Пароль «Dum spiro…» - Евгений Березняк

— Товарищ Дементьев! Георгий Гаврилович!

Он или не он? Грезил этой встречей. Столько раз видел ее во сне и наяву, а тут растерялся. Но Георгий Гаврилович, похудевший, помолодевший, скинувший с плеч добрый десяток лет, уже шел ко мне:

— Здравствуй, Евгений. Какими судьбами? Что в Петропавловке? После митинга ко мне, в обком. Не забыл дорогу?

Вечером я сидел в кабинете первого секретаря Днепропетровского обкома партии. Это по рекомендации Георгия Гавриловича обком оставил меня в тылу врага. Перед ним я и должен был отчитаться за проделанную работу.

Звонили телефоны, хлопали двери. Заглядывали знакомые и незнакомые люди, сотрудники обкома. Наш разговор продолжался. Георгия Гавриловича интересовало все: на кого опирался в пропагандистской работе, почему потерял связь с подпольным обкомом, каковы методы и приемы гитлеровской пропаганды.

Я рассказал о том, как пытался связаться с партизанами, с фронтом, о своей работе в немецкой фирме «Украйнель».

…Как-то просматривая объявления на бирже, я узнал, что немецкой фирме «Украйнель» требуются грузчики. Заместитель шефа фирмы Роммель с вечно недовольным лицом, чем-то очень напоминающим кочан кислой капусты, отказал мне. При этом не без издевки заметил: «Их глауб нихт дас фон лерер айн эхтер трегер вирт». (Я не верю, что из учителя выйдет хороший грузчик). Но не прошло и недели после разговора с Роммелем, как я уже работал в фирме. И не грузчиком, а… счетоводом в отделе картотеки. Помогла одна знакомая — Лида, сотрудница фирмы. Она знала, с кем и как поговорить, где и чем подмазать. Вместе с переводчицей Инной Лида составила мне протекцию, и я стал винтиком хорошо налаженной коммерческой машины. «Украйнель» оказался одним из филиалов крупной немецкой фирмы, которая занималась сбытом нефтепродуктов. Выкачивая нефть из румынских промыслов «Плоэшты», фирма поставляла вермахту на восточный фронт бензин, обычный и авиационный, керосин, машинное масло, солярку и прочее. Ее центральное правление находилось в Лемберге (Львове).

— Исполнительность и аккуратность, аккуратность и исполнительность — вот что требуется от вас, — часто наставлял нас шеф Мюллер.

Меня он вскоре даже начал ставить в пример.

— Учитесь, господа: почти немецкая исполнительность и немецкая аккуратность.

Я действительно «старался», особенно при обработке накладных на горючее для вермахта. Выписки из накладных хранил в надежном тайничке на своей «немецкой» квартире.

Вот эти-то выписки с номерами частей, с указанной сортностью бензина — единственное наследство, которое мне досталось от «Украйнель» — я показал Георгию Гавриловичу. Он задумался.

— Твой «Украйнель», надо полагать, кое-кого из наших товарищей заинтересует. Готовь подробный отчет. И приступай к новым обязанностям. Жидковато у нас с кадрами. А у тебя опыт, область знаешь. С этой минуты ты наш работник — инструктор обкома.

Я встал. Георгий Гаврилович осмотрел меня с ног до головы. На мне рваная рубаха, потрепанный пиджак — вид никудышный.

— Просьбы, пожелания есть?

Я промолчал. Секретарь улыбнулся:

— Что без амбиции — это хорошо, а без амуниции — плохо.

Вызвал адъютанта. Час спустя я получил бушлат, китель офицерский, белье, сапоги и — что не менее важно — талон на питание в обкомовской столовой.

Проработал инструктором три месяца. Занимался информацией, ездил по освобожденным районам области. Вместе с заведующим партийно-организационным отделом В. Г. Общиным подготовил доклад о злодеяниях немецко-фашистских оккупантов на Днепропетровщине. Дел хватало. И уже далеким, недобрым сном казались мне служба в «Украйнель» и шеф Мюллер.

Вскоре мной заинтересовались двое в штатском. Один представился капитаном, другой — полковником.

Оказалось, моя папка с выписками накладных перекочевала из обкома в штаб 3-го Украинского фронта.

Мои посетители расспрашивали, как мне удалось легализироваться. Сообщили, что содержимое папки самым тщательным образом изучается, анализируется. Полезная папочка.

Визитов было несколько. Однажды спросили:

— А вы бы не хотели поработать во Львове?

— Но ведь Львов оккупирован.

— Вот именно. Мы и предлагаем вам работу в оккупированном Львове. Одним словом, командировку в тыл врага можно продлить. Западные районы знаете, с противником за одним столом сидели. Вам и карты в руки.

— Я многого не умею…

— Знаем. Научим.

В конце декабря я выехал в Москву. Как было сказано моим товарищам по работе, родным, «в длительную служебную командировку». Только Георгию Гавриловичу был известен конечный пункт ее — школа разведчиков.

Я пришел к нему проститься.

— Хотели мы тебя, Евгений, в дипломаты. Была заявка, собирались на учебу направить. Да, видно, у тебя на роду другая служба написана…

Новый год застал меня в пути. Мела поземка. Наш поезд то подолгу простаивал на затемненных полустанках, то «проскакивал» станции, оставляя за собой клубы дыма, снежную пыль.

Я ехал навстречу новой, пока еще неведомой мне жизни.

ТОВАРИЩ МИХАЛ

Однако возвратимся в Санку…

На этот раз Валерия пришла не сама.

Средних лет, несколько флегматичный мужчина с густой копной волос крепко пожал мне руку:

— Товарищ Михал, точнее Юзеф Зайонц — комендант боевого округа Армии Людовой.

Поинтересовался, своевременно ли приходят сообщения из Кракова.

— Dum spiro — это хорошо придумано. Простите, посты выставлены?

В наших условиях — это был не праздный вопрос. Мы, однако, все предусмотрели. На огороде Врубли всей семьей копали картошку. В лесу с утра «собирали грибы» телохранители Ольги — Метек и Казек. Если что — закукуют кукушкой.

Гость неплохо говорил по-русски. Я сказал ему об этом. Товарищ Михал улыбнулся:

— Язык Ленина для коммуниста любой нации — родной язык. Ну, а мне, капитан Михайлов, просто повезло. Жил одно время в Советском Союзе. Работал на шахтах в Донбассе. — И с гордостью добавил: — Шахтер я, стахановец.

Я в общих чертах познакомил наших польских друзей с задачей командования. Подчеркнул:

— Центр проявляет особый интерес к дислокации штабов, узлов связи, аэродромов. И прежде всего — к оборонительным сооружениям в районе Кракова.

Почти дословно передал слова Павлова: «Советское командование полно решимости любой ценой сохранить древнюю столицу Польши и очень надеется на помощь местных патриотических сил».

Перешли к конкретным вопросам.

Первоначальный план наш трещал по швам. Нечего было и думать о моей легализации в Кракове. Мои снимки, приметы и отпечатки пальцев, надо полагать, уже разосланы в местные отделения гестапо. Беспокоила и радиоквартира у Врублей. Рацию могут засечь, а может, уже засекли: слишком долго сидим на одном месте. Я поделился своими опасениями, планами перебазировки.

— Решение своевременное и правильное, — поддержал Зайонц. — Мы поможем вам, капитан Михайлов, перебазироваться вместе с радисткой в один из наших партизанских отрядов. Оттуда и будете руководить группой. Алексея устроим в Кракове. Есть у меня на примете один очень надежный товарищ — Юзеф Прысак. Кличка — Музыкант. Он у нас скрипач. С ним и работать Алексею.

Все становилось на свои места. Радисткой останется Ольга. К ее «почерку» в Центре привыкли. У Грозы все шансы легализироваться в Кракове. Груше вряд ли удастся найти свою рацию, а документы у нее надежные. Зайонц согласно кивнул головой:

— Груше, пожалуй, лучше заняться сбором разведданных. В Кракове теперь много женщин с Востока. Затеряться нетрудно. Мы подберем ей что-то подходящее.

Осталось решить последнее: как связаться с партизанами? На следующее утро Гроза в сопровождении Метека отправился в Бескиды — в польский партизанский отряд, который должен был стать и нашей базой. Вскоре связной из Кракова принес первое донесение Груши. Михал сдержал свое слово. Анка устроилась горничной на улице Рынковой, 10, у мадам Гофф — супруги вице-прокурора Кракова. Готовила обеды, стирала, убирала комнаты. Очень старалась. К Гоффу частенько приходили видные гитлеровские чиновники, офицеры вермахта. Многим из них нравилась аккуратная, хорошенькая горничная, с приветливой улыбкой, в накрахмаленном фартуке. При ней не стеснялись, говорили обо всем. Гости любили плотно и вкусно покушать. И Груша чуть не каждое утро отправлялась с большой корзиной на базар. Шла не спеша, с достоинством, как и подобает горничной дома такого влиятельного лица. Цепкие глаза разведчицы привычно отмечали: мотоколонна численностью до полка. Знаки: ромб и квадрат.

…К концу недели возвратился с Бескид Алексей. Деловую часть рапорта свел к одному слову: ждут. Потом со свойственным ему темпераментом начал описывать Бескиды.