Предсказание - Дин Кунц
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Спускающийся паук все еще висел над нашими головами, но тень от него стала меньше, с тарелку для салата.
К моему удивлению, глаза киллера увлажнились.
— Это так трогательно… носки. Очень мило.
А вот в Лорри моя история о носках сентиментальную струнку не задела. Она, прищурившись, продолжала смотреть на меня.
— Ты — счастливчик, Джимми, — продолжил маньяк.
— Да, — согласился я, хотя мне повезло только в одном: меня приковали к Лорри Линн Хикс, а не к какому-то алкоголику, да и то едва ли кто в сложившейся ситуации позавидовал бы моему счастью.
— Иметь заботливую мать, — проворковал маньяк. — Каково это?
— Хорошо, — ответил я. — Очень хорошо, — но больше ничего не решился сказать, боялся, что продолжу нести чушь.
Паук, удлиняя нить, опустился уже на уровень наших макушек.
— Иметь заботливую мать, которая каждый вечер варит тебе какао, — в голосе киллера слышались мечтательные нотки, — подтыкает одеяло, целует в щечку, читает перед сном сказку…
Прежде чем я сам научился читать, мама обязательно читала мне перед сном, потому что в нашей семье книги уважали. Но еще чаще мне читала бабушка Ровена.
Иногда речь шла о Белоснежке и семи гномах. Все они умирали, то ли в результате несчастного случая, то ли от болезни, пока Белоснежка не оставалась одна-одинешенька, и никто не мог помочь ей в борьбе со злой королевой. Кстати, однажды в интерпретации бабушки на одного из гномов упал двухтонный сейф. Но это был сущий пустяк в сравнении с тем, что произошло с другим гномом, бедным Чихом. А когда бабушка читала мне сказку о Золушке, хрустальные башмачки рассыпались на острые осколки прямо на ногах бедняжки, а тыквенная карета слетала с дороги в глубокий овраг.
И только взрослым я узнал, что в прекрасных книгах Арнольда Лобела[22] о Жабе и Лягушке не было эпизодов, когда тому или иному главному герою кто-то из других обитателей болота откусывал лапку»
— У меня не было заботливой матери, — голос маньяка переполняли тоска и душевная боль. — Мое детство было холодным, суровым, лишенным ласки.
События приняли неожиданный оборот: страх, что меня застрелят, отступил на второй план. Перед нами замаячила куда более страшная перспектива: выслушивать рассказ маньяка о его трудном детстве. О том, как его били проволочными вешалками для пальто. До шести лет заставляли носить девчачью одежду. Отправляли спать без миски овсяной каши.
Меня похитили, заковали в наручники, держали под дулом пистолета, и все для того, чтобы я выслушал этот жалостливый рассказ? С тем же успехом я мог остаться дома и смотреть дневные ток-шоу,
К счастью, он прикусил губу, расправил плечи и заявил:
— Вспоминать прошлое — пустая трата времени. Что было, то прошло.
К несчастью, влагу в глазах, вызванную жалостью к себе, сменил не веселый, обаятельный блеск, а фанатичный огонь.
Паук тем временем продолжал спуск. Оказался на уровне наших лиц, испугался их вида и в страхе застыл.
Должно быть, представив себя виноградарем, снимающим ягоду с грозди, маньяк зажал толстого паука между большим и указательным пальцем, раздавил, а потом поднес то, что осталось, к носу, чтобы насладиться запахом.
Я надеялся, что он не предложит мне понюхать останки паука. Обоняние у меня сильно развитое, и это одна из причин, по которой я пошел в пекари.
К счастью, он не собирался делиться с нами этим мерзким запахом.
К несчастью, поднес пальцы ко рту и аккуратно слизал кашицу, в которую превратился паук. Насладился этим странным фруктом, похоже, решил, что он недостаточно зрелый, и вытер пальцы о рукав пиджака.
Перед нами стоял выпускник Университета Ганнибала Лектера, готовый занять место менеджера в мотеле «Бейтс»[23].
Шоу с обнюхиванием и поеданием раздавленного паука устраивалось не для нас. Маньяк действовал рефлекторно, так обычные люди отгоняют мух.
И теперь, не отдавая себе отчета в том, какое впечатление произвели на нас его весьма необычные вкусовые пристрастия, он сказал:
— И вообще, время разговоров осталось в прошлом. Пришло время действовать, восстанавливать справедливость.
— И как же он собирается восстанавливать справедливость? — задалась вопросом Лорри. Вслух. И в голосе, которым произносились эти слова, от присущего ей оптимизма не осталось и следа.
А маньяк, несмотря на баритон взрослого, вдруг заговорил словно обиженный мальчишка:
— Я собираюсь много чего взорвать, убить массу людей и заставить город пожалеть о своем существовании.
— Честолюбивый замысел, — указала Лорри.
— Я готовился к этому всю жизнь.
Я внезапно переменил сложившееся у меня мнение на прямо противоположное.
— Если уж на то пошло, я бы действительно хотел послушать о вешалках для пальто.
— Каких вешалках? — переспросил он.
Прежде чем я успел ответить и, скорее всего, получить пулю между глаз, вмешалась Лорри:
— Слушай, я могу взять сумочку?
Он нахмурился.
— Зачем она тебе?
— По срочному женскому делу.
Я не мог поверить, что она пойдет на такое. Нет, я понимал, что не сумел ее переубедить, но полагал, что мой доводы заставили ее одуматься.
— По женскому срочному делу? — повторил маньяк. — Это ты о чем?
— Ты знаешь, — игриво ответила она.
Для парня, который мог притягивать женщин точно так же, как мощный магнит притягивает крупинки железного порошка, он проявил в этом вопросе вопиющее невежество.
— Откуда мне знать?
— Бывает раз в месяц.
Он по-прежнему ничего не понимал.
— На середине?
Теперь его уже не поняла Лорри.
— На середине?
— Сейчас середина месяца, — напомнил он. — Пятнадцатое сентября. И что?
— У меня месячные, — объяснила она.
Он тупо смотрел на нее.
— Менструация, — ей определенно хотелось обойтись без этого слова.
Его лоб разгладился. Он понял.
— Ага. Женское срочное дело.
— Да. Совершенно верно. Аллилуйя! Теперь я могу взять сумочку?
— Зачем?
Если бы она добралась до пилки для ногтей, то с радостью вогнала бы ее ему в глаз.
— Мне нужен тампон.
— Ты говоришь, что в сумочке у тебя тампон?
— Да.
— И он нужен тебе прямо сейчас, ты не можешь ждать?
— Да, совершенно не могу ждать, — подтвердила Лорри. Решила сыграть на его сострадании, которого он не выказал, убивая библиотекаря выстрелом в голову. Но Лорри полагала, что сострадание это у маньяка все-таки есть, поскольку пока с нами он вел себя достаточно мягко. — Я сожалею, но мне без него не обойтись.
Если в женских делах он соображал плохо, то замыслы в стиле Макиавелли разгадывал шутя.
— Что у тебя в сумочке, пистолет?
Признавая, что попалась, Лорри пожала плечами.
— Пистолета нет. Только металлическая пилка для ногтей.
— И что ты собиралась сделать… вонзить ее мне в сонную артерию?
— Если бы не попала в глаз, то да.
Он поднял пистолет, целясь в нее. Я предположил, что, пристрелив Лорри, он не остановится и разберется со мной. Я же видел, что он сделал с газетами.
— Мне следовало убить тебя прямо сейчас, — враждебности в голосе, однако, не слышалось.
— Следовало, — согласилась она. — Я бы убила, окажись на твоем месте.
Он улыбнулся и покачал головой:
— Ну ты даешь.
— Стараюсь, — и Лорри улыбнулась в ответ.
Мои губы тоже растянулись, открывая зуб за зубом, но с большим трудом. И причиняя боль. Тревога то никуда не делась.
— Долгие годы я готовил этот день, — сказал маньяк. — Я знал, что испытаю удовлетворенность, возможно, даже восторг, но и представить себе не мог, что все будет так забавно.
— Успех вечеринки зависит от гостей, которых ты на нее приглашаешь, — вставила Лорри.
Псих-убийца обдумывал ее слова, словно она процитировала один из сложных философских постулатов Шопенгауэра. Кивнул без тени улыбки, провел языком по зубам, верхним и нижним, словно пробуя на вкус ее слова, наконец ответил:
— Верно. До чего же верно.
Тут до меня дошло, что я не участвую в разговоре. А мне не хотелось, чтобы он пришел к выводу, что вечеринка вдвоем может быть куда забавнее вечеринки втроем.
И я уже открыл рот, наверняка чтобы ляпнуть какую-нибудь глупость вроде фразы о вешалках для пальто, фразы, после которой я мог бы получить пулю в живот, когда подвал вдруг наполнил грохот. Кинг-Конг молотил кулаками по массивной стене, которая отделяла его половину острова от второй, где жили нервные туземцы.
Маньяк, услышав грохот, просиял.
— Это Носач и Кучерявый. Они вам понравятся. Они привезли взрывчатку.
Глава 11
Как выяснилось, Корнелий Рутефорд Сноу питал слабость не только к архитектуре викторианского периода, но и к таинственности, которая наполняла мелодрамы той эпохи. Сэр Артур Конан Дойл использовал тот же эффект, рассказывая о подвигах бессмертного Шерлока Холмса: скрытые двери, никому не ведомые комнаты, лестницы, ведущие из ниоткуда в никуда, потайные ходы.