Хозяин Соколиного гребня - Кэтрин Коултер

Но ему вовсе не хотелось на ней жениться. Он хотел взять в жены Инельду, дочку норвежского купца, который торговал в Йорке драгоценными украшениями. Волосы у Инельды были светлые, почти белые, а глаза – бледно-голубые. О Фрейя, как он желал ее! Но его отец требовал, чтобы он женился на Чессе, этой проклятой стерве, которая отвергла его, которая отравила его, из-за которой он чуть не выблевал собственные кишки.

Инельда, та отвергала его лишь потому, что была очень невинна, робка. Нет, на самом деле она не отвергла его, не прогнала, а только прошептала, что боится. Боится не его, пусть он, ее господин, так не подумает, а того, что случится, если она забеременеет. Что же ей тогда делать? Да, она боится, бедняжка, очень боится. Он обожал ее за этот страх и точно знал, что, женившись на этой ведьме Чессе, тут же вернется к Инельде и даст ей все, кроме разве что звания его законной супруги. Он о ней позаботится. И пусть рожает хоть дюжину детей, это его только обрадует.

– Слушай же, – повторил он, когда Чесса подняла голову. – Ты спросила, зачем я велел доставить тебя сюда. Я скажу тебе, зачем. Я отвезу тебя в Йорк. Ты выйдешь за меня замуж. Ты станешь будущей королевой Данло.

– Ах вот оно что, – медленно проговорила она. – Стало быть, твой отец все еще водит тебя на веревочке?

Он нагнулся, схватил ее за косу и резко дернул ее голову вверх, пока ее лицо не оказалось на одном уровне с его коленями.

– Не раскрывай рта, а то пожалеешь, – он дрожал от ярости. – Клянусь богами, я бы с удовольствием избил тебя до потери сознания. Но я этого не сделаю. Вместо этого я заставлю тебя сказать мне правду, глупая девка. Признайся, Чесса, тогда в Дублине ты ведь любила меня, желала меня, хотела выйти за меня замуж. Ты хотела, чтобы я лег с тобой в постель.

К его удивлению, она кивнула:

– Да, тогда я думала, что ты и впрямь меня любишь, и потому доверяла тебе. Я верила в твою честность и искренность, верила, что ты человек достойный. Но потом я раскусила тебя, и мне стало противно. Ты стал мне мерзок, и я сама стала себе отвратительна из-за того, что имела глупость поверить тебе. Жаль, что у меня под рукой было мало рвотных трав, а то бы я приготовила тебе зелье посильнее. Тебе, помнится, пришелся по вкусу этот напиток благодаря тому, что я добавила в него имбиря? Я слышала, как тебя рвало, и эти звуки были для меня словно музыка. Мой напиток не был отравлен, но я очень рада, что тебе стало от него настолько худо, что ты вообразил, будто выпил яд. Он окаменел от злости.

– Я хотел прикончить тебя за твое вероломство!

– Ты получил то, что заслужил. Ты лгал мне. Ты обманывал меня. У тебя нет чести.

– Я только хотел переспать с тобой, но не имел желания видеть потом каждый день твое проклятое лицо. А ты отравила меня.

– Я же сказала тебе, что в моем зелье не было яда. Я просто хотела, чтобы тебе стало так плохо, что ты сам захотел бы умереть, но не смог.

Он отпустил ее косу. Он до сих пор ясно помнил, как ужасно болел у него живот, как его без конца сводили мучительные спазмы, как извергалась у него изо рта горькая желчь, помнил запах блевотины, которым пропиталась его одежда. Он расквитается с ней за свои страдания! У него уже сейчас руки чешутся схватить ее за горло и придушить. Но он ничего ей не скажет, пусть помучается, гадая, что у него на уме.

– Я больше не стану тратить на тебя любезные слова, Чесса. Я хотел взять тебя и я это сделаю, и мне все равно, нравится тебе это или нет. Только попробуй еще раз причинить мне вред, и тогда я позабочусь, чтобы с тобой произошел несчастный случай, а я изображу большое горе, когда буду рассказывать о твоей гибели моему отцу.

– Ты не посмеешь прикоснуться ко мне, Рагнор, или я найду способ прикончить тебя, клянусь богами.

Как же мне жаль, что я не видела собственными глазами, как тебя выворачивало наизнанку! Правда, мне все было слышно, и я славно посмеялась, потому что ты получил по заслугам. Ты оскорбил меня, Рагнор, и я отомстила тебе. Разве не так поступил бы на моем месте мужчина? Так почему этого не может сделать женщина?

Она замолчала, зная, что сейчас он опять ударит ее. Лицо его побелело от ярости, глаза бешено сверкали. Но она не могла молчать. То, что она сказала этому подлецу, было правдой, и она не могла не бросить эту правду ему в лицо. Теперь ей придется расплачиваться за свои слова.

Она чувствовала, что сам воздух вокруг них накалился от его гнева. Он упал на колени подле нее, схватил за горло и стиснул его. Чесса вцепилась ему в запястья, пытаясь оторвать его руки от своей шеи, но он только усилил хватку. Она дернулась вбок, и Рагнор упал на дощатый настил на корме. Внезапно он отпустил ее горло, повалил ее на спину и подмял под себя.

– Вот что мне было от тебя надо, – прорычал он, упираясь ладонью в ее живот. – И сейчас я это получу.

Он навалился на нее, и Чесса застыла от ужаса и отвращения. Она чувствовала тяжесть его тела, ощущала все его выпуклости и изгибы, его каменную твердость, звериную силу. Это было омерзительно.

– Мой господин, капитан собирается отплывать. Он хочет поговорить с тобой. Прошу тебя, господин, пойдем.

Рагнор совершенно забыл о присутствии Керека, о том, что тот стоит в нескольких шагах и наблюдает. Отец был убежден, что этот проклятый датский ублюдок – наилучший телохранитель для его сына. Он говорил Рагнору, что Керек – человек разумный и здравомыслящий. Вполне возможно. Только зачем он пытается влезть не в свое дело и заступиться за эту стерву Чессу! Чего ему неймется, что он может понимать в таком деле? Он уже старик, и огонь в его крови давно погас.

Рагнор скатился с Чессы и вскочил на ноги. Она лежала у его ног, закрывая руками грудь, бледная от страха. Да, нет у нее красивой бледности его беляночки Инельды – Чесса, даже бледная, остается чересчур смуглой. И эти ее черные волосы выглядят слишком странно, и зеленые глаза какие-то уж слишком загадочные, как будто она знает что-то, чего не знает он. Они у нее холодные, не то что ласковые, зовущие глаза Инельды.

Он помотал головой, отгоняя несвоевременные мысли.

– Имей в виду, я еще вернусь. Если будешь вести себя хорошо, я не дам тебе повода жаловаться на меня моему отцу. Если ты спрячешь свое проклятое высокомерие, я не лягу с тобой, покуда нас не поженят. Но если ты меня рассердишь, если будешь говорить со мной дерзко, я сдеру с тебя всю одежду и выставлю голой перед своими людьми. Ты поняла меня, Чесса?

– Я поняла тебя, – ответила она, думая лишь об одном: как убежать от него.

– Сейчас ты похожа на самую грязную из йоркских шлюх. Керек принесет тебе воды, чтобы ты умылась. Не знаю, хватит ли ее, чтобы смыть с тебя всю грязь, но ты уж постарайся. Я привез с собой одежду, которую ты будешь носить. Оденься так, чтобы на тебя не было противно смотреть.