Каменный пояс, 1984 - Борис Бурлак

Она помолчала.

— Говоришь, в Дулину собираешься?

— Завтра.

— Поезжай. Председатель там уж больно хороший. Сам-то когда был жив, он приезжал к нам. Очень уж беспокойный. Захар-то, бывало, говорит ему: «Больно ты бесшабашный. Кончишься ведь так». А он смеется. И восстановил хозяйство. Теперь они же его и матерят. Я уж Светке-то, внучке своей, как-то говорю: «Ты его слушайся. Делай то, что положено». Мы-то ведь шибко слушались. Все выполняли, как скажут.

Она несколько раз заговаривала о Володе. Я старался этот разговор не поддерживать. Не бередить ей душу.

— Лидка-то пошла у нас по партийной линии. Спрашивала Захара, что он ей посоветует, когда вступала в партию. Он сказал ей тогда, что сам бы вступил, да пьяный плохой. А ведь и правда. Войну достойно прошел. Руки золотые были. А вот водочка-то подводила иногда…

— Засиделись мы, тетя Феня, с тобой. Идти мне надо.

— Может, останешься? Ночуешь? Я поблагодарил и отказался.

— А то смотри…

Штрихи биографии. Пивоварова Федосья Андриановна в 1930 году вступила в колхоз. Проработала в нем 27 лет. Награждена «Медалью материнства» и медалью «За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941—1945 гг.».

Утром, поднимаясь по лестнице райкома партии на второй этаж, я подумал о том, что в пору учебы в техникуме во время летних каникул работал на строительстве этого здания. Стало приятно.

Секретарь райкома Нелюбин Валерий Савинович встретил меня рукопожатием и доброй улыбкой. Поинтересовался моими делами.

— Значит, решили посмотреть «Зарю»?

— Давно собираюсь побывать в Дулино. Родина мамы. Да и много наслышан о Наумове.

Он снял трубку и позвонил в колхоз «Заря».

— Через полчаса за вами приедут. Желаю успехов.

Голубой «Жигуленок» шел по главной улице моего детства. Вел машину молодой симпатичный шофер Валера. Мы сидели на заднем сидении с парторгом Черноусовым Федором Яковлевичем. Коренастый. Голубоглазый. С белесыми густыми бровями. С обильной сединой в волосах. С радушной улыбкой.

Слева показалась школа, в которой я учился. Тогда все называли ее сокращенно ШКМ (школа крестьянской молодежи).

От Целинного до Дулино — три километра. Так что дорожные думы мои были краткими.

— Будете отдыхать или как?

Голос парторга вернул меня в настоящее. Мы въезжали в деревню. Пошел снег.

— С отдыха на отдых, — улыбнулся я. — Если вы не возражаете, то я лучше посмотрю отдыхая, как вы работаете.

— Это можно.

Потом мы долго сидели в его кабинете. Он занимался своими делами.

Звонил. Давал указания. Уговаривал. Объяснял. Одновременно отвечал на мои вопросы.

К обеду прояснилось. И снег быстро сошел. Было холодно и ветрено.

— Надо ехать к агрегатам, — сказал Черноусов. — Останетесь или поедете со мной?

— Поеду.

С нами главный агроном колхоза Якунин Василий Иванович. Колхозные поля начинаются сразу же за деревней. Сеятельные агрегаты стояли. Черноусов и Якунин у каждого поля выходили из машины. Разгребали вспаханную землю руками. Растирали ее в ладонях. Советовались. Наконец, Федор Яковлевич сделал заключение — можно сеять.

— Ну и погодка, — сказал агроном, и мы поехали на машинный двор, чтобы отправить к агрегатам трактористов, сеяльщиков, зернозаправщиков.

— Придется, наверное, ночами поработать. Сроки поджимают, — вслух подумал Якунин.

— Нам не привыкать, — отозвался Федор Яковлевич. — Поработаем сеяльщиками.

Агрегаты были пущены в работу. Проезжая мимо одного из них, я подумал: «Вот она, битва за хлеб». Сеяльщик был одет по-зимнему — в стеганке, в ушанке.

Весь следующий день мы с Черноусовым провели на колесах. Были неоднократно у дойного гурта, на севе, на машинном дворе. Я понял, что день у парторга не нормирован, как не нормирована вся жизнь. Я привык к нему за это короткое время. Скромному и молчаливому, спокойному и рассудительному. Родившемуся на этой земле и отдающему ей себя без остатка. Улавливал в его характере и поступках что-то близкое мне, но давно позабытое. С ним было спокойно и надежно.

— На сегодня хватит. Жена просила вскопать в огороде грядку. Говорит, что совсем отбился от дома. — Он смущенно улыбнулся.

Я посмотрел на часы. Было девять вечера.

— А что с председателем? — спросил я.

— Болеет. Не жалеет себя. А еще фронт. Тридцать лет руководит хозяйством. Всякое было. В субботу выписывается.

До субботы оставался один день.

Штрихи биографии. Черноусов Федор Яковлевич родился в 1936 году в деревне Дулино. Окончил школу шоферов. Двенадцать лет работал в колхозе шофером. Служил в милиции. С 1976 года — секретарь партийной организации колхоза «Заря». В 1979 году окончил ВПШ.

Нынче колхоз «Заря», где председательствует Наумов, — экономически крепкое хозяйство. Дела здесь ведут грамотно, с размахом. А в те далекие годы колхоз называли «дулинской развалиной».

«Те далекие годы» — это годы до освоения целины. Была тогда в колхозе одна автомашина. Имелось пять конных плугов, да кое-что еще по мелочи для конной тяги. Колхоз обслуживала МТС. Вспоминают ее старые колхозники добрым словом.

Сейчас колхоз имеет 41 трактор, 15 комбайнов, 25 автомобилей. Много другой сельскохозяйственной техники. Тридцать лет назад в колхозе работало 224 человека. Сейчас — 261. Производство мяса увеличилось за эти годы в 15 раз, молока — в 13, зерна — в 3 раза. В то время как посевные площади увеличились только вдвое и составляют 5600 гектаров.

Построена двухэтажная контора колхоза, магазин, детский сад, пятнадцать двухквартирных жилых домов. Подходит к концу растянувшееся на семь лет строительство прекрасного культурного центра стоимостью 670 тысяч рублей.

Колхозники имеют 20 личных легковых автомобилей. О мотоциклах я уж не говорю. В каждом доме есть газовая плита. Почти в каждом — холодильник и телевизор.

Идет время. Растут потребности. Появляются новые проблемы. Их у дулинцев тоже немало.

На временное жительство в Дулино Черноусов устроил меня к своей матери Евдокии Алексеевне. Живет она в старом, слегка сгорбатившемся пятистеннике с приусадебным участком.

В палисаднике ярко цвела сирень.

Знакомство было приятным.

— Сын Сани Суздалевой?! Я ведь ее хорошо знала. Тут они жили. Теперь уж избенки-то нет. Как же, хорошо знала. Песельница была.

Я слушал и перед глазами оживало материнское лицо.

— И деда твоего Ивана Емельяновича знала. Уж больно строг был. А бабушку что-то не помню. Да она и пожила-то мало.

Я попросил Евдокию Алексеевну вспомнить песни, которые пели здесь при маме. Она вспоминала с трудом (семьдесят лет не шутка). Кое-что вспомнила. Я записал. А сам подумал: «О чем я думал раньше, когда мама была жива?!»

Утро было прохладным. После ночных заморозков пожелтели цветы яблонь. По совету Евдокии Алексеевны решил походить по деревне, поспрашивать о родных. Все здесь дорого сердцу. Вышел к речке, к тому же Кочердыку. Речка-невеличка. Где воробью, где курице — по колено. Вода мутная, белесая. Сырзавод мутит. Но об этом позже… Водились в ней раньше караси золотистые. Ловились чебак и окунь. И щука. Доводилось и мне здесь рыбачить. Берега стали пологими. Поросли ивой. А может, только в детстве все кажется большим и вечным? Много воды утекло. Мало осталось.

Деревня растянулась вдоль речки. Больше по левому берегу. Гоготали гуси. Лаяли собаки. Мычал теленок на привязи. С полей доносились деловые речи тракторов. Не слышно было только вечного жаворонка. Химикаты отлучили его от этой земли. Что же будет дальше? Я закрыл глаза и слушал музыку окружающего мира. Созвучную с музыкой души и памяти.

Перешел по жердочке речку. Вышел на окраину. Улица была безлюдной. Только на скамеечке сидела старушка в старой вельветовой телогрейке. Я поздоровался. Она смотрела на меня подслеповатыми глазами и молчала. Я поздоровался громче.

— Вот теперича слышу, — сказала она.

Я присел рядом.

— Не тутошний?

— Нет, бабушка, из Челябинска. Вы давно здесь живете?

— Родилась здесь.

Я обрадовался и стал расспрашивать. О моих родных она знала не больше Евдокии Алексеевны.

— Съездил бы ты в Костыгино. Там живет сродная сестра твоей матери Мария. Слышала, что жива она.

Потом она потеряла нить разговора.

— Мать-то твоя добра девка была. Посиди-ка, сынок, подле меня. У вас в Челябинском-то глаза-то лечат?.. Да у меня ноги-те не ходят. Будешь в колхозной конторе, дак зайди, пожалуйста, к врачихе. Скажи, что ее требует бабка стара. Ты подумай-ка, два раза была, а больше не идет. На регент водили, лучше было. Где вот она теперь?