Корень рода - Анатолий Петухов

— Не обязательно сейчас. Но к двум часам чтоб была в конторе. А за овцами ты посмотришь.

Андрей, так и не проронивший ни слова, опять взялся за паяльник.

— Ой, да как она там жить-то будет? Хочь бы загодя сказали, так я бы пирогов напекла…

— Ну что ты, мама! Жила же я в интернате, — подала голос Ольга.

— Пироги и там будут: Гоглевы справно живут. И ничего лишнего брать с собой не надо. Одежду только: все-таки в людях жить. Да и девушка, сами понимаете…

— Одежи-то, слава богу, хватит! На люди показаться не стыдно, — с достоинством ответила мать. — У Гоглевых-то, сказывают, сын из армии пришел?

— Да, Виталий дома.

— Ну, ну!..

Хозяйка собралась было ставить самовар, но председатель, сославшись на неотложные дела, ушел.

…Виталий явился в контору с армейской точностью — ровно в час дня. Он так и пришел в военной форме, только без погон и в резиновых сапогах. Рослый, подтянутый, с живым лицом, он ничуть не походил на свою сестру, и председатель подумал: Валентина — в отца, а этот и характером, должно быть, в мать, и глаза, как у матери — карие.

Михаил Семенович плотно прикрыл дверь кабинета, усадил Виталия к столу напротив себя и без лишних разговоров спросил:

— В колхозе остаешься или на стороне местечко подыскиваешь?

— Пока в колхозе, а там — увижу, — Виталий улыбнулся, обнажив крупные белые зубы.

— Так дело не пойдет. Мне надо точно знать, на что я могу рассчитывать. Мы тебя учили, специальность дали…

— После училища я свое отработал. Полных два года.

Виталий держался свободно, смотрел прямо. Это был уже не тот бессловесный парнишка, выпускник профтехучилища, которого можно повернуть как угодно и куда угодно. Теперь он сумеет, если нужно, постоять за себя. Председатель почувствовал это сразу и сказал:

— Знаю. Потому и спрашиваю: останешься или уйдешь?

Михаил Семенович был уверен, что Виталий, которому, конечно, в подробностях известен вчерашний разговор в Медвежьей Лядине, не сможет прямо и определенно ответить на такой лобовой вопрос. И он не ошибся. Виталий заметно смешался и уже без прежней твердости сказал:

— Меня город не особо тянет. Если условия подходящие, можно и в колхозе поработать.

— Понятно. Машину просишь?

— Неплохо бы…

— Еще что?

— Сюда переехать. Всей семьей.

— А что, без отца-матери, один, жить здесь не можешь?

— Почему же? Прожить можно. Но зачем, если есть возможность переехать?

— Как раз возможности такой нет.

— Почему? — Виталий удивленно поднял черные брови и встретился взглядом с председателем. Михаил Семенович глаз не отвел.

— Нам негде разместить скот. Коров некуда поставить. Помещения нет. Понял?

— Понял, — Виталий сник.

— Договоримся так: пока отдыхай, с ружьецом поброди, а потом, этак через месяц, дадим тебе машину. Есть у нас один шофер-пьяница, давно ищу, кем бы его заменить… И на квартиру тебя здесь устроим. К какой-нибудь старушке.

Живи, работай.

— У отца здоровье плохое. Не хотелось бы мне откалываться. Все-таки два года не виделись… Да и чего в людях жить, когда свой дом есть?

— Не возражаю. Оставайся в Медвежьей Лядине. Дадим тебе нового «беларуся», а отец на лошади, сколько может, поработает. Машину туда давать нельзя: зимой дороги нет. На будущий год, если отец с матерью захотят переехать, сразу перевезем. Моему слову можешь верить.

— Я все понимаю. А вот сестра…

— Что — сестра?

— Она никак не хочет там оставаться. Надоела, говорит, такая жизнь. В лесу, без людей…

— А ты поговори с нею, объясни обстановку. Убеди ее. Подчеркиваю — только на одну зиму!

— Это не так просто — убедить, — хмуро сказал Виталий. — Она ведь права. Пятнадцатилетней стала доить коров и с тех пор нигде не бывала. Она же ничего в жизни не видела, ни-че-го!..

— Знаю, Виталий, — председатель сдвинул рыжие брови и долго смотрел на свои руки, огрубевшие, загорелые, совсем не учительские руки. — По себе знаю… — он поднял на Виталия грустные глаза. — А что делать? Рад бы я, но положение с коровами абсолютно безвыходное!.. Сегодня я посылаю к вам — вместе поедете — подменную доярку, чтобы мать у тебя могла отдохнуть. Кстати, не забудь получить ей отпускные… Потом Валентине отпуск дадим. Пожелает — в дом отдыха ее отправим. А больше… больше я ничем помочь не могу. Но зиму как-то протянуть надо. Надо!.. — он помолчал. — Ну, как решаешь? Останешься дома — на тракторе, или на машину пойдешь? Тогда уж и квартиру подыскивать будем.

— На трактор мне не хочется, — неуверенно сказал Виталий. — Лучше на машину.

— Вот и отлично!.. Между прочим, около Октябрьских мы будем заселять новый восьмиквартирный дом. Центральное отопление, водопровод, канализация… Мало ли, если к тому времени надумаешь жениться — в этот дом поселим!

— Я о женитьбе еще и не думаю! Погулять надо, — улыбнулся Виталий.

— Конечно, конечно. Я так, к слову сказал… А с Валентиной потолкуй. Ты-то хорошо понял обстановку. И она должна понять. Ради общего дела иногда приходится и себя ущемлять. А как же! Такова жизнь…

…Спустя полчаса от колхозной конторы отъехала подвода. В просторной телеге на охапке сена сидели двое — Виталий Гоглев и Ольга Крутова. Председатель помахал им с крыльца рукой и вернулся к себе в кабинет: проблема жизни в Медвежьей Лядине, по крайней мере на время, была решена.

Павла проснулась с ощущением тревоги: господи, проспала! Она вскочила, засветила лампу, но увидела пустую кровать дочери да на полу свернутый пополам постельник Ольги и лишь тут вспомнила, что на ферму и сегодня тоже не надо идти. Взглянула на будильник — пять часов. Постояла посреди избы, простоволосая, в длинной полотняной рубахе, не зная, что делать: растапливать печку и доить свою корову еще рано — эти работы по заведенному порядку она делала позднее, по возвращении с фермы. Павла погасила свет и снова легла. Но и спать не хотелось — сказывалась многолетняя привычка вставать в половине пятого…

Это был четвертый день отпуска, и Павла с благодарностью подумала о председателе: не зря учителем был — обходительный, словом не обидит, а делом всегда помочь готов; что обещал, все исполнил. За такое обхождение разве можно неприятность человеку сделать? Никак не можно! Жили одни прошлую зиму, и еще проживем, раз уж так надо. Вот только Валюшка сама не своя ходит. Приспичило ей уехать, и все тут. А, может, с Ольгой-то поработает, так и поуспокоится? Двоим-то все-таки веселее.

Очень уж по душе Павле пришлась Ольга. С виду тихонькая, стеснительная и какая-то не деревенская — светлая, таких только на картинках и рисуют, а в руках у нее все горит. На ферме дела управит, переоденется в чистенькое платьице, фартучек подвяжет и все норовит что-то делать. Пока Валька за водой сряжается, она уж у колодца — легкая на ногу! Во всем помогала: избу вымыть, половики перестирать, постельники свежей соломой набить, и одежонку, какая порвалась, починить. Давайте, говорит, картошку-то выкопаем, пока я здесь, все равно она уж больше не вырастет!