Размагничивание кораблей Черноморского флота в годы Великой Отечественной войны - Виктор Панченко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мне было хорошо известно, что значит отменить выход корабля в море в военное время и что ожидает виновника этого, тем более такого, который в нарушение существующего порядка «сам полез на рожон». Но вот наконец около четырех часов утра все работы были закончены, действие обмоток размагничивающего устройства проверено, и я сообщил об этом командиру лидера.
Было решено, что для регулировки размагничивающего устройства в море я пойду вместе с ними. По опыту работы с другими кораблями я уже знал, что в районе Поти, из Рионской долины, как из аэродинамической трубы, часто дуют сильные и устойчивые ветры — в течение нескольких дней подряд. Поэтому я предложил отрегулировать размагничивающее устройство и измерить магнитное поле корабля на внешнем рейде в Батуми. Командир, очевидно ради экономии моторесурсов и топлива, со мной не согласился и сказал: «Давайте попробуем работать здесь, в районе Поти».
В 5 часов утра корабль вышел в море.
Бесконечно усталый, может быть, не столько от работы, сколько от переживаний и волнений, я завалился спать на диване в каюте командира БЧ-5 инженер-капитан-лейтенанта Вуцкого, который в это время находился в посту энергетики и живучести. Примерно к 20 часам, когда ветер и волнение несколько уменьшились, корабль стал на якорь, и мы с помощью выделенного личного состава начали работы. С большим трудом, в условиях полного затемнения, при сильном морском течении завели магнитометр «вертушка» под киль корабля. Убедившись в том, что тросы, на которых была подвешена штанга, закреплены па заданной точке измерений, учтены поправка по глубине и ширина корабля в данном месте, я приступил к измерению его магнитного поля. Показания прибора были неустойчивыми и по величине необычными. Краснофлотцы, помогавшие мне переносить прибор, сказали, что трос с левого борта сильно натянут. Я снова подошел к прибору и убедился, что штангу с магнитометром сносит течением к правому борту. Еще какое-то время мы пытались установить прибор под киль корабля, но несчастье одно приходит редко. Вахтенный офицер корабля сообщил мне, что будут проворачивать винты (когда корабль находится в море под парами, винты периодически проворачивают), необходимо прибор срочно выбрать на палубу. Провернули винты. Мы снова попытались установить прибор под киль корабля, но тщетно! Направления ветра и морского течения были такими, что их равнодействующая, по которой располагался корабль, отклонялась на значительный угол от направления морского течения и штангу с прибором относило в сторону, на правый борт.
Работать было невозможно. Об этом я сообщил командиру корабля. Сначала он не поверил и полушутя-полусерьезно отпускал «соленые» замечания, а затем, убедившись воочию, понял, что работы необходимо временно прекратить. К утру погода еще больше ухудшилась, и для измерения магнитного поля корабля мы по моему предложению направились в Батуми. Там стоял полный штиль. Условия для работы были отличными.
Так, на первый взгляд простая операция по измерению магнитного поля корабля в море из-за несовершенства приборов и погодных условий превращалась в трудновыполнимую задачу. Мы с командиром корабля убедились, что действие известного из лоции морского течения в восточной части Черного моря очень сильно мешает проведению измерений магнитного поля корабля в этом районе.
Значительно позже, когда были созданы более совершенные приборы, например ПМ-2, с автоматическим показанием измеряемого поля и глубины погружения датчика, без штанги, такие измерения, возможно, и были бы выполнимы, но к этому времени мы уже располагали хорошо оборудованными стендами и не рисковали без крайней необходимости работать в этом районе моря.
В январе 1942 г. мне впервые пришлось поспорить по техническому вопросу с бывшим нашим преподавателем Электротехнического института профессором Осипом Борисовичем Броном. В институте он читал нам курс техники высоких напряжений. Читал хорошо, с увлечением, и студенты любили его лекции. У нас с ним были хорошие отношения, изредка я бывал у него дома. Всегда относился к нему с уважением. И вот война! Он имел звание интенданта III ранга и служил в Минно-торпедном отделе Черноморского флота в должности начальника лаборатории минно-испытательной партии, являлся ведущим специалистом по неконтактному минному оружию. Судьбе было угодно, чтобы мы с ним здесь встретились.
По заказу Минно-торпедного отдела мастерскими Технического отдела была оборудована первая электромагнитная трал-баржа. В качестве намагничивающей обмотки, смонтированной по периметру палубы, использовался толстый кабель в свинцовой оболочке, которая имела несколько трещин и была отремонтирована. Сопротивление изоляции кабеля перед монтажом было в норме. После окончания монтажа, в значительной степени под влиянием погоды (в Поти в год выпадает более 2200 мм осадков), сопротивление снизилось до десятка килоом. Минно-торпедный отдел, действуя на основании правил электрооборудования кораблей ВМФ (ПЭК-40), отказался принимать трал-баржу.
Начальник отдела капитан II ранга Дубровин был прямолинейный и волевой человек, требовавший неукоснительного соблюдения правил и инструкций. В этих условиях О. Б. Брон точно выполнял указания своего начальника. Я же доказывал, что снижение сопротивления не имеет принципиального значения и трал-баржу принять можно. Меня поддержал начальник Технического отдела инженер-капитан I ранга И. Я. Стеценко.
Иван Яковлевич был высококультурный и широка эрудированный человек. Со всех сторон к нему тянулись люди за помощью и советами, с новыми идеями и техническими решениями. С таким начальником легко и приятно было служить, он всегда поддерживал разумную инициативу.
Возникла острая ситуация. Шла война, необходимо-было тралить магнитные мины, а дело стояло из-за межведомственного спора. Для решения вопроса штабом базы была назначена комиссия под председательством флагманского инженера-механика главной базы ЧФ инженер-капитан-лейтенанта Гискина. В нее входили от Минно-торпедного отдела О. Б. Брон, от Технического отдела я. Фамилии других членов комиссии я не запомнил. Каждая из «дружественных» сторон отстаивала свое мнение. О. Б. Брон считал невозможным принимать трал-баржу с низкой (ниже норм ПЭК-40) изоляцией, а я доказывал, что в военное время нельзя подходить к решению конкретной задачи так формально. Основываясь на том, что снижение сопротивления до нескольких килоом приведет к утечке тока не более-чем на 0,1 %, из-за чего подрыв мин будет происходить, к примеру, на расстоянии не 100, а 99,9 м, что практически никакого значения не имеет, я считал возможным принять трал-баржу с такой изоляцией. Кроме того, нужно было учитывать, что трал-баржа рассчитана на относительно кратковременное использование (допускалась возможность подрыва ее на магнитных минах), поэтому пониженная изоляция кабелей не окажет существенного влияния на срок ее использования.
Начальник штаба базы утвердил акт комиссии с моим предложением.
Для нас главное в этой истории заключалось в том, что таким образом был создан прецедент нового подхода к решению конкретных задач в военное время и стала возможным построить еще несколько таких же электромагнитных трал-барж.
Чтобы не сложилось впечатление, что мы, исходя из требований военного времени, ратовали за «легкий» подход к решению всех задач, я приведу другой пример, в котором необходимо было точно соблюдать правила.
На крейсере «Ворошилов», стоявшем в Батуми в планово-предупредительном ремонте, была отремонтирована основная обмотка размагничивающего устройства, а ремонт курсовой еще не был закончен. В силу обстоятельств крейсер должен был перейти для ремонта из Батуми в Поти. Командир крейсера предложил мне сделать в паспорте размагничивающего устройства корабля запись, разрешающую выход крейсеру в море с неработающей курсовой обмоткой. Я отказался, отметив, что ремонт может быть закончен за одни сутки, а правом разрешить или не разрешить выход крейсеру в море с невключенной курсовой обмоткой я не обладаю. Реакция была очень бурной. В сущности, здесь речь шла не о технических вопросах, а о юридических: на чьи плечи возложить ответственность в случае несчастья. Аналогичные случаи, к сожалению, встречались неоднократно и в дальнейшем. Офицеры службы размагничивания считали необходимым выдерживать принципиальную позицию и выполнять требования всех правил по размагничиванию кораблей.
В феврале 1942 г. лидер «Ташкент» оказывал артиллерийскую поддержку с моря нашим войскам, высадившимся в Феодосии. Операции проводились в ночное время. Тогда на «Ташкенте» было смонтировано лишь временное размагничивающее устройство. Кабели обмоток были уложены по верхней палубе, прикреплены к леерным стойкам и не защищены от механических повреждений защитными желобами. Но одно дело повреждение в обычных условиях и совсем другое — в бою.
