Волшебный напиток - Михаэль Энде

Колдун и ведьма, довольные, кивнули друг другу. Потом Бредовред повернулся к ворону и коту.

-- А теперь, -- сказал он, -- вам придется на некоторое время оставить нас здесь одних. Мы будем готовиться к встрече Нового года, и вы нам пока что не нужны.

Якоб все еще надеялся, что они с Мяуро как-нибудь сумеют помешать колдуну и ведьме до наступления Нового года приготовить волшебный пунш. Он начал просить и клянчить, чтобы ему и котишке позволили остаться. Он обещал, что будет сидеть очень тихо. Мяуро его поддержал.

-- Ах вы, любопытные малыши! Ничего не выйдет! -- ответила Тирания. -Вы будете отвлекать нас бесконечными "почему" да "зачем". И потом, мы же хотим сделать вам сюрприз!

Никакие уговоры не помогали, тогда ведьма просто схватила в охапку ворона, а колдун -- кота. Они отнесли их в кошачью каморку.

-- Можете пока немножко поспать, чтобы ночью не хотелось, -- сказал Бредовред. -- Иначе устанете и будете клевать носом, вместо того чтобы веселиться. Ты слышишь, котик?

-- А то, поиграйте в клубок-мотокбол, так время и скоротаете, предложила Тирания. -- Главное, будьте хорошими детками и не ссорьтесь больше. Когда все будет готово, мы вас позовем.

-- А чтобы вы не подглядывали и не узнали заранее про сюрприз, мы вас запрем на ключ, -- сказал Бредовред.

Он закрыл дверь и повернул в замке ключ. Вскоре шаги колдуна и ведьмы стихли вдалеке.

Якоб Карр взлетел на спинку старого плюшевого дивана, из подушек которого там и сям торчали пружины -- Мяуро часто точил когти об этот диван.

-- Так! -- с горечью заговорил ворон. -- Мы, значит, должны сидеть взаперти! Мы, два великих суперагента, оказались в дураках?

Мяуро прежде всего побежал к своей роскошной бархатной кроватке с пологом, но потом все же принял героическое решение -- он не лег спать, несмотря на то что невероятно устал и расстроился. Ситуация была слишком серьезной: тут было не до мечтаний о мягких подушках.

-- Что будем делать? -- растерянно спросил он.

-- Что делать? Хорошую мину будем делать, больше ничего не остается, прокаркал Якоб. -- Все, крышка. Проворонили... Никак мы им не можем помешать. Я ведь всегда говорю: "С каждым днем нам становится хуже во всем..." И это правда -- не даром так складно звучит. Ох, не кончится эта история добром...

-- Почему ты все время это повторяешь? -- недовольно спросил Мяуро.

-- Такая у меня хилософия, -- объяснил Якоб. -- Всегда надо рассчитывать на самое худшее, но делать все, что можно, чтобы самого худшего не произошло.

-- А что же мы можем сделать?

-- Ничего.

Мяуро стоял перед низким столиком, на котором были расставлены блюдца со сметаной и другими вкусными вещами. Котишке стоило невероятных усилий не наброситься на еду, но он стойко выдержал искушение, потому что понимал: еда, приготовленная Бредовредом, это яд.

На некоторое время воцарилась тишина, слышен был лишь вой бури.

-- Я хочу кое-что сказать тебе, котик, -- заговорил наконец Якоб. -- Я сыт по горло своей службой. Не хочу быть тайным агентом. Никто не вправе требовать, чтобы я продолжал эту деятельность. Хватит, с меня довольно. Это выше вороньих сил. Все кончено. Пусть обходятся без меня.

-- Как, прямо сейчас? Нет, ты не можешь так поступить!

-- Могу, могу. Я больше не желаю служить. Хочу снова быть простым бродягой. Я же перелетная птица! Ах, как хорошо было бы сидеть сейчас в теплом гнездышке с моей Рамоной...

Мяуро удивился:

-- Рамона? Почему вдруг Района?

-- Потому что она живет дальше всех остальных отсюда, -- печально сказал Якоб, -- а сейчас это устроило бы меня как нельзя лучше.

Через некоторое время Мяуро сказал:

-- Знаешь, я тоже хотел бы сейчас странствовать где-нибудь в далеких краях, покорять сердца прекрасными песнями... Но если эти негодяи сегодня ночью погубят наш мир, то какая жизнь ждет тогда лирического певца? Да и будет ли вообще жизнь на Земле?

-- Будет -- не будет... -- сердито закаркал Якоб. -- Мы-то, мы что можем поделать? Птица и кот, паршивые, несчастные -- что с нас возьмешь? Почему никто, кроме нас, даже не почешется -- там, наверху, на небесах то есть? А главное, вот что хотелось бы знать: почему у злых всегда так много власти? И почему у добрых ну ничегошеньки нету, разве что резьматизма? Это несправедливо, ох как несправедливо, котик! Ну и хватит с меня. Решено -- с этой минуты объявляю забастовку, вот!

Ворон спрятал голову под крыло, не желая ничего видеть и слышать.

На сей раз молчание длилось очень, очень долго, но в конце концов Якоб не выдержал выглянул из-под крыла и сказал:

-- Между прочим, мог бы и возразить!

-- Мне надо подумать, -- ответил Мяуро. -- Я хочу поразмыслить о том, что ты сказал. Со мной-то ведь все по-другому. Моя прабабушка Киса -- а она была очень мудрая старая кошка -- всегда говорила: если можешь чем-то восхищаться -- восхищайся. А если не можешь -- спи. Я хочу восхищаться и поэтому всегда стараюсь представить себе, что все кончится хорошо, и делаю все, чтобы так оно и было. Беда в том, что у меня нет столь богатого жизненного опыта и практической сметки, как у тебя. Иначе у меня давно уже родилась бы идея, и я что-нибудь придумал бы.

Ворон высунул голову из-под крыла, разинул клюв, потом захлопнул -- он онемел от изумления. Ведь он только что неожиданно услышал выражение признания своих заслуг из уст прославленного артиста и отпрыска древнего рыцарского рода. За всю свою беспокойную жизнь на семи ветрах Якоб ни разу не слышал ничего подобного. Он откашлялся.

-- Гм, гм. Да... Ясно по крайней мере одно: пока мы тут сидим, дело с места тоже не сдвинется. Нам надо отсюда выбраться. Вопрос в том, как. Дверь на замке. Тебе ничего не приходит в голову?

--Может, попробуем открыть окно? живо откликнулся Мяуро.

-- Попробуй.

-- А что дальше?

-- Пустимся в странствия. Мне кажется, нам предстоит долгий путь.

-- А куда?

-- Искать помощи.

-- Помощи? Ты думаешь, Высокий Совет...

-- Нет. Обращаться в Высокий Совет поздно. Пока доберемся, да пока Совет решит, что делать, тут полночь как раз и настанет. Так что нет никакого резона идти в Совет.

-- Кто же нам поможет?

Якоб задумчиво поскреб лапой в затылке.

-- Кабы знать... Пожалуй, нас может спасти только какое-нибудь маленькое чудо. Если судьба смилостивится... Да только не стоит слишком полагаться на судьбу -- мне ли этого не знать, при моем-то жизненном опыте. Но попытаться все-таки можно.

-- Этого мало, -- вздохнул Мяуро. -- Это меня не вдохновляет.

Якоб уныло кивнул.

-- Ты прав. Здесь, конечно, уютнее, чем на улице. Только... Мы вот тут сидим да идеи высиживаем, а времечко идет. Эдак ничего у нас не вылупится.

Мяуро на минуту задумался, потом одним махом вскочил на подоконник, навалился на раму и открыл окно.

По комнате вихрем закружились снежные хлопья.

-- Вперед! -- каркнул Якоб и вылетел из окна. Ветер подхватил его, и Якоб скрылся в темноте.

Маленький толстый котишка собрал все свое мужество и прыгнул в окно. Пролетев порядочное расстояние, он плюхнулся в сугроб и провалился с головой. Лишь с большим трудом ему удалось выбраться наверх.

-- Якоб, где ты? -- жалобно пропищал Мяуро.

-- Сюда! -- услышал он голос ворона где-то неподалеку.

Занимаясь колдовством, важно не только знать волшебные заклинания и символы, иметь нужные приспособления и своевременно выполнять необходимые действия. Важно еще и самому быть в соответствующем настроении. Внутренний настрой должен отвечать задуманному делу. И это справедливо как для злого колдовства, так и для доброго (которое тоже, конечно, существует, хоть и встречается в наши дни, по-видимому, реже, чем злое). Чтобы наколдовать что-то хорошее, надо настроиться на добрый, радостный лад. Для злого колдовства необходимо злобное и мрачное настроение. И в обоих случаях требуется определенная психологическая подготовка.

Именно психологической подготовкой и занялись колдун и ведьма.

Ярким светом сияли в лаборатории бесчисленные электрические прожекторы, куда ни глянь -- всюду вспыхивали, подмигивали, искрились огоньки и лампочки.

В воздухе плавали клочья тумана -- это густые клубы разноцветного дыма поднимались из множества курильниц, они плавали в воздухе, струились вдоль стен и при этом корчили всевозможные дикие рожи, на любой вкус. Рожи быстро расплывались, но в клубах дыма тут же появлялись новые.

Бредовред сидел у органа (даже орган был в лаборатории!) и, высоко вскидывая руки, ударял по клавишам. Вместо труб в этом музыкальном инструменте были кости замученных животных: самые маленькие и тонкие трубы были из куриных косточек, средние -- из костей собак, тюленей и обезьян, самые большие -- из костей китов и слонов.

Тетка Тирания стояла рядом и переворачивала нотные страницы. Звучала эта музыка довольно жутко -- тетка и племянник на два голоса распевали хорал номер Це-ноль-два (С02) из Сатанинской псалтири:

Лютой злобы пробил час,

И, в свирепой злобе, разом