Как Трисон стал полицейским, или Правила добрых дел - Михаил Самарский

После этого сражения фашисты словно обезумели, они начали расстреливать даже сельских собак, находившихся на привязи. Лишь одна овчарка в полусознательном состоянии смогла доползти до одной из хат и упала у двери. Четвероногого воина приютили, выходили, а по ошейнику узнали, что это был пограничный пес специальной школы служебного собаководства капитана М.Е. Козлова.

После того как немцы собрали с поля боя своих погибших (по воспоминаниям жителей села), они разрешили похоронить советских пограничников. Всех советских воинов собрали в центре поля и похоронили вместе со своими верными четвероногими помощниками, а тайну захоронения спрятали на долгие годы…

Исследователь того памятного боя Александр Фука говорит, что память о героизме пограничников и их помощников среди жителей села была настолько велика, что, несмотря на присутствие немецкой оккупационной администрации и отряда полицаев, сельские пацаны с гордостью носили зеленые фуражки погибших. А хоронившие пограничников местные жители, прячась от фашистов, выдирали из красноармейских книжек и офицерских удостоверений фотографии погибших, чтобы потом отправить их для опознания (хранить такие документы было смертельной опасно, поэтому установить фамилии героев не удалось).

Запланированная триумфальная встреча Гитлера и Муссолини состоялась только восемнадцатого августа, да и то не в Киеве, а там, у села Легедзино, где держали неравный бой советские пограничники. Лишь в 1955-м жители Легедзино смогли собрать останки почти всех пятисот пограничников и перенести их к сельской школе, возле которой теперь находится братская могила. На окраине села, там, где проходил единственный в мире рукопашный бой людей и собак с фашистами, 9 мая 2003-го на добровольные пожертвования ветеранов Великой Отечественной, пограничных войск и кинологов был установлен единственный в мире памятник человеку с ружьем и его верному другу – собаке.

Такого памятника больше нет нигде. Надпись на памятнике гласит: «Остановись и поклонись. Тут в июле 1941 года поднялись в последнюю атаку на врага советские воины. Пятьсот пограничников и сто пятьдесят их служебных собак полегли смертью храбрых в том бою. Они остались навсегда верными присяге, родной земле».

Сегодня известны лица лишь двух погибших пограничников: лейтенанта и старшины, но кто они, их имена, фамилии, где их родные, так и неизвестно.

Война всегда несет горе. Как хочется, чтобы люди научились решать свои споры и конфликты без стрельбы. Пока, к сожалению, это не всегда удается. Но есть надежда, что человечество, в конце концов, поумнеет и перестанет бряцать оружием. Зачем все это? Не лучше ли жить всем в мире и согласии? Как говорил мой Иван Савельевич, худой мир лучше хорошей ссоры.

Глава 11

Я всегда внимательно смотрю телевизор, когда идет передача или фильм о войне. Такие истории важны и познавательны, потому что на войне всегда раскрывается человеческий характер. Тихий, скромный, интеллигентный человек может неожиданно стать героем и дать такой отпор врагу, что тот от неожиданности поднимет руки вверх и сдастся грозному противнику. И наоборот, бахвалящийся хвастун вдруг струсит и задрожит весь от страха. Хотя, как говорил мой инструктор, не испытывают страха только дураки. Любой человек и боится, и пугается, и плачет… Другое дело – как себя вести при этом. Один боится и все равно идет вперед, другой делает вид, что смел и отважен, а сам с места сдвинуться не может. Иными словами, не все так просто с мужеством, отвагой, героизмом. Все это должно быть в сердце человека, а не на словах.

Встреча с Андреем Максимовичем оказалась горячей и радостной. Он встретил меня как очень близкого родственника.

– Ну что, собакевич, скучал по мне? – гладя меня по голове, спросил подопечный.

– Ав-ав! – отвечаю.

«Хотя скучать сильно мне тут и не дали. То салон красоты учреждали с Катькой, то по трамваям рыскал…»

– Жаль, что с тобой в больницу не пускают, – вздохнул Андрей Максимович, – так бы жил со мной в палате.

«Жить-то жил бы, да хорошего в том тоже мало. Ну что бы я там делал? Валялся бы целыми днями на прикроватном коврике. Скукотища страшная…»

– Как там моя внучка? – спросил Андрей Максимович. Он так спрашивал, словно ожидал, что я в ответ начну ему рассказывать.

«Внучка твоя, – отвечаю я мысленно, – покоя никому не дает. Наверное, когда вырастет, тоже в полицию пойдет работать, да еще и бо-о-о-льшим начальником станет. Философ твоя внучка…»

– Эх, Трисонушка, как мне эта тьма кромешная надоела, – пожаловался Андрей Максимович, – так хочется хоть разочек взглянуть на своих Розку, Максима, Катерину… Да не судьба. Хорошо хоть голоса слышу, а то ведь и бывает, что… А ты знаешь, почему человек называется человеком?

– У-у! – отвечаю.

«А действительно, почему?»

– Хочешь, расскажу?

– Ав! – говорю.

– Ну, тогда слушай. Это мне в больнице один старик рассказал. Вот уж и впрямь, век живи, век учись. В общем, история такова. Когда-то давным-давно Бог распределял сроки жизни на земле. Человеку дал двадцать пять лет. Идет человек грустный такой, навстречу ему бык весь в слезах. «Чего ты плачешь, бык?», – спрашивает человек. «Да как же мне не плакать, – отвечает бык, – Бог дал мне пятьдесят лет жизни, а что это за жизнь? Пятьдесят лет в ярме!» «Послушай, – предложил человек, – а отдай мне половину!» «Да бери, – отвечает бык, – мне не жалко!» Идет человек дальше, навстречу ему собака. Та же история. Взял он и у собаки двадцать пять лет. Потом ему встретилась обезьяна, у той тоже выпросил четверть века. Приходит к Богу, говорит: «Господи! Вот животные отдали мне свои годы, можно я буду жить сто лет?» Бог говорит: «Нет проблем, живи, нарекаю тебя Чело-Век!» И начал человек жить. Первые двадцать пять лет жил человеческой жизнью. Потом пришла пора пожить жизнью бычьей. Женился, нарожал детей и давай пахать, да так, что не заметил, как пролетели еще двадцать пять лет жизни. Дети выросли, наставления отца их уже не интересуют, жизнь настала собачья. Ходит человек – на всех гав да гав, так и прогавкал еще двадцать пять лет. Под конец собачьей жизни оглох, ослеп, сидит себе, как обезьяна, рожи корчит, да век свой доживает… Вот как наша жизнь делится, – рассмеялся Андрей Максимович, – конечно, это шутка, но в каждой шутке есть доля правды.

«Шутки шутками, но про собаку мне не понравилось. Ну, вот я же просто так не гавкаю на кого попало. Ни на детей, ни на взрослых. Зачем во все отрицательные примеры собак приплетать? Что за привычка? Да ладно, спишем на некомпетентность шутника…»

А еще Андрей Максимович рассказал мне, как его там лечили, какие процедуры он проходил, как ему капельницы ставили. Наверное, он думал, что мне это жутко интересно. А что делать? Интересно или нет, а слушай, когда человек тебе что-то рассказывает. А вот следующий рассказ понравился. Андрей Максимович язвительно вспоминал, как его раньше специалисты убеждали, что в этом возрасте он не научится читать книги шрифтом Брайля, дескать, уже поздно, подушечки пальцев огрубели и т. д. А ведь ошиблись, получается… Кроме того, Андрей Максимович осваивает и компьютер, и программу экранного доступа. Говорит, а сам смеется, дескать, каким он стал крутым.

Ну а теперь мой обещанный рассказ о том, как мы подрались с Сименсом. Пока я гостил у Вильдановых, наш доморощенный «Симеон» совсем тут совесть потерял.

Раньше я ничего такого не замечал. А тут, как ни приду с прогулки, возле моей чашки с питьевой водой постоянно набрызгано. Спрашиваю у кота:

– Послушай, дружище, это не ты тут у меня водицу попиваешь?

– Делать мне нечего, – фыркнул Сименс, – у меня ведь своя миска с водой есть. Зачем мне из собачьей пить? Еще гавкать начну.

– Шутник ты наш, – говорю я ехидно. – Лучше гавкать, чем всю жизнь мяукать.

– Каждому свое, – язвительно ответил кот.

Словом, обменялись мы колкостями и разошлись. А на следующий день все повторилось. Возвращаюсь с прогулки, снова вокруг моей миски с водой набрызгано. Это меня уже разозлило не на шутку. Ну, думаю, все равно выслежу того, кто мне тут устраивает беспорядок. Тут ведь в чем дело: хозяйка Анна Михайловна стала мне претензии предъявлять, мол, лакаю воду неаккуратно, брызгаю и т. п. А когда такое было? У меня же не вентилятор вместо языка. Всю жизнь лакал аккуратно, а тут на старости лет такой позор.

Выйдя в очередной раз на улицу, я перешел на задний двор и там развалился на газоне. А сам смотрю на окно кабинета Андрея Максимовича, там частенько на подоконнике располагается Сименс. Не стал исключением и этот раз. Я сделал вид, что не замечаю его, принялся рыть ямку, а сам кошу глазом в его сторону. Кот посидел немного и вдруг исчез с подоконника. Я, недолго думая, ринулся на передний двор к окну у крыльца – в него можно увидеть, что творится в прихожей, как раз где стояла моя миска с водой. Я аккуратно привстал на задние лапы, приподнялся, взглянул в окно и остолбенел…