Превратности судьбы и недоразумения - Инна Зинченко

— Что случилось?

Он не ответил. Но на его лице, которое ещё не научилось скрывать свои чувства, отразилась, как в зеркале, тревога. Я принюхалась — воздух наполнился запахом моря и свежести. Ничего особенного, но мне стало страшно. Если Тирто боится, то мне уж и подавно пора начинать бояться! Только вот — чего?

— Тирто, что случилось? — Повторила я свой вопрос.

— Сейчас будет красный дождь. Надо спрятаться.

Час от часу не легче! Что это еще за красный дождь? Чем он грозит? Но в воздухе действительно чем-то неприятным запахло. Трудно даже объяснить, что это был за запах. Я бы назвала это — запахом смерти. Точно, так пахнет в доме, где находится покойник. Даже дышать стало трудно.

— Красный дождь убивает. Не сразу, но наверняка. После него люди болеют и умирают. Тело покрывается язвами и человек начинает разлагаться ещё при жизни. Красный дождь приносит ветер с моря.

Хорошее у вас море, ребята! Прямо курорт! Что это могло бы быть? Допустим, что где — то есть бактерии, которые вызывают подобные симптомы. Допустим, что где-то в море. Остров? Водоросли? Не знаю, но проверять нас себе, что такое этот красный дождь не хочу! Телом этим я особо не дорожу — не моё, но пока достучаться до скарра никак не получается, лучше бы воздержаться от таких экспериментов. Может так статься, что я вообще никогда не смогу вернуться на Землю. Что тогда? Даже думать не хочется!

По кронам застучали тяжёлые капли. Всё внутри у меня сжалось. Что-то забытое выползло из подсознания. Забытое, но кем? "Красный дождь. Споры. Растения. Давно. Метеорит". Это, наконец-то, проснулся мой скарр! Полученная информация мне мало что объяснила. Я попыталась как-то её систематизировать, получилось: "Очень давно сюда упал метеорит, который принёс неизвестные споры чего-то опасного, возможно, растений, которых раньше здесь не было".

Укрывшись за надёжными кронами лесных исполинов, я с ужасом наблюдала, как на небольших, незащищенных деревьями, участках земли образовались лужи кирпичного цвета. Они пузырились и, мне кажется, шипели на нас. Было во всем этом что-то противоестественное. Дождю полагается быть чистым и прозрачным, он должен пахнуть свежестью, а не мертвечиной. Маленький зверёк, угодивший в лужу, покрылся страшными язвами, пушистая шкурка лохмотьями сползала с него. Зверёк пронзительно закричал. В солнечном сплетении всё у меня сжалось от этого отчаянного предсмертного крика. А что было бы со мной, если бы Тирто обо всём не позаботился? Вот точно так же, как этот зверёк, сейчас бы кричала я, и моя кожа сползала бы с меня лохмотьями. Я содрогнулась от ужаса и прижалась к великану.

— А как же мы поёдём по этим лужам? — Испуганно спросила я.

— Когда кончится дождь, лужи станут серыми, можно будет спокойно идти. Надо немного подождать.

Меня мучил вопрос: а смог бы Тирто избавить свою планету от этой напасти. Но спросить его об этом я не могла. Тогда мне пришлось бы объяснять, что он из себя представляет. Сомневаюсь, что он в это поверит. А, если поверит, то, что сделает? Как ни крути, Тирто — дикарь. Дикарь с возможностями Бога. Что может быть ужасней? Или прекрасней? Теперь цивилизованные люди кажутся мне гораздо более ущербными и более порочными. Всё у них — одна видимость. Нет ни искренности, ни благородства… Ну, разве данный дикарь хуже моих продвинутых современников? Этот, по крайней мере, не ведает, что творит. Да и не делает он ничего такого ужасного. Он не устраивает войн, не загаживает свой мир, живёт в ладу с собой и с природой. Он, можно сказать, совершенен по-своему.

Глава 6

Глупые, бесполезные воспоминания, пришедшие неизвестно откуда, непонятно зачем. Города, утопающие в зелени, лёгкие и полупрозрачные. Красивые люди, но красота эта слишком холодная, чужая. Мир совершенный… Совершенный? Чересчур правильный, статичный. Но, может быть, именно так и выглядит совершенство?

В голове что-то щелкнуло, вспыхнуло, и чужие воспоминания потухли. Что это было? Можно сколько угодно ломать голову над увиденным, а что толку?

Море пахло морем. Не хватало чаек и разноцветных зонтов на пляже. Песок, белый. Крупный и чистый.

— Где же тот, кто плачет? — Спросила я. — Что-то я не слышу.

Тирто растянулся на песке и блаженно улыбался своим мыслям.

— Ещё рано. Это будет ночью.

О «штучках» я пока не решилась спросить. Надо сначала выяснить, кто плачет. Уже, осторожно ступая, тихо, как кошка, пришли в этот мир изумрудные сумерки. Скоро наступит ночь.

— Осталось немного. Скоро оно заплачет. — Шёпотом произнёс Тирто. — Это так больно слушать!

Я не верила во всё это, но не хотела разочаровывать Тирто. Кивнула и стала прислушиваться. Ничего. Лишь шорох тёмных волн и скрип белого песка. Ничего, не было даже криков чаек и шелеста листвы. Тишина, пугающая и завораживающая. В этой тишине может прятаться что угодно и кто угодно.

Вдруг я что-то услышала! Плач! Плач ребенка. Там, за большим чёрным валуном плакал ребёнок! Я вскочила, чтобы бежать к камню, но Тирто меня остановил:

— Не надо. Там ничего нет. Я проверял и не раз. Подожди. Скоро этот плач будет слышен из другого места.

Какое-то явление природы? Что-то вроде поющих песков или завывания ветра? Но нет, это самый настоящий детский плач! Может, колдовство, наваждение? В такую ночь, на берегу океана может послышаться и не такое. Вскоре плач раздался из другого места — из за чёрной скалы у самого берега.

— Я думаю, что это плачет нерождённый ребёнок. — Задумчиво произнёс Тирто.

— Тирто, нерождённый ребёнок не может плакать, потому, что его ещё нет.

Он замолчал. Что-то его тревожило

— Я часто сюда хожу. Когда-то я хотел иметь ребёнка. Но откуда он возьмётся? Какая женщина захочет от меня родить. — И, после недолгого молчания. — И какая женщина нужна мне? Я не хочу, чтобы моего ребёнка родила одна из этих! И я передумал.

Он внимательно посмотрел на меня. Холодок пробежал по спине. Только этого мне не хватало!

— И не думай даже! — Предупредила я. — Даже не думай об этом!

Я знала, что, если он этого захочет, то так всё и будет. Этот изучающий взгляд приводил меня в ужас.

— Тирто, лучше расскажи мне о «штучках». — Попыталась я перевести его мысли в другое русло. Пусть думает о чём угодно, только не обо мне!

— А ведь ты меня сейчас боишься. — Заметил он. — Зря. Я тебя не трону. Только ты ответь мне, какие мужчины тебе нравятся?

Ответ на этот вопрос я и сама не знала. Не могу в себе разобраться. Когда-то я была уверена, что люблю Софа, но почему-то я позволяла себе при этом влюбляться в других. Значит — это была не любовь. Прошло не так уж много лет, и Соф стал для меня просто другом. Даже не другом, а коллегой по работе. Между нами не осталось ничего, кроме воспоминаний и лёгкой досады.