С неба - в бой - Иван Старчак

Оказалось, немцы говорили им совсем другое. Подобрав сброшенные нашими самолетами номера «Правды», печатавшиеся в Куйбышеве, они показывали их местным жителям:

— Вот видите, где теперь выходит «Правда»? Это потому, что Москва уже в наших руках.

Нужно было видеть лица лотошинцев, когда им вручили «Правду», на этот раз вышедшую в Москве. Они с волнением рассматривали страницы родной газеты, жадно слушали рассказ десантников о том, что врагу не удалось покорить советскую столицу, что под Москвой он разбит и отступает.

Но это я уже забежал немножко вперед. Пока же, доложив командующему ВВС фронта о готовности к десантированию, мы ждали команды. Бойцы расположились в крестьянских избах. Село утонуло в густом мраке. Вокруг царила глубокая тишина. Лишь изредка поскрипывал снег под мерной поступью патрульных.

Мы с Щербиной обошли несколько домов. Ребята отдыхали: кто на соломе, расстеленной на полу, кто на топчане или придвинутой к стене скамье. Некоторые, примостившись у стола, подгоняли обмундирование, поудобнее укладывали в вещевом мешке еду, белье, патроны, предметы туалета. А кое-кто просто сидел и курил.

Примерно во втором часу ночи я, вернувшись в отведенный мне угол, собрался было прилечь. В это время в помещение вошел Василий Мальшин и доложил:

— Прибыли представители фронта…

Быстро одеваюсь, спешу в штаб. Там узнаю, что вылет откладывается на сутки и я включен в состав десанта.

На следующий день, когда было еще светло, за нами пришли автомашины. Мы попрощались с гостеприимными жителями села Добрынского и отправились на аэродром.

Стоял лютый мороз, леденящий кровь. Он выдавливал слезы из глаз, гнал сок из сосен, обступивших летное поле, и они трещали, будто лопались или ломались. Но люди не смотрели на термометр: к вечеру самолеты должны быть готовы к старту. Авиаспециалисты прогревали моторы бензиновыми горелками, похожими на огромные примусы, проверяли работу агрегатов и приборов, заправляли баки горючим. Их руки прикипали к заиндевелому металлу: есть работы, которые не сделаешь в перчатках. Почти у всех на пальцах сорвана кожа, припухли суставы. И мне казалось, что многим из ребят стоит больших усилий сдерживать себя, не сорваться, не зашвырнуть инструмент в снег, чтобы не найти до весны…

Авиаторы встретили нас, как всегда, радушно, поместили в свои землянки, накормили горячим обедом.

Вместе с командиром части полковником Филипповым мы согласовали все вопросы, связанные с десантированием.

Синоптики передали сводку. Низкая облачность, метель, мороз тридцать пять градусов. Что и говорить, погода не очень-то благоприятная.

Через некоторое время я по телефону запросил метеослужбу ВВС:

— Может быть, есть какие новые данные?

В ответ услышал:

— При всем желании, ничего другого сказать не можем. Разве только то, что в районе выброски вместо метели может быть слабая поземка.

В общем, надеяться на что-то лучшее не приходилось.

Когда отряд начал посадку, ночные бомбардировщики нанесли удар по дорогам, выходящим из Теряевой Слободы, и по железнодорожной станции Волоколамск. Всего планировалось совершить три налета, причем последний — за десять минут до нашего появления над местом приземления.

Зимой смеркается рано. Было уже совсем темно, когда мы с Николаем Щербиной в половине пятого поднялись на борт ТБ-3. Провожал нас Андрей Кабачевский, назначенный командиром воздушнодесантного батальона. Он остается со вторым эшелоном.

Подается команда на взлет. Один за другим, вздымая снежную пыль, уходят со старта покрытые инеем тяжелые корабли. Я и Щербина находимся на самолете капитана Константина Ильинского. Пилот он замечательный. В этом полку вообще выросло много отличных летчиков, которых знают далеко за пределами части. Это здесь долгое время служил Николай Гастелло.

Мягко отрываемся от земли, набираем высоту. Из-за низкой облачности и плохой видимости на сбор всей группы потребовалось немало времени. Наконец ложимся на курс. Пролетаем севернее Москвы, меняем направление и через некоторое время видим отсветы артиллерийской перестрелки, пожары. Под нами линия фронта. Бойцы, впервые направлявшиеся в тыл противника, приникли к иллюминаторам и с любопытством наблюдали картину ночного боя.

Погода менялась на глазах: почти совсем прекратился снегопад, в облаках чаще стали попадаться разрывы, только мороз не сдавал. Это ощущалось даже внутри самолета.

Вскоре командир замыкающей эскадрильи капитан Филин радировал на флагманскую машину: «Приступаю к выполнению поставленной задачи».

Подразделение Филина выбросило группу подрывников. Они должны были заминировать дороги, ведущие к району высадки основных наших сил, не допустить подхода к этому месту гитлеровцев.

По мере приближения к Теряевой Слободе экипаж самолета становился все собраннее, внимательнее. Штурман покинул свое обычное место в кресле и улегся на стеклянный пол кабины. Он напряженно всматривался в землю, сличал карту и фотоплан с местностью. Наконец поднялся и прокричал мне на ухо:

— Через пятнадцать минут!.. — Немного помолчал и добавил: — Учти, ветер на земле не менее восьми, а то и десяти метров в секунду…

Такое сообщение не могло меня обрадовать. В отряде были бойцы, еще ни разу не прыгавшие с парашютом. Пошел к десантникам, еще раз напомнил, как лучше приземляться в сильный ветер. Вижу, многие волнуются. Стараюсь хоть как-то их подбодрить.

Раздается рев сирены, над дверью зажигается красная лампочка. Ребята встают, выстраиваются вдоль стен.

Ко мне подходит Щербина. Лицо у него какое-то синее.

— Замерз, что ли? — спрашиваю его.

Он пожимает плечами, пытается улыбнуться:

— Скоро согреемся!

Вновь звучит сирена. Вместо красной лампочки над дверью зажигается зеленая, мигающая. Я направляюсь к черному проему и в числе первых ныряю в ледяную бездну. Через несколько секунд ощущаю резкий толчок. Поднимаю глаза вверх: купол наполнен. Осматриваюсь. Несколько выше и в стороне угадываю радиста. Совсем рядом со свистом пролетает мешок с продовольствием. Над собой слышу гул моторов. Это подошла новая волна наших машин. Пока все в порядке — выброска проходит нормально…

Тишина. Глубокие колючие снега. Мороз, пронизывающий до костей. Но думается не об этом. Прислушиваюсь: где остальные?

Первыми, кого я разыскал, были комиссар отряда Щербина, старшина Гришин и радист Суханов. Четверо — уже немало. Это ядро, вокруг которого вскоре соберутся все парашютисты.

Щербина шутливо заметил:

— А зимой-то воевать лучше, чем летом: мягче падать.

Не прошло и десяти минут после нашего приземления, как послышалась стрельба. Темное небо рассекли светящиеся строчки сигнальных ракет: белая, красная, зеленая. Они обозначали, где какое подразделение находится.

Времени терять нельзя. Вместе с Щербиной организуем разведку, налаживаем связь, готовимся к приему нашего второго эшелона, который вот-вот должен прибыть. Однако хорошо знакомого всем нам гула тяжелых бомбардировщиков что-то не слышно.

Примерно часа через полтора весь небосклон затянуло облаками. Казалось, что они опустились до самой земли. Откуда-то налетел снежный шквал. Надеяться, что в такую непогоду прилетят самолеты и высадят десант, больше не приходилось.

Старший политрук Щербина и старшина Гришин остались на всякий случай на месте: вдруг наши все-таки прилетят. Я же с подошедшими к этому времени бойцами направился к лесу, темневшему в отдалении. Идти было тяжело: лыжи то и дело глубоко проваливались. Добравшись до опушки, мы вырыли в сугробах ямы и укрылись в них.

К утру я связался со всеми группами, определил общую обстановку в районе, где приземлился десант, узнал подробности высадки. В целом она прошла успешно. Правда, нескольких парашютистов мы недосчитались. Об их судьбе нам стало известно позже.

Потеряли и несколько мягких мешков. Те из них, что были снабжены звонками, нашли быстро, а вот на поиски «немых», да еще запорошенных снегом пришлось потратить немало усилий.

Второй эшелон, по численности не уступавший первому и имевший к тому же пулеметы, минометы и даже небольшие орудия, так и не прибыл. Это осложняло выполнение поставленной перед нами задачи. Несмотря на это, мы сразу же оседлали наиболее важные дороги. Ночью попытались связаться со штабом ВВС фронта. Суханов включал рацию во все установленные часы, и все напрасно. Передать первое донесение посчастливилось лишь утром. Нам сообщили, что вторая часть отряда не полетела из-за плохой погоды, и обязали принять ее сегодня в восемь часов вечера.

— Ждем, — ответили мы.

К тому времени наши подразделения и группы уже имели несколько стычек с неприятельской разведкой и охраной автоколонн. Особой активности в этих столкновениях немцы не проявили. Нас удивило, что они не принимали мер к уничтожению десанта. Было ли это следствием воздействия советской авиации, или противник просто не имел истинного представления о наших силах — так или иначе, но на этот раз он не обращал на нас внимания. Я говорю «на этот раз» потому, что три недели спустя, высаживаясь в другом месте, мы в полной мере испытали на себе мощь его противодесантной обороны.