Борьба за Рим - Феликс Дан

— Да, Камилла, но верь мне, что и варвару можно доверяться.

— Ты не варвар, — горячо заговорила девушка. — Человек, который так благодарно мыслит, так великодушно действует, прощает самую черную неблагодарность, такой человек вовсе не варвар. Он нисколько не ниже любого Сципина.

— Камилла! — в восторге вскричал Аталарих: Камилла, не грежу ли я? Ты ли говоришь это? и мне?

— Я хочу сказать больше, Аталарих, — быстро продолжала девушка. — Я хочу просить у тебя прощения за то, я так жестоко отталкивала тебя. Ах, это была только стыдливость и страх… Но что это? Нас догоняют, мать, придворные.

Действительно, от берега отчалила лодка, в которой сидела Рустициана с несколькими придворными. После ухода префекта вдова пошла искать свою дочь. В саду ее не было. Она подошла к храму Венеры, Камиллы не было и здесь. А на мраморном столике стояло вино, приготовленное для короля. Взгляд ее в эту минуту упал на море, и она увидела лодку, в которой дочь ее ехала наедине с королем. Вспомнив слова префекта, она в страшном гневе вбежала в храм и вылила а серебряную чашу с вином все содержимое флакона. Затем позвала людей, села в лодку и велела гребцам догонять лодку короля. Когда она спускалась со ступеней набережной, из-за угла вышла группа римлян, в среде которых был и перфект. Он подошел к ней и подал руку, помогая войти в лодку.

— Все сделано, — шепнула ему Рустициана и велела отчаливать.

В эту именно минуту Камилла заметила ее и, рассчитывая, что король повернет судно, встала. Но Аталарих вскричал:

— Нет, нет! Я не позволю похитить у меня этот час, лучший в моей жизни. Нет, Камилла, ты должна договорить, высказать мне все. Поедем дальше, пристанем к тому острову. Там они не найдут нас.

И он с такой силой налег на весла, что лодка полетела стрелой. Вдруг сильный толчок остановил судно.

— Боже! — вскричала Камилла, вскакивая с места. — В лодке течь, мы погибнем!

Действительно, вода широкой струею вливалась в лодку со дна.

Король быстро осмотрелся.

— Ах, — страшно побледнев, воскликнул он, — это «Иглы Амфитриды». Да, мы погибнем.

«Иглами Амфитриды» назывались две остроконечные скалы, которые едва выдавались над поверхностью моря между берегом и ближайшим островком. Аталарих хорошо знал, где они находятся, и всегда легко обходил их. Но сегодня он засмотрелся в глаза девушки и забыл о скалах. Лодка с разгону ударилась об одну из них и получила пробоину Спасения действительно не было. Островок был, положим, уже не далеко, но доплыть туда с Камиллой он не мог. Удержаться на скале, пока подоспеет помощь с берега, тоже не было возможности: вершина скалы была так остра, что на ней птица не удержалась бы. Вода же прибывала быстро, — минуты через две-три лодка должна потонуть. Аталарих быстро сообразил все это.

Да, Камилла, ты должна умереть, — и я, я причиной этому!

— Умереть! Теперь! Нет, Аталарих, теперь я хочу жить, жить с тобою.

Эти слова, голос, которым они были сказаны, кольнули его прямо в сердце. Он с отчаянием осмотрелся еще раз, — но нет! Ничего нельзя сделать. Вода прибывала сильнее.

— Нет, милая, нет надежды. Мы погибли. Простимся поскорее.

— Прощаться?.. Нет? — решительно ответила Камилла. — Уж если мы должны погибнуть, то — прочь страх, который сдерживает живых! Я готова умереть с тобою, но прежде ты должен все знать, — как я люблю тебя давно уже, — всегда. Вся моя ненависть была только замаскированной любовью. Боже, я любила тебя даже тогда, когда думала, что должна ненавидеть, — и она покрывала быстрыми поцелуями его лоб, глаза, щеки. — А теперь пусть приходит смерть. Я готова. Но зачем же тебе умирать? Один, ты можешь доплыть до острова. Бросайся скорее в воду, спасайся, прошу тебя.

— О нет, — горячо вскрикнул Аталарих, — лучше умереть с тобой, чем жить без тебя. После такой долгой тоски я наконец узнал, что ты меня любишь, — и вдруг расстаться! Нет! С этого часа мы принадлежим друг другу. Идем, Камилла, лодка уже начинает погружаться. Бросимся в море.

И, охватив ее, он занес уже ногу над бортом, как вдруг из груди обоих вырвался громкий крик радости: из-за узкой полоски земли, которая недалеко от них вдавалась в море, с быстротой молнии неслось судно прямо к ним. Несколько секунд, — и оба спасены. Это было небольшое сторожевое готское судно, которым командовал Алигерн, двоюродный брат Тейи. Он услышал крик, узнал короля и на всех парусах бросился на помощь.

— Благодарю, храбрые друзья, — сказал Аталарих, придя в себя. — Благодарю, вы спасли не только своего короля, но и королеву.

Матросы и солдаты с удивлением смотрели на него и Камиллу, которая плакала от радости.

— Да здравствует прекрасная молодая королева! — вскричал рыжебородый Алигерн, а за ним и вся команда.

В эту минуту судно проходило мимо лодки Рустицианы. Ее гребцы тоже видели, как лодка короля ударилась о скалу. Но они были еще далеко и, несмотря на все усилия, не могли вовремя поспеть на помощь утопавшим. Когда они объяснили это Рустициане, та без чувств упала на дно. Но громкие, восторженные крики солдат привели ее в себя. С удивлением оглядывалась она вокруг. Что это? Не грезит ли она? Действительно ли она видела Камиллу в объятиях короля? Действительно ли слышала крик: «Да здравствует королева!»

На берегу между тем собрались все знатные готы и римляне. Весть об опасности, которой подвергался король, быстро разнеслась по дворцу, и все бросились к берегу.

— Смотрите, готы и римляне! Вот ваша молодая королева! — обратился к ним Аталарих, стоя на ступенях храма. Бог смерти обручил нас, не правда ли, Камилла?

Она взглянула на него и вдруг страшно испугалась — Аталарих был бледен как мертвец, слегка качался, и с трудом дышал: волнения этого дня, быстрый переход от страха к радости были слишком сильны для едва оправившегося от болезни юноши.

— Ради Бога, скорее вина, доктора! — вскричала Камилла. — Король нездоров.

Она подбежала к столу, схватила чашу с вином и поднесла ему. Цетег, затаив дыхание, наблюдал за ним. Король поднес чашу к губам, но затем вдруг опустил и, улыбнувшись, обратился к Камилле.

— Ты должна пить первая, как это принято делать германским королевам.

И он протянул ей бокал. Она его взяла.

Префект вздрогнул. В первую минуту он хотел броситься и вырвать чашу из ее рук. Но остановился: сделай он это, он бы погиб бы безвозвратно: завтра его судили бы не только как изменника, а как отравителя. Он погиб бы, а вместе с ним — и все будущее Рима. И из-за чего? Из- за влюбленной девушки, которая изменнически перешла на сторону его смертельного врага.

— Нет, — холодно сказал он сам себе, сжимая кулаки. — Она — или Рим! Пусть гибнет она.

И он спокойно смотрел, как она отпила несколько глотков из чаши, а затем передала ее королю, который сразу осушил чашу до дна.

Вздрогнув всем телом, он поставил чашу на стол.

— Идем в замок. Мне холодно, — сказал он, закутываясь в белый плащ, и повернулся, чтобы идти. Тут взгляд его встретился с глазами Цетега.

— Ты здесь? — мрачно сказал он и сделал шаг к нему, но в эту секунду опять задрожал и, громко вскрикнув, упал.

— Аталарих! — вскричала Камилла и упала подле него.

Из среды слуг выскочил старый Корбулон.

— Помогите! — кричал он. — Помогите, король умирает!

— Воды! Скорее воды! — закричал Цетег и, быстро схватив пустой кубок, бросился с ним к бассейну, хорошенько выполоскал его, чтобы в нем не осталось ни капли вина, и затем принес его королю, который лежал теперь на руках Кассиодора, между тем как Корбулон поддерживал голову Камиллы.

Молча, в ужасе стояли кругом придворные.

— Что случилось? — раздался вдруг крик Рустицианы, которая только теперь вышла на берег и подбежала к дочери. — Дитя мое, что с тобою?

— Ничего, — спокойно ответил Цетег. — Только обморок. Но молодой король умер. Повторился припадок его прежней болезни.

КНИГА III. Амаласвинта

Глава I

Всю ночь просидела Амаласвинта молча у гроба сына. Он был поставлен в обширной подземной комнате, низкие своды которой поддерживались колоннами из черного мрамора. Дневной свет никогда не проникал сюда. Теперь она освещалась факелами. Здесь всегда подготавливались к погребению трупы членов царской семьи. Посреди комнаты стоял каменный саркофаг с телом молодого короля. На нем была темно-пурпурная мантия. В головах лежал его меч, щит и шлем. Старый Гильдебранд положил венок из дубовых ветвей на темные кудри. Бледное лицо умершего было прекрасно в своем торжественном спокойствии. В ногах его, в длинном траурном одеянии, сидела высокая фигура королевы регентши, склонив голову на левую руку, правая же бессильно спустилась вниз. Она не могла больше плакать.

Утром в комнату вошел беззвучными шагами Цетег. Торжественность обстановки повлияла даже на него: в нем заговорило сострадание. Но он быстро подавил его. Тихо приблизившись, прикоснулся он к спущенной руке королевы.