Надежда - Север Гансовский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Из двери на веранду выглянуло загорелое лицо с рыжими бачками. Это был Майк — повар, счетовод и сторож. Раньше он выступал на ринге, но в драке ему сломали руку, и он работал теперь на ферме. Майк бросил взгляд на маленького мексиканца.
— Сейчас.
Через минуту он вышел на веранду с большой бухгалтерской книгой в руках, сел за стол и сказал:
— Этого я помню, его зовут Мачадо.
Данни спустился во двор и прислонился к веранде.
— Иди сюда! — крикнул он мексиканцу на его языке.
Мужчина сделал два шага вперед.
— Ну, в чем дело? — спросил Хьюз с веранды. — Спроси его, в чем дело, Данни.
Мексиканец начал говорить. Напряженно, не отрываясь он смотрел на Хьюза и что-то объяснял. Речь у него была со множеством шипящих, но в то же время певучая и мелодичная. Один раз маленькой рукой с жесткими загрубевшими пальцами он сделал осторожный поясняющий жест.
Когда мексиканец кончил, заговорил Данни. Он плохо знал испанский и путался, вставляя в свою речь английские слова. Данни скоро замолчал, и снова мексиканец сказал несколько слов. Выражение лица у него не изменилось, он всё время смотрел только на Хьюза.
Данни объяснил:
— Он говорит, что, когда ехали сюда, я им обещал по 100 долларов в месяц на семью. Они работали тридцать дней, а теперь вышло, что он еще 20 долларов должен.
Мексиканец протянул руку с раскрытой ладонью. Потом приложил ее к сердцу.
— Он спрашивает, где же деньги. Говорит, что есть нечего.
— Ага, — сказал Майк с веранды. — Я нашел его в книге. У него мальчишка болел лихорадкой и кто-нибудь из семьи всё время с ним оставался. Потом мы еще брали за лекарство.
Данни перевел. Мексиканец ответил ему несколькими фразами.
— Он считает, что не могли с него вычесть так много.
— Ну, в чем дело? — сказал Хьюз. — Сейчас мы посчитаем. — Он сам начал объяснять мексиканцу. Тот слушал, не отрывая взгляда от красного лица хозяина. — У вас было трое работников. За тебя полтора доллара в день, жена и дочь — доллар. За детей, наверное, 50 центов… Как мы за детей, Майк?
— Полдоллара за пару.
— Ну вот, — продолжал Хьюз. — Вы работали 31 день и еще один день до обеда. — Он показал на красных толстых пальцах. — Тридцать один, понимаешь?
Мексиканец кивнул.
— Всего получается около 100 долларов.
Мексиканец опять кивнул.
— Ну, теперь начинаем высчитывать. За жилье 25 долларов. Переведи ему, Данни.
Данни перевел. Мексиканец что-то сказал ему.
— Он говорит, — пояснил Данни, — что их поместили в старом сарае. Там- даже одной стены не было.
— Наплевать. — Хьюз сплюнул. — Мой сарай. Сколько хочу, столько и беру. Всё по закону.
Мексиканец, очевидно, знал слово «закон». Он печально кивнул, Хьюз перечислил другие вычеты: за столовую, инструменты, штрафы за невыход на работу.
Данни переводил.
— Ты объясни, что всё по закону, — сказал Хьюз. — Он должен 20 долларов. За один день невыхода на работу я высчитываю заработок за три дня. Так что теперь он должен будет отработать в саду.
Данни уже надоело переводить.
— Всё равно он ни черта не понимает. Видишь, стоит как пень. Давай лучше выпьем.
Маленький мексиканец глядел на Хьюза. Каждый раз при слове «закон» он печально кивал. Когда Данни кончил, он снова протянул руку и сказал несколько слов.
— Он говорит, что всё понял, — перевел Данни. — Просит 15 долларов, как вое получили. Он доберется до города и будет там искать работу.
— Вот осел! — злобно сказал Хьюз. Ему это тоже надоело. — Скажи ему, что он никуда не уйдет, будет отрабатывать здесь, в саду.
Данни перевел. Мексиканец задумался. Он смотрел в землю, потом поднял голову.
— Он говорит, что уйдет, — сказал Данни. — Не будет работать. Говорит, что, когда начнутся дожди, им отсюда не выбраться.
— Уйдет, — Хьюз присвистнул. — Эй, Майк, покажи-ка ему, что у нас бывает с теми, кто уходит, не расплатившись.
Майк поднялся из-за стола. Он был голый до пояса. Лицо и шея у него были красные от загара. Грудь и плечи — белые, жирные и покрытые рыжеватыми волосами. Поигрывая огромными бицепсами, Майк спустился во двор и подошел к мексиканцу. Он был на треть выше мексиканца и вдвое шире его в плечах. Девушка позади сжала руки и шагнула к матери. Женщина переступила на месте и отбросила черную прядь жестких волос со лба. Ее суровое худое лицо не изменило выражения. Мальчишки держались за юбку матери, испуганно поблескивая черными круглыми глазами.
Шофер и двое рабочих, нагружавших машину возле ворот, прекратили работу. Шофер сел на подножку кабинки, оба грузчика подошли поближе и остановились на середине двора. Один из них, сутуловатый пожилой мужчина, сунул в рот порцию жевательного табаку. Другой, мальчишка лет четырнадцати, рыжеволосый и веснушчатый, скрестил на груди руки. Данни хихикнул. Мексиканец без страха, печально посмотрел на Майка.
— Не хочешь работать? — Майк схватил его за выгоревшую на груди рубаху.
Мексиканец быстрым движением отступил, в руке у него тускло блеснул кривой садовый нож. Но Майк был настороже. Он уже привык объясняться с кочующими рабочими. В воздухе мелькнула толстая белая рука — и маленький мексиканец, отлетев на два шага, упал на землю. Его шляпа покатилась в сторону. Нож выпал из руки.
Девушка рванулась было к нему, но женщина остановила ее властным окриком. Обе они застыли, как будто окаменев. Сутуловатый рабочий сплюнул на землю жвачку.
Мексиканец медленно поднялся. Удар пришелся ему по челюсти. Фигуры Майка и Хьюза кружились и расплывались у него перед глазами.
— Дать ему еще одну плюху? — лениво спросил Майк, полуобернувшись к Хьюзу.
— Пока хватит, — ответил тот. — Он уже познакомился. Скажи ему, — обратился он к Данни, — что если он завтра не выйдет на работу, мы ему все кости переломаем.
Мексиканец медленно, осторожными движениями стряхивал пыль с желтой от солнца рубахи и заплатанных брюк. Вербовщик сказал ему несколько слов по-испански.
Неожиданно рыжеволосый мальчик сделал несколько легких и быстрых шагов, поднял шляпу, стряхнул с нее пыль и протянул мексиканцу. Тот поднял голову. В темных глазах у него плясали огоньки далеко запрятанной ненависти. Он посмотрел на веснушчатые худые щеки мальчика, на его рыжеватые волосы и покачал головой.
Мальчик продолжал стоять, держа шляпу в вытянутой руке-
— Гринго, — сказал мексиканец. — Гринго. — Он сказал еще несколько слов по-испански, всё так же, с ненавистью глядя на мальчика. Затем показал рукой на шляпу и на пыльную землю у ног мальчика..
Тот не понял.
— Не хочет брать от тебя шляпы, Архи, — сказал сутуловатый рабочий. — Не возьмет, потому что ты «гринго».
— А… — сказал мальчик. Он покраснел и вопросительно посмотрел на девушку. Та украдкой бросила на небо предостерегающий взгляд и отвернулась. Мальчик осторожно положил шляпу на землю и отошел.
Мексиканец, пошатываясь, подобрал шляпу и рукавом осторожно обтер потрепанные поля.
— Ну и дела, — хихикнул Данни. — Просто цирк.
Мексиканец бросил своей жене одно слово. Женщина, девушка и мальчики повернулись и медленно пошли к воротам. Мексиканец зашагал за ними. Его рубаха на спине, возле лопатки, была покрыта пылью.
— Хорошо работаешь, — сказал Хьюз Майку и похлопал конторщика по жирному белому плечу. Они были почти одного роста, только хозяин фермы казался немного плотнее. И лицо у него было краснее, чем у Майка.
— Скажи ему, — сказал Хьюз, поворачиваясь к Данни, — что, если он попробует убежать, мы его поймаем.
Данни крикнул несколько слов мексиканцу. Тот не оглянулся. Женщина, не останавливаясь, стряхнула пыль с его спины. Они вышли из ворот и свернули на тропинку, которая вела к сараям, где жили сезонники.
Мальчик и рабочий продолжали стоять, глядя на Хьюза и Майка.
— В чем дело? — сказал Хьюз. — Представление окончилось. Поторапливайтесь с погрузкой.
— Пиявка! — неожиданно сказал мальчик.
— Что? — недоуменно спросил Хьюз.
— Ты пиявка, — объяснил мальчик. — Большая жирная пиявка, напившаяся крови.
— Потише, — сказал Хьюз. — Особенно не расходись..
— Я и не расхожусь, я тебе просто объясняю, что ты такое… Большая пиявка! Когда-нибудь ты лопнешь. Насосешься крови, вдруг кто-нибудь тебя прижмет, а ты… бах! И лопнул. Вот красота будет!
— Никакой красоты, — сказал сутулый рабочий. — Одна вонь только. Пойдем. — Он обнял мальчика за плечи.
Хьюз посмотрел им вслед:
— Ладно, ладно. Я вам это при расчете припомню. — И добавил, повернувшись к Данни. — Я всегда мексиканцам плачу меньше, чем нашей швали.
— Правильно, — одобрил тот. — Вот пусть какой-нибудь из наших «красных» сунется к этому мексиканцу. Тот его так пугнет… Он ни с одним американцем разговаривать не станет.