Ленинградский фронт - Лев Лурье

В 10 часов вечера 15 сентября немец бросает листовки над Питером: «Ленинград раздолбаю, „Марат“ в землю закопаю». О, для нас — это очень страшное предупреждение. Нам деться некуда. Как поставили «Марат» в ковш-канаву, у нас немец половину артиллерии зенитной вывел из строя. Некому защищать нас.

На южном направлении Ленинград прикрывали орудия Кронштадтских фортов, линкоров «Марат» и «Октябрьская революция». На уничтожение их были брошены все силы немецкой авиации. 21 сентября на аэродром Тирково, южнее Луги, прибыл груз 1000-килограммовых бомб со специальным детонатором замедленного действия. В воздух поднялось звено пикирующих бомбардировщиков Ю-87 «Штука». Один из «юнкерсов» пилотировал знаменитый немецкий ас Ганс Рудель. Небо над Финским заливом насквозь простреливалось зенитками. Позже Рудель вспоминал: «Оборона была просто убийственной, нигде потом в ходе войны я не видел ничего подобного».

Но самолет Руделя неожиданно вынырнул из облаков и с высоты 300 метров произвел прицельное бомбометание. Бомба пробила палубу линкора «Марат» и достигла боезапаса. От страшного взрыва корабль раскололся надвое. Облако дыма поднялось на несколько сотен метров. Погибло 600 человек. Лишившийся носовой части линкор «Марат» позже переоборудовали в береговую батарею, и его орудия продолжали бить по немцам.

ВОСПОМИНАНИЯ:

Морозов Михаил

21 сентября корабль стрелял по немцам. Вдруг — взрыв и резко крен на правый борт. И мертвая тишина. Мы, машинисты и кочегары, больше всего боимся пробоины паропровода — всех заживо сварит сразу. Звоню по телефону, молчок. В правый холодильник звоню, тоже никто не отвечает. Я юнгу посылаю наверх. Он обратно бежит, кричит: «Нос оторвало»! Я говорю: «Не может быть. Иди, еще посмотри!»

Обратно бежит, кричит: «Личному составу срочно покинуть „Марат“». Ой, думаю, это серьезно. Ребятам крикнул: «Срочно наверх!» Все ушли, а я с фонариком подхожу к трапу. Поднялся на правый борт. Один люк открыт и видно на той стороне корабля свет. Пошел к четвертой башне. Там попросили помочь развернуть башню. Развернули ручным приводом, по нолям поставили, поднялся наверх. Зенитчики просят помочь снаряды поднести. Натаскал им быстро снарядов. Смотрю: бачок с макаронами стоит у них. Я говорю: «Ребята, а где вы макароны брали?» — «На камбузе». Я беру миску, ложку, иду на камбуз. Прихожу — а за камбузной переборкой нет ничего. Три орудия 12-дюймовых лежат, полубак прикрыли. Крышки башен нет. А крышка как-никак 47 тонн весом. Ее унесло куда-то. И стакан башни разворочен. Развалился на части. Когда стал переступать на камбузную палубу, смотрю: человек лежит. Что поразило меня — совершенно голый, ничего на нем нет. Воздухом его раздавило. Зачерпнул миской макароны из котла, съел и пошел на выход. Небо все в огне, взрывы, самолеты летают чуть ли не над головой. Бросают бомбы по берегу, по кораблям.

Дальше началось восстановление корабля. Быстро при помощи морского завода носовую часть обрезали, переборку загерметизировали, вторую башню ввели в строй. Первую башню разрушили, ее уже возродить нельзя было. Корабль стал жить новой жизнью.

Казаев Петр

Во время этого налета 270 самолетов на Кронштадт напало. Можно сказать, что он был самым мощным и трагическим. Я стоял на Кроншлоте в готовности номер один, с заведенным мотором, для оказания первой помощи пострадавшим кораблям. На большом рейде стоял «Минск». (Он уже был от авиации поврежден.) Подошел к нему, снял убитых и раненых. У командира спрашиваю, как обстановка, сколько продержишься. Он, не знаю, говорит, сколько продержусь.

Когда я уходил из Кроншлота, мне помощник сказал, что на «Марате» фок-мачты не видно. Захожу в гавань, действительно, — у «Марата» фок-мачты нет, первой башни нет, море крови. Тут и люди плавают, и кровь плавает. Я забрал раненых и убитых, и тут же мне команда — на восточный рейд. Там стоял эсминец «Стерегущий», тоже подбит. Забираю раненых и у него, спрашиваю у командира, как дела. Отвечает: «Не знаю, сколько продержусь, давай быстрей буксиры». Не успел я метров пятьдесят отойти от него, он на моих глазах на левый борт лег. Полпалубы наверху оказалось. Я подошел опять, снял личный состав, сколько мог. И повез людей на Арсенальную пристань. Это первый налет у меня был. Бой изумительный. И красивый, и трагичный. Артиллерия наша зенитная, все корабли, все береговые пушки открыли огонь. Небо сплошь в разрывах, осколки в воду падали. На поверхности воды — как будто бы крупный град идет. Вся поверхность в этих всплесках от осколков.

Бомбежка «Марата» послужила взлету карьеры летчика Ганса Руделя. Воюя на Восточном фронте, он будет признан лучшим пилотом люфтваффе, станет другом Гитлера и получит высшую награду Третьего рейха — Рыцарский крест с золотыми дубовыми листьями, мечами и бриллиантами. В апреле 1945 года, в госпитале, Руделя посетит министр пропаганды Геббельс, который скажет, что знает, как спасти осажденный Берлин. Секрет прост: надо сражаться, как ленинградцы.

Из воспоминаний Руделя: «Геббельс сравнивает Берлин с Ленинградом. Он указывает на то, что этот город не пал, потому что все его жители превратили в крепость каждый дом. И то, что смогли сделать жители Ленинграда, смогут сделать и берлинцы».

Мы сегодня знаем, что не смогли.

Глава 3

Несомкнутое кольцо

Ксередине сентября 1941 года самыми опасными направлениями командование Ленинградского фронта считало Лигово и Пулковские высоты. Жуков полагал: именно здесь ключ к Ленинграду. Пулковские высоты — последняя возвышенность перед городом. Отсюда он, как на ладони, его можно расстреливать в упор. Дальше только капустные поля и Международный проспект, ныне Московский. Высоты защищали 5-я и 6-я дивизии народного ополчения. От артобстрелов и бомбежек окопы и землянки ровнялись с землей, Пулковская обсерватория превратилась в руины. Но ополченцы держались. И здесь же, на Пулковских высотах история Ленинградского ополчения закончилась. 23 сентября 1941 года был последний крупный штурм высот. Ополченцы его отбили, в очередной раз доказав свою боеспособность. И в этот же день дивизии народного ополчения реорганизовали в регулярные части Красной армии.

ВОСПОМИНАНИЯ:

Дадаев Александр

Я сначала воевал под Ропшей, потом отходил к Стрельне. Нашу роту присоединили к артиллерийскому полку, мы вместе обороняли позиции. Снарядов было мало, их приберегали для стрельбы прямой наводкой. Когда снаряды закончились, мы вынуждены были снять замки с орудий (каждый весил 29 килограммов) и утопить эти замки в реке, чтобы немцы не смогли воспользоваться нашими орудиями.

Мы дошли до Петергофского шоссе. По нему от Ораниенбаума в сторону Ленинграда шли и военные, и гражданские. Немцам не удалось захватить Ораниенбаум. Они захватили Петергоф и остановились в двух километрах от Кировского завода. Сами немцы понимали, что войти в город трудно, сил не хватит. Под Пулковом их остановили армия народного ополчения и регулярные артиллерийские батальоны. Много моих товарищей по университету полегло в этих батальонах.

Пчелов Борис

После выхода из окружения под Лугой мы участвовали в боях на ближних подступах к Ленинграду, защищали Пулково, Колпино, Ивановское, Отрадное, Усть-Ижору, Усть-Тосно. На этих рубежах мы вели ожесточенные бои, а немцы рвались к городу.

Когда Жуков приехал, он фашистов остановил. Он принял следующие меры: многих командиров частей и соединений заменил, послал на фронт моряков Балтийского флота, которые после Таллинского знаменитого перехода стояли здесь, зажатые в заливе, и по сути дела активно не действовали, издал приказ «Ни шагу назад». Я цитирую почти дословно слова Жукова: «За самовольное оставление рубежа Пулковские высоты — Шушары — Колпино — Московская Славянка — Корчмино — Усть-Тосно — Усть-Ижора все лица подлежат расстрелу». И вы знаете, это подействовало.

;Наша дивизия остановила фашистов на Пулковских высотах. Там много захоронено наших солдат и офицеров. Шушары, Пушкин, Павловск были уже сданы, Гатчина сдана. Немец подходил к Ижорскому заводу. Обстреливали немцы, конечно, завод из дальнобойных орудий, но взять ни завод, ни Колпино не смогли. Большую роль сыграл отдельный стрелковый Ижорский батальон.

Муштаков Порфирий

На Лужском рубеже меня ранили. Лечился я в больнице Мечникова, но не долго. Поправился немного и отправился обратно. Воевал я в 3-й дивизии народного ополчения[17]. Командир дивизии — полковник Котельников, начальник артиллерии — полковник Михаил Александрович Никольский, после войны он стал начальником штаба ракетных войск стратегического назначения. Народное ополчение было организовано неплохо — сформированы роты, батальоны, полки. Среди ополченцев сражались инженеры, техники, рабочие, служащие и ученые. Был такой Четыркин, кандидат технических наук, и он уже имел орден, еще до войны. Хорошо воевал, но погиб под Тихвином, ему челюсть оторвало, умер мгновенно. Другой был — Феридков, тоже кандидат технических наук, из ЛЭТИ. Он погиб у меня на глазах под Киришами, его накрыло взрывом. Хорошие были ребята…