквабус-криотанкер, был похож на модерновый 15-метровый речной трамвай, только переделанный для транспортировки цистерны наподобие железнодорожной. Эта штука спокойно стояла под мостом Жакуто. С береговой опоры моста на борт была небрежно перекинута доска – не очень широкая, но достаточная, чтобы перейти.

— Доктор Гюискар! – окликнул майор Турофф, — Я здесь! Можно войти?

— Я надеюсь, — послышался знакомый баритон из недр надстройки, — вы профессионал и разумный человек, и что вы, согласно нашей договоренности, не взяли с собой никаких устройств коммуникации. Предупреждаю: у меня на двери работает армейский сканер,

— Я выполнил договоренность, — лаконично ответил Отто Турофф

— Тогда заходите! — предложил баритон. — На палубе всего одна входная дверь, так что перепутать невозможно.

— Я иду, — на всякий случай уточнил майор, и шагнул на доску. Ничего не случилось. А теперь десять шагов, и вот она, палуба. А вот овальная дверь, гостеприимно открытая. Заходим внутрь. Тут короткий тамбур. На полу пластиковый коврик. Майор аккуратно вытер ноги (не зря же коврик лежит) и, через следующую дверь попал в зал наподобие яхтенной кают-компании. Тут он впервые увидел Мартина Гюискара вживую.

Любопытная шутка психологии. Хотя Турофф видел фотографии доктора Гюискара, и проводил рекомендуемую процедуру физиогномического анализа, все равно, в глубине сознания крутилась мысль: этот террорист должен быть похож на Ганнибала Лектера (в непревзойденном кино-исполнении Энтони Хопкинса). Только теперь, встретившись непосредственно с «клиентом», Турофф убедился: не похож Гюискар на Лектера, а (не соврали фото!) похож на Наполеона Бонапарта. И не на какого попало Наполеона, а на конкретного, с картины Поля Делароша «Апрель 1814. Император после отречения от престола во дворце Фонтенбло». Он был разгромлен в Битве Народов под Лейпцигом, потерял армию, потерял Париж, потерял свободу, и его ждала ссылка на Эльбе. По его «оплывшей» позе на позолоченном кресле, по его застывшему круглому лицу, и по его тяжелому взгляду, будто обращенному в бездну, можно было заключить: этот человек покорился судьбе, и готов превратиться в безобидный овощ. Но, хороший психолог не согласился бы с этим выводом. «Да, — сказал бы психолог, — можно сказать, что сейчас император смотрит в бездну. Но, он пока не собирается уходить туда. Скорее всего, он намерен наоборот, извлечь из этой бездны нечто, о чем вы даже не догадываетесь». И психолог оказался бы прав, ведь в следующем 1815 году предстояли «Сто дней»: дикое триумфальное возвращение в Париж, три выигранные сражения, поля Европы, вновь заваленные десятками тысяч убитых, и в финале: четвертое сражение, когда против мятежного императора ополчился весь мир. Последняя битва при Ватерлоо…