Голоса на ветру - Гроздана Олуич

Но больше всего Наталию беспокоил не подвал с лягушками и ужами, а крыша, на которой гнездились аисты. Может быть, даже те самые, которыми так восхищался Данило в Караново. Крытая камышом крыша все-таки оказалась в лучшем состоянии, чем показалось на первый взгляд. Так что срочный ремонт не требовался. Наталия наполнила ведро водой и вошла в дом. То, что водой следовало вымыть пол, юродивый никак не мог взять в толк.

– Объясни ему ты! – обратилась Наталия к старику, но тот лишь пожал плечами, так что она не поняла, слышит он, или просто увидел как шевелятся ее губы. И остался сидеть на скамейке в ожидании смерти, которая заберет его к себе так же, как забирает она все живущее на болоте.

На помощь Стевана Арацкого Наталия рассчитывать не могла. Опустившись на колени, она окунула влажную щетку в какой-то порошок и принялась тереть твердые дубовые доски. Терла она до тех пор, пока не вернула им тот цвет и блеск, который был при рождении хутора, построенного на самом берегу болота, там, где не было даже рыбачьих шалашей.

Запыхавшаяся и мокрая, уже перед самым наступлением темноты она разобрала разбросанную повсюду посуду, а после этого заглянула в подвал, с которым даже она ничего не смогла бы сделать. После весеннего паводка подвал был полон воды, в которой сновали головастики и ужи. Когда один из них приблизился к самой ноге Наталии, Стеван подумал, что она взвизгнет и отскочит, как поступила бы любая другая женщина. Но Наталия спокойно отступила в сторону, дав змее прошмыгнуть из подвала в болото.

– Почему ты не прикончил эту гадину? – рявкнул Стеван на парня с таким отвращением в голосе, что Наталия вся покрылась мурашками.

Юродивый глянул на него и пожал плечами, а потом сказал, что и змеи, и лягушки, и все остальные жители болота – Божьи создания, а Бог повсюду вокруг нас. И око Его видит все. И Он все знает. Пока старый Дойчин еще был в своем уме, он говорил, что между людьми и зверьми всего одна разница: звери убивают только тогда, когда должны, а люди – всегда. После этих слов сумасшедший Пантелия громко рассмеялся и показал на старика.

– Сейчас он ничего не слышит. Можете говорить все, что угодно. Хоть квакайте как лягушки, хоть кричите как олени во время случки, он не услышит. И не потому, что у него отказал слух, просто голоса людей больше ничего для него не значат. Да и что бы они могли значить?

– То есть как, что бы они могли значить? – вздрогнула Наталия. – А чьи голоса что-то значат?

– Голоса ангелов! – бородатый безумец облизнул губы и рассмеялся еще громче. – С прошлой осени сквозь шум ветра над камышом и тростником старик слышит, как поют ангелы…

– А дьяволы? Что насчет них? – Наталия тихо улыбнулась. – Их он не слышит?

Ответ Пантелии, что человек слышит то, что сам хочет слышать, ошеломил Наталию. Ее мать, Симка Галичанка, слышала как копаются под землей кроты. Стеван говорил, что слышит, как в нем ссорятся и мирятся его многочисленные души. Да и ей, Наталии, казалось, что она слышала Петрану, когда та была в Вене или Париже. Почему бы тогда старый Дойчин не мог слышать ангелов? Слова ненормального Пантелии показались ей более разумным, чем собственный вопрос, и она пристыжено опустила голову.

– Ладно! – сказала она. – А что вы здесь едите?

– Что найдется! – пробормотал юродивый.

Постольку поскольку его ответ содержал в себе и все, что угодно, и ничего, Наталия снова замолкла. Конечно же, Стеван на хуторе не собирается оставаться целую вечность. Но ее гораздо больше волновало загадочное молчание Петра, его неожиданные исчезновения, револьвер, которого она у него раньше не видела, листовки и книги, хранение которых в доме грозило расстрелом. Приказы, расклеенные по всему Караново, не выходили у нее из головы ни днем, ни ночью.

За любую угрозу жизни германских граждан – РАССТРЕЛ!

За хранение оружия без имеющегося на него разрешения – РАССТРЕЛ!

За саботаж и спекуляцию – РАССТРЕЛ!

За хранение и распространение листовок и книг недозволенного содержания – РАССТРЕЛ!

За нахождение вне дома во время комендантского часа – РАССТРЕЛ!

– Что значит «расстрел»? – спросил Рыжик, услышав перечень запрещенного. Относятся ли к этому списку и те книги, которые Петр прячет за балкой на чердаке и под отцовским матрасом? Он хотел спросить и это, но усмирил свое любопытство, после того как на вопрос о том, что значит «расстрел», мать попросила его не спрашивать глупости. Петр и на этот раз промолчал. И Вета не смогла разгадать причину: то ли потому что Стеван бросил своих солдат на произвол судьбы, то ли из-за исчезновения Луки Арацкого в пламени и дыму.

В саду Луки Арацкого буйно цвели розы и георгины, среди которых еще до того, как началась война, Рыжик, только-только начавший ходить, ковылял как через зачарованный лес, опьяненный запахами фиалок, вербены и мелких синих цветов, который Луке Арацкому удалось вырастить и здесь, вокруг хутора, среди камышей.

А вдруг его душа вернулась на землю, сокрытая в этих мелких синих цветах с сильным запахом? Или же, превратившись в небольшую белую цаплю, наблюдает за тем, как с огромных цветов кувшинок взлетают златоокие болотные феи? Знает ли эта душа, что его рыжеволосый внук всю свою жизнь будет помнить, как среди оглушительного грохота и огня Лука Арацки летит в небо?

Караново позже говорило о том, что седые волосы доктора Луки Арацкого развевались на ветру. Но и Наталия, и Данило знали, что это неправда. У Луки Арацкого были густые, седые, но очень короткие волосы. Если что в этот момент и развивалось в Караново, так это были белые флаги, вывешенные в знак капитуляции. В два дня ни войны, ни мира, когда немцы покинули Караново, чтобы через три дня снова вернуться, вокруг Луки Арацкого уже начала разрастаться легенда: кто-то видел в руке ненавидевшего войну военного ручную гранату, кто-то заметил Архангела Михаила, стоящего за спиной Луки Арацкого и возносящего пламенный меч, который обратил в раскаленный шар и танк, и тех кто в нем находился, что стало для немцев полной неожиданностью и заставило их на три дня покинуть Караново.

Светящийся ореол над головой старого Арацкого, когда он возносился на небо, видели не только жители Караново, но и крестьяне из окрестностей городка, и был он настолько реальным, что над его могилой решили построить церковь, чтобы привлечь сюда его дух, который, пребывая здесь, поможет им и после смерти так же, как помогал при жизни, тихо, без лишних слов.

Действительно ли крестьяне построили эту церковь, Данило Арацки не узнал и много лет спустя. Видимо, поэтому в «Карановской летописи» осталось записанным, что ставить церкви, посвящая их святым, нужды нет. «В людях и в своих делах они живут и без церкви, живут в рассказах о них, передающихся устно и письменно!»

Одна из таких историй до слез насмешила Данилу Арацкого, а узнал он ее все из той же «Карановской летописи», обнаружив при этом, что у него много общего с Лукой Арацким, по крайней мере, тогда, когда речь идет о нищих! Просьбы нищих доводили их до бешенства, лишний раз подтверждая тот унизительный факт, что у одних есть больше, чем им надо, а у других нет денег даже на хлеб. «Карановская летопись» рассказывала, как однажды в жаркий летний день Лука придумал, как помочь человеку, не унизив при этом ни того, кто просит, ни самого себя.

Итак, в тот жаркий душный летний день, пишет «Карановская летопись», на улице не было ни души, за исключением двух человек: доктора Луки Арацкого, стоявшего, опираясь на трость с набалдашником в виде львиной головы, и стекольщика, нагруженного инструментами и ящиком со стеклами. Первый по срочному вызову направлялся с визитом к умирающему больному. Второй, едва дышавший от жары, громким голосом предлагал жителям городка застеклить разбитые окна и добавлял, что уже три дня не может заработать ни гроша и его дети три дня сидят голодные.

– Неужели ты настолько плохой мастер? – усмехнулся доктор Арацки. – И неужели в Караново нет ни одного разбитого окна?

– Нету, господин! – смущенный и униженный бедняга, стоящий перед облаченным в светлый летний костюм старцем, втянул голову в плечи, и пробормотал, что, похоже, в этом проклятом мире никто больше не разбивает окна и двери и не дает ему возможности заработать… хотя бы на хлеб…

– Сейчас заработаешь!

Дальше автор летописи описал, как Лука Арацки, остановившись перед домом, в котором было больше всего в Караново окон, а это был дом Арацких, поднял трость с серебряной львиной головой и одно за другим разбил все стекла. Звон стекла разбудил не только Петрану, но половину Караново, пребывавшего в тяжелом послеобеденном беспамятстве знойного дня. Одно за другим пооткрывались окна, и многие услышали как Петрана спрашивает мужа, не сошел ли он с ума и что все это значит.

– Помогаю человеку прокормить своих детей, иди, спи дальше!