Ночной позор - GO-блин

Ничего необычного пока не происходило, но я уже задницей чувствовал: что-то не в порядке. Будто смотрит кто-то, наблюдает из-за угла, прячется за пожарными щитами, за пыльными пальмами в кадках, таится в темноте плохо освещаемых переходов.

Приключения мои только начинались.

Цветные стрелочки на стенах в наступившем полумраке нисколько не помогали. Отопительный сезон был в самом разгаре. Экономия электроэнергии входила в нашей стране в решающую фазу.

Я начинал беспокоиться. Пора бы уже и к выходу выйти, а он все никак.

Может, где-то свернул не туда?

Пока еще не особенно переживая, я попробовал вернуться обратно и повторить весь путь сначала. Не тут-то было.

Огромные размеры здания позволили чьему-то инженерному гению развернуться со всей присущей нашей ментальности широтой и необузданностью размаха, и даже запутанная конструкция этого предложения вряд ли в полной мере отражает вычурность планировки.

Такая роскошь, как окна, доступна была только редким счастливчикам. Большинство помещений имели глухие стены и с внешней средой сообщались исключительно посредством вентиляции.

Поэтому я страшно удивился, когда коридор вывел меня к окну, подоконник которого был густо уставлен пустыми банками из-под кофе. В банки служащие запихивали окурки. Вони от этого безобразия было на несколько метров.

Я немного полюбовался видами ночного города, вдохнул через форточку свежий зимний воздух и пошел обратно, проклиная собственную рассеянность.

Мне показалось, что на другом конце коридора мелькнуло какое-то движение. Не раздумывая, я бросился вперед, догонять случайного попутчика. Вот до чего доводит служебное рвение. А то сам я здесь и затеряться могу! Будут потом останки показывать в назидание посетителям.

Однако впереди идущий шаги тоже ускорил и на мои возгласы никак не отреагировал. В конце концов, не вытерпев, я побежал, но он с удивительным постоянством удерживал разделяющее нас расстояние, переходя на бег и останавливаясь вместе со мной. При этом таинственный незнакомец ни разу не оглянулся.

Постепенно до меня начинало доходить.

Неужели… Одет в точности как… Е-о-о… То есть, я хотел сказать, нифига себе!

Ощутив прилив внезапного ужаса, черной волной затопившего мое сознание, я развернулся и бросился прочь, в обратную сторону.

Сзади меня окликнули. Этот, второй, в точности воспроизводил мои недавние слова, требовал остановиться, взывая к моему человеколюбию и гражданскому долгу. Теперь ситуация повторялась в зеркальном своем отражении. На секунду мне почудилось, что я угодил в какой-то хроновыверт, в межвременную дырку, в круговорот, мать его, времени и пространства. Вот так и буду теперь до скончания веков бегать, сначала туда, а потом обратно, и все мне будет казаться…

Я толкнул первую попавшуюся дверь, оказавшуюся, к счастью, незапертой, и буквально влетел в нее, поскуливая от страха. Сердце мое бешено колотилось, задыхаясь, я привалился спиной к двери, напряженно прислушиваясь..

Если я еще раз, когда-нибудь…

Впрочем, ломиться с той стороны вроде бы пока никто не собирался, смертоносные лезвия насквозь дверь тоже не пронзали, и вообще, было тихо-тихо.

Я вытер лоб и осмотрелся.

Просторный холл, каких в нашем здании десятки, если не сотни, с низкими диванчиками, журнальным столиком и радиосистемой.

Допотопные радиоточки, пластмассовые корпуса которых своими корнями восходили ко временам освоения нашей легкой промышленностью производства электробритв «Харьков» и первых полетов в космос, транслировали самые разные станции. Иногда они передавали «Маяк», иногда — «Голос Албании», иногда — какие-то эф эм каналы, а совсем редко — даже радио «Свободная Чечня».

Традиционная пальма в кадке своими резными листьями склонялась к чьим-то ботинкам, очень хорошим, жаль только не моего размера. Ботинки стояли прямо на журнальном столике.

Из радиоточки лилась народная песня «Ой та пиду я у хлив» в исполнении, как позже признался диктор, Селидовского ансамбля народных певцов-передвижников.

Очень осторожно я отошел от двери, всякую секунду ожидая, что она распахнется и…

Лампа дневного света, почему-то очень тусклая, еле освещала центр комнаты. Через холл проходило сразу несколько коридоров, но пока последовать по какому-то из них было выше моих сил.

Я присел на диванчик. Сидеть и ждать неизвестно чего — очень скучное, противное и неинтересное занятие. Хороший, смелый и веселый человек никогда не станет тратить на него время. Сначала я вытянулся поперек диванчика, затем повернулся на бок. Сон сморил меня. Веки сомкнулись, и я провалился в убаюкивающую, теплую черноту.

…Уберите, пока он все здесь не заделал.

Мясоедов! Выбросите мусор в окно и возвращайтесь к своим непосредственным обязанностям…

Я рывком сел и протер глаза. От резкой перемены положения тела в голове на мгновение помутилось.

Диванчики исчезли, я оказался в помещении, напоминающем зал суда.

Что за…

Ага.

Да это и есть зал суда.

Длинные деревянные скамейки занимали самого разнообразного вида люди. Мне выпало сидеть в третьем ряду, то есть почти там, где разворачивались главные события.

Президиум, или как оно называется — длинная трибуна, неприступная, надежная, высилась над нами незыблемой твердыней.

Окружавшие меня люди сидели здесь, похоже, очень давно. Кто-то спал, кто-то осторожно брился в карманное зеркальце, прижимая локти к бокам, чтоб не задеть ненароком соседа. Некоторые перекусывали, развернув на коленях газету. От сидящего рядом со мной гражданина нестерпимо воняло котлетами.

С подоблачной высоты трибуны вниз сурово взирали странные люди, казалось, сросшиеся с массивными креслами.

— Мясоедов,— еще раз повторил один из них,— избавьте нас от виновного.

Тут же на сцене появился и Мясоедов. Массивный седоволосый дядя с торчащими из мясистого носа волосами, крутым затылком и тремя подбородками.

Он схватил томившегося за деревянным ограждением бедолагу, буквально выдернув того из-за бортика, и потащил к окну.

— Не имеете права! — кричал подсудимый.— Я буду оспаривать!

— Какие права? Здесь тебе не Лига Наций,— почти интимно говорил Мясоедов, подавляя вялые попытки сопротивления.— Не пинайтесь, товарищ, вы мне брюки испачкаете.

Наконец виновный был выдворен в окно. Он мелькнул на фоне звездного неба и пропал, не издав при этом ни единого звука.

Тогда главный, что сидел в центре, раскрыл следующую папку, для чего потребовалось убрать с нее подстаканник.