Цветы на асфальте - Валерий Меньшиков

Алексей пока не докладывал своих догадок руководству — надо еще подумать, собрать дополнительные факты. Он не любил поспешных решений. С тем и шел на выполнение сегодняшнего задания. И вот в самый последний момент, когда и отступать некуда, подумалось, что гнездышко Гната Остаповича может оказаться не пустым. Тогда не обойтись без ошибки. А, значит, брать с собой ребят?

— Что ж, парни, будем щупать знаменитого Верти Угла. План остается прежним.

— А если вдвоем? Так надежнее.

Мгновенное колебание Короткова его помощники истолковали по-своему, и он окончательно отбросил сомнения.

— Нет, в квартиру я иду один. Массовку устраивать не будем, разговора по душам не получится. На всякий случай Сорокопят блокирует балкон. Сушко — подъезд, а ты, Сережа, укроешься во дворе, держи зрительную связь с подъездом и машиной. Постов не покидать. Если через час меня не будет, свяжитесь с отделом и действуйте по плану.

Посуровели у всех лица. Знал Алексей: каждый сейчас готов пойти вместе с ним или заменить его. Медленно, очень медленно поднимался он по щербатым бетонным ступеням. Надо немного успокоиться, да и ребятам дать время освоиться с обстановкой. Помедлил перед дверью и как-то нерешительно нажал пуговку звонка. Тренькнуло за обшарпанной дверью, а потом — заливисто, трелью. Больной и тот с постели поднимется.

«Спокойнее! — приказал он себе. — Соберись, с Осиповичем в кошки-мышки играть не будешь, скоро раскусит.

Отступил назад, и снова рука к звонку. «Трень-трень». Будто тень по глазку пробежала. Затаился кто-то бесшумно за дверью. Что ж, пускай разглядывает, изучает неведомо зачем пришедшего мужчину, у него на лице не написано, что при погонах ходит. А он-то понял — не пуста квартирка, с начинкой. Стоит кто-то за дверью, потеет в глазок. Быть разговору, как без этого...

И снова к звонку. «Трень-трень». Ничего, мы терпеливые. Капелька — она и камень точит.

— Кто? — наконец, глухо раздалось за дверью.

— А мне бы товарища Остаповича.

Так и сказал, товарища. И в этом тоже была хитринка, как и во всем намеченном разговоре.

— С какой докукой?

— Потолковать надо.

— Да кто ты такой, чтобы лясы с тобой точить?

А ведь узнал, явно узнал, а виду не подает. Встречались раньше. Приходилось. А может, время тянет, кому с ходу проигрывать охота. Если кто в квартире чужой да следочки какие, окурочки там, бутылки, — это сейчас, мигом, в укромное место. Потому и минуты длит, спектакль разыгрывает.

— Начальник уголовного розыска Коротков, уважаемый Гнат Остапович. Пора бы и признать.

— Кто вас там разберет. Ночью все кошки серые.

А ведь его голос. Глухой, сторожкий. И то ладно. Сейчас в мыслях у Остаповича путаница. Послал бы к черту непрошеного гостя, да нельзя. Представитель власти, однако. И любопытно: с чем пришел? Просто на чай напроситься или пытать о чем будет?

Ощутил Алексей левым предплечьем нагретую сталь. При себе пистолет, в легкой кобуре из тисненой кожи. Надежный спутник.

Бесшумно приоткрылась дверь. Вот он, давно не виденный Гнат Остапович, рецидивист старой закваски. Свиделись.

— А, гражданин начальник, как вас звать-величать, запамятовал. Склероз, знаете, и у вора бывает. Тоже ведь головой работать приходится. Как без этого.

Широко, обезоруживающе улыбнулся Коротков.

— Алексей Леонидович буду.

— Точно, точно. Мы ведь с вами годков пять не виделись. Вы тогда еще о трех звездочках были, уважали мундирчик по молодости, все бегом, бегом — прыти на троих хватало. Как же, надо начальникам себя в лучшем свете показать. А сейчас, поди, с майором поздравить можно?

— Капитан пока.

— Плохо растем. Вот она, жизнь, — штука неблагодарная. Не жалует начальство за усердную службу. Многих ваших «крестников» знаю, приходилось в колониях встречать. Ну, а что же мы стоим? Через порог балагурить — не бывать дружбе. А кому с начальником в ссоре жить желательно? Нет, пожалуй, таких. Проходите, будьте гостем. Плащик-то снимем?

— Сниму, Гнат Остапович.

— Ну, значит, не справка-мимолетка нужна, серьезный разговор намечается. В радость это для старика, а то один-одинешенек. Только вот с телевизором и отдыхаю, да в домино когда постучишь во дворе.

Приторно сладок Верти Угол. Что в глазах таится, не поймешь сразу. Спрятал их за прищуром бровей, разбежались по лицу морщинки — сплошная любезность. Одет в пижаму. Этакие веселые полоски: зеленая, оранжевая, голубая. И волос на голове истерло временем, блестит облысевший череп, лишь над ушами сизые завитушки. Не молодит время, никак не молодит.

Из захламленного коридора прошли в довольно просторную комнату. Повел Алексей глазами. Старинной резьбы мебель. Темные плашки, инкрустированные восково-березовой завитушной резьбой. На всем печать времени. Этакий запущенный уют. Только телевизор нов, остальное доживает свой век вместе с хозяином.

Суетно похаживает он по комнате, глаза-ледяшки по углам постреливают, хотя знает, все лишнее прибрано-припрятано, а что на виду — для того и выставлено напоказ, чтобы занозой чужому глазу. А держится отменно, не зацепишься, и суетливость вроде как от радушия. Неужели он руки к сейфу приложил?

— Вы ка креслице, креслице садитесь. Спинке мягче, голове спокойней.

Стелет словами, умасливает с неуловимой ехидцей.

Не начался еще серьезный разговор, а в мыслях, мыслях уже давно друг к другу с вопросом-ответом. Подготовочка. Изучение, как говорит ученый люд, вазомоторов, а проще, не выдаст ли кто своим лицом, поведением, дрогнувшим голосом той тайны, что глубоко в черепной коробке запрятана. Кто первый обмишурится, у того и карта битая. Вот так-то. Не хозяйское дело, а гостевое первым в игре ход делать. Не звали, сам пожаловал. Вот и начинай начальник УР свои спросы-вопросы.

— А гнездышко у вас, Гнат Степанович...

Алексей прищелкнул языком, отдавая инициативу хозяину. А слова эти — по-разному понимай. То ли мебель старинного рукоделья пришлась по вкусу, или на потайки какие намек дает.

— Не жалуюсь. От сестры-покойницы квартирка досталась. Кооперативная. Для старых костей уюта в меру,

— Так, так. А живем-можем как, если секрета нет?

— Эх, Алексей Леонидович, жизнь стариковская, какие в ней радости? На болячки свои жалобиться? Не интересно. В общем, не позавидуешь. Я ведь сколько помню себя, все в дороге. Не без вашей помощи, конечно. А вот государство пенсионом не жалует. Не трудовой элемент, мол. Хотя, сколько этими руками кряжей переворочено. Хлебушко-то, прежде чем в рот положить, еще добыть надо.

— Да, жизнь вашу в трехтомный роман не впрессуешь. Вся из интересных картинок. Гляди — не надоест. Только я, Гнат Степанович, к вам не за этим. И просьба моя очень даже прескромная.

— Рад, рад буду, если чем власти услужить смогу. Я ведь к вам всегда с пониманием. А то как. Кошку вдоль шерстки гладишь, а та довольно мурлычет.

— Ну вот и сговорились. А блажь моя такого рода. Не подарить ли вам, уважаемый Гнат Степанович, нашему управлению свой инструментик, с которым дела свои громкие вершили. А мы бы его в музей. А снизу табличку из нержавеющей стали. И слова чеканные: «Дарую за ненадобностью. Мастер — золотые руки, Гнат Остапович». Ведь приятно, когда слава твоя других тревожит.

Вспыхнули глаза Гната. Всего на миг вроде и вспыхнули, но Алексею показалось, что даже волосы над ушами Остаповича шевельнулись, и весь он съежился, увял росточком.

— Моя слава по колониям ходит. А в этом мире я человек ненужный. Пена без пива.

— И все-таки, Гнат Степанович?

— Не люблю воду в ступе толочь, начальник. Дела мои травой поросли. Нет инструмента, давно весь вышел. А искать надумал — дороги не заступаю. Ваша воля сегодня крепче моей, вам и решать.

— А куда же ему деться, Гнат Степанович? Я ради любопытства ваши дела за всю «трудовую» жизнь поднял. Любо-дорого почитать. Но вот что интересно. Один раз у вас инструмент в земле прахом-ржавчиной рассыпался, в другой — в воде утонул. Обижаете музейных посетителей, почитателей редкой кустарщины. Только доложу по секрету, водолазы в воде его не нашли, и магниты из тины не вытянули.

Напрягся Остапович, вперед подался, будто к прыжку приготовился. И Алексей, что тугая пружина. На лице улыбка и глаза со смешинкой. А сам ухом шорохи ловит, не проявит ли кто себя в туалете, да и Остаповича на привязи держать надо.

Не знал Алексей, что как раз в этот момент эксперты ЭКО, проведя сравнительные исследования последнего и одного из прежних взломов сейфов, причастие Остаповича к которому в свое время было доказано, пришли к любопытному заключению: одна и та же «балеринка» в ходу была. Знал бы — другим разговору быть. А так что, одна разведка.

— Припрятали, Гнат Степанович, инструментик, надежно сховали. А может, одарили кого, или напрокат дали?

— Я своим рукодельем не торгую. Еще вопросы будут?

Потянулись вверх брови, стягивая к вискам морщины. И такая пронзительная ненависть стыла в приоткрывшихся глазах, что Алексей невольно согнал с лица улыбку.