Земная империя - Артур Кларк

Меховую накидку она взяла с собой не ради тепла, а из-за ее красоты.

В те дни глаза Дункана были застланы туманом обожания, отчего впоследствии ему никак не удавалось мысленно воссоздать лицо Калинди. Когда он думал о ней и пытался представить ее облик, то видел не настоящую девушку, а ее копию, навсегда запечатленную в стереопузыре. Стереопузыри появились в середине двадцать третьего века и быстро зaвоевали популярность.

Тысячи раз Дункан брал в руки этот прочный невесомый шар и осторожно встряхивал его, чтобы на пять секунд пробудить изображение. Точнее, он пробуждал молекулы газа, и те, подчиняясь инженерной магии, испускали кванты света. Они-то и воссоздавали лицо Калинди. Оно возникало среди тумана – маленькое, но совершенное по форме и цвету. Вначале Калинди показывалась в профиль, затем начинала поворачиваться, и вдруг на ее губах появлялась легкая улыбка, запечатлеть которую было бы под силу только древнему волшебнику Леонардо. Сколько Дункан ни старался, он так и не мог уловить миг появления улыбки. Казалось, что Калинди улыбается не ему, а кому-то другому, стоящему у него за спиной. Впечатление было настолько сильным, что однажды Дункан не выдержал и обернулся.

Затем облик Калинди тускнел, пузырь подергивался молочной дымкой, и, чтобы волшебство повторилось, нужно было подождать пять минут. Но Дункану достаточно было закрыть глаза – и он снова видел совершенный овал ее лица, нежную кожу цвета слоновой кости, блестящие черные волосы, изящно убранные и скрепленные серебряным гребнем. Гребень был намного старше Соединенных Штатов. Калинди рассказывала, что его носила одна испанская принцеcca в те времена, когда Колумб был еще ребенком. Калинди обожала разыгрывать роли, и роль Кармен была в числе ее любимых.

Но вначале, когда Калинди только появилась в жилище Макензи, она избрала другую роль – аристократки в изгнании, благосклонно принявшей гостеприимство простодушных провинциалов. Увы, ей удалось захватить с собой лишь ничтожную часть фамильных богатств; остальное разграбили бесчинствующие мятежники. Поскольку эта роль не впечатлила никого, кроме Дункана, Калинди быстро превратилась в пытливого антрополога, собирающего материал для своей диссертации о странных нравах примитивных обществ. Эта роль была отчасти искренней: гостью с Земли действительно интересовали различия в образе жизни, а население Титана вполне подходило под категорию примитивного или, по крайней мере, малоразвитого общества.

Сильнее всего терранцев потрясли не стесненные условия жизни на Титане. Гости были просто шокированы, увидев семьи с тремя и даже четырьмя детьми. В конце двадцатого века последствия бесконтрольной рождаемости на Земле приняли угрожающие размеры. Страны с наивысшим приростом населения были просто не в состоянии его прокормить. Мир обходили ужасающие кадры детей-скелетов, которые ни разу в жизни не ели досыта. Доводы экономистов и демографов разбивались о вековые религиозные традиции. Не обходилось без крайностей. Экстремисты призывали кастрировать и стерилизовать тех, кто «плодится, как кролики», подкрепляя свои призывы действиями. Ватикан, продолжавший твердить о «греховности абортов», впервые за всю свою историю узнал, что такое погромы и пожары. Все это оставило глубокие шрамы в психике землян.

Дункан до сих пор помнил состояние Калинди, когда она увидела семью, где было шестеро детей. Даже воспитание и хорошие манеры не помогли скрыть ужас, который охватил терранскую гостью. Тогда он со всем юношеским пылом принялся ей объяснять, что земной принцип «нулевого роста» для Титана просто губителен. Чтобы выжить, население планеты каждые пятьдесят лет должно удваиваться. В конце концов Калинди согласилась с этой точкой зрения. Логически, но не эмоционально. А эмоции были главной движущей силой в жизни Калинди; ее воля, красота и разум являлись лишь слугами эмоций.

Естественно, эмоциональной была и интимная жизнь терранки. Правда, Калинди не отличалась неразборчивостью. Как-то она рассказала Дункану, что у нее одновременно никогда не бывало более двух любовников. Он ей поверил. К великому огорчению парня, на Титане у Калинди был только один любовник.

Даже если бы между Макензи и Хелмерами не существовало родства через бабушку Элен, рано или поздно Калинди все равно встретилась бы с Карлом на одном из нескончаемых приемов, концертов и танцевальных вечеров, устраиваемых в честь пассажиров «Ментора». Дункан напрасно корил себя за то, что познакомил их. Просто ему нравилось так думать.

Карлу тогда было двадцать два. Почти на год старше Катили, он заметно уступал ей по части любовного опыта. Своим мускулистым телом он больше напоминал терранца, но двигался намного грациознее, чем уроженцы Титана. Похоже, он владел секретом, как быть сильным без угловатости.

Карл и впрямь олицетворял представителя золотой молодежи своего поколения. Правда, внешне он всячески показывал, что терпеть не может эпитет, которым его наградили в подростковые годы: «Мальчик с волосами цвета солнца». Но Дункан знал: втайне Карл гордился этими словами. Придумать их мог только кто-то из землян; для титанцев Солнце было просто холодной звездочкой. Но все соглашались и говорили, что сравнение очень точное.

Иногда боги, желая развлечься, наделяют мужчину роковым даром красоты. Одной из их жертв был Карл Хелмер.

Только через несколько лет и отчасти благодаря Колину Дункан начал понимать нюансы романа между Калинди и Карлом. Вернувшись на Землю, она ежегодно присылала семье Макензи открытки, поздравляя со Звездным днем. Последняя открытка пришла от нее вскоре после того, как Дункану исполнилось двадцать три.

– До сих пор не знаю, может, я тогда сделал ошибку,- невесело произнес Колин.

Он вертел в руках ее открытку – традиционный прямоугольник из тонкого картона с такими же традиционными словами, написанными за миллиард километров от Титана.

– Тогда мне это казалось хорошей затеей,- добавил средний Макензи.

– Во всяком случае, особых бед твоя затея не принесла,- сказал Дункан.

Колин удивленно поглядел на него.

– Не знаю. Все получилось не так, как я ожидал.

– А чего ты ожидал?

Иметь отца, по сути являющегося твоим братом-близнецом, только на сорок лет старше,- это великое преимущество, но не всегда и не во всем. Колин знал все ошибки Дункана, которые тот еще готовился совершить, поскольку в том же возрасте совершал их сам. От такого отца было невозможно что-либо скрыть, поскольку они оба думали одинаково. В таких ситуациях единственным разумным способом поведения являлась предельная честность.

– Я толком и сам не знаю, чего я ожидал,- признался Колин.- Когда я пришел в старую штольню, где их разместили, и увидел Калинди… Среди убогих каменных стен она сверкала, как сверхновая. Мне захотелось узнать больше об этой девушке… захотелось сделать ее частью своей жизни. Думаю, ты понимаешь, о чем я говорю.