Умри, ведьма! - Елена Первушина

Стук копыт, скрип седел, ругань. Радка снова впилась от ужаса зубами в Дессину ладонь. «Если вздумает зареветь, так я ей и нос заткну», — решила шеламка. Но обошлось. Конники покрутились на пригорке, никого не увидели, а в лес сунуться побоялись.

Когда все стихло, сестры выползли из убежища, поднялись к разваленной пирамиде и глянули на дорогу. Люди так и брели сквозь дождь, а всадники погоняли их древками алебард.

А в лесу было тихо. Не трещали предательски сучья, не чавкала земля, не хлопали по мокрой одежде листья. Никто не убегал. Не прятался. Вольная деревня вся разом решила, что чужане и Шелам страшней неволи.

— Ну что, довольна? — спросила Десси. — Я все сделала, как ты просила. Теперь слезай на дорогу и дуй до Купели. Ворота они до вечера не закроют, а если и закроют — все равно в стене лазов хоть отбавляй. Разыщешь там мать с Мартом.

— А ты что же, не со мной?

— Я к городу близко не подойду. Очень мне охота раньше времени вокруг столба летать учиться!

— Никуда я не пойду одна, — буркнула Радка, села на мокрую траву и наконец разревелась.

Глава 7

Дождь снова утих.

Десси увела сестру подальше от дороги, забралась в ельник, наломала мертвых, сухих веток, развела костер. (Без ножа и кремня она в лес не совалась).

Скинули одежду, развесили над огнем. Сами побегали вокруг костра, согрелись. Посулил отчим падчерице, что она будет голышом плясать — вот и сбылось.

Радка помалкивала и покорно все исполняла. Впрочем, Десси убедилась уже, что младшая сестрица — тот еще тетерев, сидит себе тихонько, а потом как порх!

Обсушились немного и вернулись в деревню. Пожар залило, и теперь над пепелищем поднимался только светлый пар.

Десси оставила Радку горевать у обгорелого сруба родной избы, а сама пошла мародерствовать по погребам. Все, спасибо Шеламу, прогореть не успело. Набила две корзины всякой снеди: мясо копченое, хлеб, грибы опять же, нашла целый, не треснувший даже горшок.

Радка, обнаружив, что козочек не пожгли, а тоже забрали в город, несколько утешилась.

Десси вручила ей корзину и велела:

— Пошли.

— Куда ж мы теперь? — вяло поинтересовалась Радка.

Десси усмехнулась:

— В лес, куда же еще?! Заберемся в безопасное место, поедим, отдохнем. Подумаем, где ночевать. А потом видно будет.

Радка пожала плечами и покорно побрела вслед за шеламкой.

«Безопасным местом» Десси сочла Вью — лесную речку. Деревья ближе к реке редели, и вдоль воды тянулись пологие холмы, заросшие душистым разнотравьем.

«Молоко, верно, отсюда хорошее, жирное», — подумала Радка и снова чуть не заплакала — до того тоскливо стало. Где то молоко!

Да и больно тихо тут было. Не по-хорошему тихо. Не трещали кузнечики, не поднимались с воды птицы. Даже ястребы кружили ближе к опушке леса, старались не подлетать к реке.

Десси, однако, ничего не опасаясь, вновь развела огонь, зачерпнула воды, соорудила похлебку. Остудила немного. Поели, прихлебывая по очереди из горшка. Мясо Десси поделила на три части, одну бросила через левое плечо в траву.

От еды Радку разморило, она стала задремывать. Десси вытерла руки листом мать-и-мачехи, села, обняв коленки, и призадумалась. Ее бы воля, она прямо здесь и осталась бы ночевать. Как говорится, под шапкой. Место тут тихое, спокойное. Сделать сейчас нодью небольшую — только чтоб от комаров защититься, — и славно! Ночи еще не холодные. Так ведь сестрица! Напугается, не захочет под звездами спать.

Можно, конечно, в охотничью избушку уйти. До темноты дойдем. Так ведь это надо у хозяев лесных на постой проситься — опять же Радку пугать!

Так ничего и не надумав, Десси досадливо тряхнула головой и встала. Радка немедленно проснулась:

— Ты куда?

— Вернусь скоро.

— Когда скоро?

— Ох, будет мне нынче покой?!

— Куда ты?!

— Ну пошли вместе, горе мое.

Соседний холм венчало кольцо серых обтесанных камней. Внутри кольца земля просела, будто туда ступил великан. Чуть ниже, на склоне, еще один ряд камней окружал неглубокую, заросшую травой впадину. Радка настороженно зыркала по сторонам.

— Здесь что прежде было? — спросила она.

— Хутор какой-то… — отозвалась Десси. — Вот здесь — дома остатки, тут вроде погреб был, на том холме, видишь, ступенями — огород был.

— А почему отсюда люди ушли?

— А я знаю? Только теперь тут — Дом Голосов. Место такое, откуда весь лес слышен. Вот я и хочу узнать, где что творится. Ты наверху посидишь или голоса слушать будешь?

— Буду, — храбро сказала Радка.

— Ладно, тогда спускайся вниз и ложись.

— Глаза надо закрыть?

— Рот закрой. А с глазами делай что хочешь.

Десси растянулась на траве, глядя в золотое закатное небо. Рядом примостилась сестренка.

Поначалу Радка не слышала ничего — только ветер гудел в траве. Потом различила, как, тихонько причмокивая, лижет берег река. Потом лес, потревоженный вечерним ветром, протяжный хвойный гул, разноголосая болтовня листьев, перестук сбитых наземь дождевых капель, скрип поваленной сосны — она уже не первый год все не могла умереть, падала, цеплялась за своих соседок и кричала в ужасе всякий раз, когда ветер пытался подправить дело — уложить ее на мох, в дурманную и беспамятную болотную сырость.

Потом холм обступили иные звуки: испуганный свист маленьких крыльев, шорох беличьих коготков, сосредоточенное пыхтение крота, шелест иголок под муравьиными лапками.

А потом до холма добрался, дополз хриплый, сбивчивый голос флейты. Странный и неуместный в лесу, он взвизгивал, прерывался, но вновь упрямо начинал выговаривать все те же ноты, но так и не мог довести мелодию до конца.

Десси нахмурилась, потерла лоб, потом тихонько запела:

— Любви хорош один глоток,Не стоит пить до дна.У песни тысячи дорог,Мелодия — одна.

И Радка изумилась: песня была, несомненно, та самая, но сейчас слова говорили об одном, а музыка — совсем о другом.

Десси меж тем вскочила на ноги и велела:

— Собирайся.

— А что случилось?

— Там разберемся. Похоже, один… хм-м… человек влип в очень скверную историю и зовет на помощь.

— Нас?

— Кого придется. Пошли посмотрим, что там стряслось. Чтоб Дудочник помощи запросил… Н-да, дожили!

Глава 8

Десси торопилась — ей вовсе не хотелось бегать по лесу в темноте. Радка плелась сзади. Теперь они уходили от поймы реки, то и дело огибая болотца с торчащими из желтой травы мертвыми остовами берез, шагали по кочкам, раздвигая сухую осоку, пробирались сквозь заросли ольховника. Радка глотала слезы. Хоть им и не встретилось пока ни одно чудище, лес все равно был ужасен — безликий, безымянный, пустой. Он заманивал, заводил их все глубже, и Радка уже не верила, что когда-нибудь выберется отсюда.