Не плачь - Наталья Николаевна Вишнякова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Раньше с ней здорово было поболтать о чем-нибудь. Особенно перед самым сном. Мама приходила ко мне, садилась на край кровати или ложилась рядом и о чем-нибудь рассказывала. Какую-нибудь смешную историю из своей жизни. Или из моего детства – я это просто обожала, я же ничего уже не помню.
А потом мама решила, что теперь я подросток и со мной надо обращаться по-новому. Типа давать мне личное пространство и всё такое. И папе запрещает вторгаться. Теперь я вся в этом личном пространстве – никто и спокойной ночи не пожелает ребенку!
У меня в голове всё смешалось. Мне кажется, что все события делятся на «до Олега» и «после». Как будто любовь может изменить жизнь! Мне даже хочется иногда поделиться с мамой… Но как представлю себе, что она вечером приходит в мою комнату и я ей рассказываю, как он посмотрел на меня сегодня или как он у меня геометрию списывал… Невозможно. Это просто невозможно. Может, она и права насчет личного пространства.
С кем-нибудь здесь можно поговорить о любви? О моей любви? Здесь, в этом мире? Только не с психологом! И не с родителями! У меня такое ощущение, что никто в мире никогда не влюблялся. Вот эта женщина на остановке – она разве могла бы кого-то полюбить? Эти люди в машинах? Этот продавец? Учителя? Чушь какая-то. Они и слова-то такого не знают!
Родители, наверное, любят друг друга. Но как-то иначе. Я этого не вижу. Не то чтобы я ждала, что они всё время будут говорить друг другу: «Я люблю тебя». Или целоваться, как волнистые попугайчики. Но что-то такое же должно чувствоваться? Исходить от них, что ли? В кино же исходит! И всё сразу понятно, даже без романтической музыки.
Мне, например, кажется, что все смотрят на меня и догадываются, что я влюблена. И знают, в кого. И это ужасно.
Главное – не показывать вида. Буду притворяться. Может, люди на улицах тоже все притворяются.
2
Всё! Сдали учебники! Приду домой и сожгу дневник. Мама разрешила. Она даже предложила поехать в лес и там устроить, как она выразилась, «очистительный костер». Сжечь всю макулатуру, которая может в каникулы напомнить об учебном годе: тетрадки там, атласы, контурные карты…
– Можно еще на огне сосиски пожарить! – мечтательно предложила она.
Что-то мама уж слишком разошлась.
Надо ее остановить.
– Мама! – сказала я. – Ты сама-то когда-нибудь жгла свои тетрадки?
Мама вздохнула и хихикнула:
– Нет. Хотя мне этого очень хотелось! Но бабушка мне бы никогда не позволила. Она за десять лет не выбросила ни одной моей тетради. Собирала стопочками и складывала на антресоли. Ты же помнишь!
Конечно, я помню. Мы эти тетрадные завалы чуть на новую квартиру не повезли! Потому что, когда мама нашла их на антресолях, она сначала называла их братской могилой и хотела сразу выкинуть не глядя, а потом решила полистать… И целый день она выхватывала из той или другой стопки то одну, то другую тетрадку, листала, прижимала к груди, кому-то звонила и что-то из них зачитывала. Как только кто-то из нас тянул руки к этим ее сокровищам, чтобы честно отнести на мусорку, она вскрикивала, как чайка: «Вы не понимаете! Это же десять лет моей жизни!» – и прикрывала их своим телом, как будто мы были вражескими снарядами, а тетрадки – ее новорожденными детьми.
В общем, когда она на ночь вместо книги о том, как сделать меня счастливой, принялась опять перечитывать свои каракули, мы с отцом уже решили, что ее тетрадки с нами навсегда. Но на следующее утро мама встала раньше всех и совершенно спокойно и, главное, собственными руками отнесла тетрадки на помойку. Почти все. Только одну оставила на память. Она ее довольно быстро куда-то припрятала, но я всё равно успела подсмотреть, что это была тетрадка по истории за восьмой класс. И что историей она была исписана только наполовину, а с другого конца шла переписка с соседом по парте.
Я сразу поняла: там что-то интересненькое. Вряд ли маму так интересовали всякие сражения и революции, что она из любви к истории решила сохранить школьную тетрадку. Поэтому я, как папа скажет, «положила на нее глаз» и решила добраться до маминой тайны во что бы то ни стало. Но сначала времени не было. А потом мама спохватилась и перепрятала тетрадку. Пока что я ее не нашла. Пока что.
Я знаю, что чужую переписку читать нельзя. Но, во-первых, это мама, а не чужой. То есть – часть истории семьи. Во-вторых, я же не кардинал Франции. Интриги плести не буду. Бескорыстно прочитаю и никому не скажу. В-третьих, всё это было так давно, что как будто и не о моей маме речь, а о какой-то незнакомой девочке из книжки.
Просто у меня такой характер: если я что решу, сопротивление бесполезно. Решила прочитать – прочитаю. Решила за три месяца каникул забыть Олега – забуду. Наверное.
Но в самом конце пятого урока ко мне на парту прилетела записка. Оглянулась – все сидят с каменными лицами, смотрят на доску. Ну и ладно. Разворачиваю. Читаю.
А-а-а! Это от него! «Приходи после уроков под лестницу у спортзала».
3
До меня даже не дошло, что я обещала пойти домой с Евой.
До меня уже вообще ничего не доходило до конца классного часа. Вроде бы раздавали списки летнего чтения, вручали грамоты отличникам (не мне), что-то обсуждали… Я сидела бесчувственная, как облако тумана.
Звонок прозвенел – девчонки бросились обниматься с нашей классной, прощаться до осени. А я – в туалет.
Я не очень люблю крутиться перед зеркалом, но тут просто такой случай… Внешность у меня дурацкая. Но если сделать волосы немного назад – вроде ничего. Или лучше набок? И еще у меня где-то завалялся блеск для губ. И волосы все-таки назад. Ну и всё. Пошла. Я же этого так хотела.
У нас теперь в школе ввели схему движения. По правой лестнице мы спускаемся, по левой – поднимаемся. Чтобы попасть в спортзал, нужно сначала спуститься по правой лестнице, потом через вестибюль с гардеробом перейти на левую сторону и еще спуститься – спортзал у нас в подвале.
Пойти по правилам – значит наверняка встретить кого-то
