Последний грех - Алексей Котрунцев

Жене Ковалев ничего не сказал. Будто и не слышал слов Хрома. Только веры ей не стало, да еще пить опять начал.

Когда Максимке исполнилось пять, все уже было по-другому: страна развалилась, магазины опустели, заводы остановились. Жизнь покатилась под уклон. Ранее судимого и уволенного с предыдущего места за пьянку, Ковалева брать никуда не хотели. Катюха же, получая копейки, терпеть пьянство мужа — терпела, но с трудом великим. Да и рукоприкладство мужское часто переполняло чашу этого терпения. Уже не раз Володькин язык, едва шевелясь от выпитого, выдавал хлесткие упреки: «Пацан-то на меня не похож. Ты, сука и лярва, нагуляла его втихаря, квартиру на моем горбу получила и теперь чего-то от меня еще хочешь». После этого, случалось, Катюха получала жесткую оплеуху и, либо летела кубарем по полу, либо хватала все, что под руку попадется, и пыталась отбиваться. В последний раз под руку попался кухонный нож. Один мах и, схватившись за грудь, Ковалев плавно осел по стенке. Испугавшись, она выдернула лезвие и суетливо запричитала.

— Вовка! Вовка, ты что?!

Вовка, открыв рот, как рыба, хватал душный воздух, глотал его, но сказать ничего не мог. Глаза его стали стекленеть, дышать получалось через раз а, через несколько минут домашний тиран испустил дух. Катя закричала, выронила нож и навзрыд зарыдала над своей жертвой.

Всего этого Максим, к счастью, не видел. Проснувшись, он обнаружил, что в их квартире ходят незнакомые люди в серых мундирах и белых халатах. Потом, накрыв простыней, на носилках унесли отца, а следом увели и мать. Он заплакал и рванулся к ней, но чужая женщина в форме схватила его за руку и, прижав к себе, погладила по голове.

— Не плачь. Не надо. Мама скоро вернется.

Глава 5

… Середина 90-х.

Георгий крутил баранку, вписывая каблучок в знакомые повороты, и прикидывал барыш: «При хорошем раскладе оборванцы потянут на триста, а, если повезет — пятьсот американских рубликов. За каждого! Это при хорошем раскладе. При плохом.… Эх!» Георгий вздохнул: «О плохом лучше сейчас не думать». Но сомнения не отступали, упрямо лезли к нему в душу.

Пацаны были дикие, грязные, а самое главное — порядком избитые. Кровавые подтеки под носом, гематомы на ребрах — отметины существенно снижали ценник. А то и вообще, могли свести на нет. Рисковый, ведь, товар. От побоев беспризорники могли склеить ласты прямо в фургоне. Тогда не только денег, свободы можно не увидеть. Прецеденты уже были…

Восемь месяцев назад, когда Туфченко только присматривался к этому бизнесу, жизнь показала ему свою изнанку. У палатки, где он выгружал товар, к нему подошел подросток. Лет тринадцать, не больше.

— Дядь, дай пожрать что-нибудь.

Георгий, опустив ящик, остановился. Пацан, хоть и попрошайничал, но презентабельный вид до конца не утратил. Одежда его была грязной, но не рванной, а модные лейблы говорили, что и не дешевой. Юнец слегка прикрыл глаза и, покачиваясь, какой-то уж очень медленной речью вновь попросил: «Дядь, по-жа-луйста… есть хочу, не могу. Дай что-нибудь». Туфченко раздраженно отрезал: «Ты что не видишь — занят я?! Да и что я тебе дам — сырую картошку?! Иди отсюда!»

Но подросток не уходил, напротив — стоял и даже начал улыбаться.

— Дядь, ты… не о-ри. Я ж не за про-сто так.

Туфченко опять остановился. Молчал, переваривая услышанное: «Что не за просто так?! Или он?! Ну, конечно. Как я сразу не допер… того… на панели, наверное?! А что еще? Лыбится, готовый за жратву прямо здесь за щеку взять. А если его к Карпычу, а?! И бабки заработаю и, пацана голодным не оставлю. Это мысль!» Георгий даже ругнул себя — как он сразу об этом не подумал?! Да и Карпыч прямым текстом ему тогда сказал: «Увидишь на улице подходящего оборванца — вези ко мне, деньгами не обижу». А здесь все, как по заказу: смазливый, голодный и согласный на все.

— Сейчас погоди, — Туфченко фальшиво улыбнулся. — Разгружусь, найду что-нибудь перекусить. Только ты не уходи.

— Ага.

Уходить пацан и не думал — стоял, как вкопанный. Георгию показалось, что даже заснул. Выглядело это комично. Притулившись к фургону, попрошайка, будто подвис: опустил голову, прикрыл веки и несильно покачивался. Туфченко хлопнул его по плечу.

— Эй, ты чего? Давай залезай.

— А?! Что?! — Подросток вздрогнул, открыл глаза и непонимающе уставился на мужчину.

— Залезай в фургон, говорю, отвезу тебя в одно место. Там и пожрешь.

— Зачем?!

Вопросы были нелепы. Попрошайка, казалось, уже и забыл, о чем просил пять минут назад. Зато Георгий помнил все. Он резко толкнул пацана в фургон и, тот, перевалившись, кулем упал на днище. Пнув распластанные ноги, украинец быстро закрыл за ним дверь, сел за руль и прислушался. За стенкой никто не бунтовал, все было тихо. Он завел двигатель, тронулся, а через два часа уже подъезжал к нужному дому.

Зачем Карпычу нужны были беспризорники, Туфченко догадывался. Но разбираться в деталях и, как следствие, в собственных мыслях не хотел. Противно было. Хотя о морали Георгий теперь старался не думать. С моралью в Москве было не выжить. И все же понимал, пацаны приносили Карпычу деньги. Как?! Туфченко не спрашивал. Да и Карпыч все равно ничего не сказал бы, просто послал подальше. Еще у Карпыча и его приюта был Хозяин. Человек, которого Георгий видел нечасто и почти не разговаривал с ним. Но, даже будучи едва знакомым — инстинктивно побаивался. Впрочем, положительнее моменты в частном приюте Георгий тоже видел. Он почти убедил себя, что привезенным оборвышам там будет куда лучше, чем на улице. Тем и парировал укоры собственной совести, порой просыпавшейся в нем. Стандартный лозунг братвы «Не мы — такие, жизнь — такая» украинец перенял на все сто. Правда, совесть, иногда взбудораженная водкой, опять оживала и уже не спрашивала — бунтовала: «Что же ты творишь, гад такой?! А если бы это был твой сын — так бы поступил?!». Но вместо ответа Георгий шел в ларек, покупал новую полулитру и глушил его из горла. Как ни странно, помогало.

Поселок, куда направлялся его старый каблучок, являл собой камешек из многих, рассыпанных чьей-то рукой, у Москвы — огромного валуна. Поселок был сер, скучен и невзрачен. Большинство жителей его, как и большинство жителей Подмосковья, каждое утро торопилось на станцию, сесть на электричку и уехать в Москву. Где, в свою очередь, убить весь день на работе, а на ночь вернуться обратно. И так день за днем, превращая собственную жизнь в замкнутый цикл: Москва-вокзал-дом, дом — вокзал-Москва. По-другому не получалось.

Коттеджей в поселке еще не было. Да что там коттеджей — асфальта, и того полноценного не имелось. Короткие куски полотна, закатанные еще в советские времена, перемежались с бесконечными метрами разухабистой колеи. И с каждым годом колея отвоевывала у асфальта новые и новые метры. Забытый Богом и риэлтерами, поселок являл собой кусок провинции в удобной близости от столицы. Это потом Москва дотянет до него свои щупальца, а в начале 90-х здесь была тишина.

Поначалу Туфченко привозил сюда только овощи: картошку, капусту, морковь. Ораву питомцев из приюта надо было чем-то кормить. Потом список поставок расширился. Немного, на один пункт. И первым из этого пункта должен был стать «сонный» попрошайка.

Дождавшись выхода Карпыча из дома, Георгий открыл перед ним фургон. Толстяк непонимающе уставился внутрь.

— И что там?!

Распластавшись, попрошайка лежал на спине и признаков жизни не подавал.

— Сейчас. Спит просто.

Улыбнувшись, Туфченко легко пнул пацана в пятку. Реакции не последовало. Карпыч взял детскую лодыжку и напрягся, конечность уже окоченела.

— Ебаный в рот! Ты что привез?!

От привезенного к нему жмурика усатый получатель был вне себя. Выпучив глаза, он махал руками, шипел (кричать было нельзя, не дай бог, кто услышит) и сводил все эмоции к логичному выводу: «Мой дом — не морг для наркоманов». То, что пацан умер от передозировки, опытный в этом деле, Карпыч определил сразу. Задравшаяся по локоть куртка обнажила на руке дорожку — признак героинового стажа. Он ткнул в нее пальцем и прорычал.

— Что, блядь, ослеп?! Кого привез?! Теперь вези его куда хочешь! Можешь, прямо к ментам. Только потом, дорогу сюда забудь!

Георгий, конечно, и сам понял, что облажался. Причем, серьезно и непростительно. Не сказав ни слова, захлопнул фургон, сел за баранку и поехал прочь. Куда?! Теперь это была его проблема.

Мертвого мальчишку он оставил в лесополосе. Только сначала достал лопату и вырыл неглубокую яму. После — самого пассажира и, положив его лицом вниз, быстро закидал землей. Жмурик теперь был не опасен. Ни для кого.

«Вот черт! Хотя, с кем не бывает, — рассуждал про себя Туфченко. — Первый блин, как говорится, всегда комом».

Сегодня все было по-другому. Оборвыши находились в адеквате, а то, что немного побитые — так это поправимо. Не помидоры, не загниют. Да и на нариков они не похожи. Рвануть барсетку у бандюка?! Нет, наркоманы на такое не способны. А этот рванул, только вот убежать не смог, мощи не хватило. Нет-нет, пацаны — то, что надо.