Взгляд василиска - MAKC MAX

   - Тебя долго не было, - категоричным тоном сообщила Вероника, впрочем, одновременно, открывая дверь шире, и выходя в коридор. - Где ты был?

   - Я был в ванной, - объяснил Караваев, хотя девочка и так должна была это знать, ведь он ей говорил, да и дверь в ванную комнату из ее щели прекрасно просматривалась. - Извини, но надо же мне было одеться? Пойдем!

   И он первым пошел в сторону кухни, слыша за собой топоток детских ножек и какое-то, то ли веселое, то ли совсем наоборот, сопение.

   - Так, - сказал Караваев, останавливаясь посередине кухни. - Что будем есть?

   - Цони! - сказала девочка, залезая на один из стульев около кухонного стола.

   - Что такое "цони"? - спросил Илья, понимая уже, что влип. Он не имел ровным счетом никакого представления, что теперь, в конце двадцатого века, едят дети.

   - Цони, - ответила девочка, глядя на Караваева, как на сумасшедшего, и снова нахмурилась.

   "Черт!"

   - Цони это слоник, - объяснила из коридора очень вовремя пришедшая ему на помощь Зоя. - Это такой йогурт с фруктами.

   "Ну, да, - сообразил вдруг Илья, вспомнив обычные рекламные заставки на телевидении. - Это такие баночки ..."

   Но какие именно это баночки, он, разумеется, не знал.

   - Боюсь, что у нас этого нет, - сказал он и, подойдя к холодильнику, удостоверился, что был прав. Какие-то продукты в холодильнике, конечно, наличествовали, но то, что здесь не было детских йогуртов, было очевидно и без дополнительной проверки.

   Вероника захныкала.

   - А может быть, кукурузные хлопья? - но, уже спрашивая, Караваев знал, что хлопья - это полеатив, а на полеатив ни один уважающий себя ребенок не пойдет.

   - Вот что, - сказал он через пару минут, когда выяснилось, что все попытки склонить девочку к омлету, гречневой каше, которую он готов был сварить ей сам, и даже пирожному "эклер", покрытому шоколадной глазурью - тщетны. - Я выскочу на улицу. Кажется, напротив есть магазин ...

   Вообще-то, оставлять своих женщин одних, он категорически не хотел, но в сложившихся обстоятельствах готов был пойти на компромисс. Тем более, что ночь прошла спокойно, и это обнадеживало.

   - Никому не открывай! - предупредил он Зою, выходя на лестницу.

   - Почему? - совершенно искренне удивилась она, глядя при этом на Илью как-то по-особому, что было вполне понятно. Суть их отношений после прошедшей ночи ничуть не прояснилась, а объясниться они пока просто не успели.

   "А может быть, - подумал он, успокоительно ей улыбаясь. - А может быть и хорошо, что не успели. Пусть все идет, как идет. А там, как бог решит!"

   - Потому что мы в чужом городе, - уклончиво объяснил он свою просьбу-приказ. - Нравов местных не знаем, и вообще ...

   Он спустился по лестнице и вышел на улицу. Погода за ночь лучше не стала. По-прежнему накрапывал мелкий дождь, и сырой холодный воздух пах бензином и чем-то вроде горелых листьев. Вся проезжая часть довольно широкой улицы была занята медленно разгоняющимся - по-видимому, после пробки, возникшей где-то впереди - плотным потоком машин.

   "Если тут так каждый день, - мысленно покачал головой Илья, "просачиваясь" между машин на противоположную сторону улицы, где действительно оказалась открытая продуктовая лавка. - Отсюда надо как можно скорее съезжать".

   "Впрочем, - подумал он, входя в лавку. - Это, как сложится".

   Лавка была расположена очень удачно. Сквозь стеклянную витрину Караваев мог видеть вход в дом, и это его успокаивало. Слежки он пока не замечал, но это, понятное дело, ни о чем не говорило. Наблюдатель мог устроиться где угодно, в одном из множества припаркованных вдоль улицы автомобилей, например, или в доме напротив, или в любом другом доме по эту сторону улицы. Вариантов было много, и проверять их в одиночку, не имея при этом возможности оставить "девочек" без присмотра, был, что называется, мартышкиным трудом.

   Он быстро купил все необходимое - включая йогурты четырех разных сортов, потому что "цони" здесь, разумеется, не было - даже бутылку дорого марочного бренди "Арташат" присовокупил, и вышел на улицу как раз в тот момент, когда, опасно маневрируя, под оживленную перекличку клаксонов мимо проехал давешний внедорожник. Впрочем, возможно, это была совсем другая машина? Ответить на этот вопрос однозначно, Караваев не мог. Никаких специальных примет на том автомобиле не было, но чувство опасности обычно его не подводило, а оно сыграло "тревогу" сразу, как только Илья увидел этот темно-синий Дончак. Однако увидел Караваев не одну только машину потенциальных своих врагов. Взгляд его скользнул по двигающимся мимо него автомобилям, остановился на мгновение на стареньком пепельного цвета Нево, который совершенно по хамски подрезал внедорожник, пошел было дальше и тут же рефлекторно - раньше чем подключилось сознание - рванул назад. Но машинка за это время продвинулась чуть вперед, и Караваев увидел только профиль водителя, да и тот почти сразу сменился на затылок, чтобы еще через мгновение исчезнуть из виду вовсе.

   "Померещилось? - спросил он сам себя, впрочем, больше для проформы, чем по необходимости. - Просто похожий человек?"

   Но Илья был уверен, что не померещилось. Зрительная память у него была на редкость хорошая, просто уникальная, ну а в этом конкретном случае он и обычной бы вполне обошелся.

   "Он?"

   Караваев вернулся домой так быстро, как только мог, сгрузил покупки на кухонный стол и, не задерживаясь, бросился в гостиную, где на журнальном столике лежала, замеченная им еще прошлым вечером, городская телефонная книга.

   5.

   Петров, Русский каганат, 17-18 сентября 1991 года.

   "Гости" пришли в начале одиннадцатого.

   Илья и Зоя сидели в гостиной и разговаривали "ни о чем". Как-то так вышло, что поговорить, нормально за весь день у них не получилось. Все время находились какие-то дела, или что-то отвлекало. Да и Вероника, оказавшись в совершенно новом для нее месте, в чужой стране, где никто не говорил на понятном ей "американа", в компании все время нервничающей мамы и "нового" незнакомого папы, капризничала и ни в какую не желала оставаться одна, ни чтобы поспать "после обеда", ни чтобы посмотреть мультики или поиграть в свои куклы, которых у нее был целый чемодан. Так что им с Зоей оставалось только взглядами обмениваться. Однако и теперь, когда наступил вечер, и Вероника, уставшая до чертиков после зоопарка, кондитерской, кино, еще одной кондитерской и долгой прогулки по Гостиному Двору, легла, наконец, в постель и мгновенно, едва, кажется, коснувшись головой подушки, уснула, разговор у них все равно не клеился. Честно говоря, Илья и сам не знал, зачем нужен, этот долбаный, разговор, и о чем, собственно, они должны теперь говорить. О любви, что ли? Но, по-видимому, и Зоя, которая сама же, вроде бы, и хотела объясниться, тоже не знала сейчас, что и как ему сказать. Вот и бродили вокруг да около, и Караваев надеялся только, что небольшая порция хорошего армянского коньяка снимет, в конце концов, Зоино напряжение, и она или разговорится, в конце концов, или, напротив, передумает, но перестанет нервничать, и, может быть, сегодня у них получится "не так нервно" и грубо, как вышло вчера, хотя видит бог, пенять там было на самом деле не на что. И тут пришли "гости".

   Замки они открыли на удивление тихо, так что Илья их даже не услышал - бормотание телевизора заглушило - но все же движение в коридоре уловил. Однако времени ни на что уже не оставалось, и единственное, что он успел сделать, это быстро сжать руку Зои, одновременно показывая глазами на дверь, и прикладывая палец к губам. Трудно сказать, поняла ли она его, но и то дело, что не вскочила, не закричала, не стала задавать дурацкие вопросы. А в следующее мгновение дверь в гостиную отворилась, и в нее быстро и почти бесшумно проникли несколько человек, стремительно и очень по-деловому распределившихся затем в пространстве комнаты так, чтобы отрезать сидящих за столом Зою и Илью и от дверей, и от окон.

   - Добрый вечер, госпожа Караваева, - сказал, входя вслед за своими людьми, высокий молодой мужчина. - Извините, что нарушил ваш семейный покой.

   Он был отменно хорош собой, этот незнакомый Илье, но, кажется, хорошо известный Зое, мужчина. Чуть смуглый, темноволосый, но все-таки скорее европеец, хотя и выраженного средиземноморского типа. И одет он был тоже по-европейски, и по-французски говорил, как житель метрополии, а не на одном из многочисленных американских или африканских диалектов.

   "Не дилетанты, - отметил про себя Караваев, изображая лицом полное остолбенение, готовое вот-вот перейти в истерику. - Но и не профессионалы ... Бандиты?"

   - Я ... - Зоя при виде "красавчика" побледнела, как полотно, и, вскочив на ноги, инстинктивно попятилась, но за спиной у нее оказался стол, и дальше отступать, таким образом, ей было просто некуда. Да и куда бы она теперь делась, даже не окажись здесь этого стола?