Разговор с читателем (Сборник статей) - Алексей Пантелеев

Зачем они это делают? По неопытности? Не верю.

Скорее всего, делается это из тех же соображений, из каких, бывает, печатают у нас плохие повести и романы только за то, что они - на полезную тему. Но сколько вреда, сколько бед приносит это бездумное, привычное, чистое, бескорыстное приспособленчество!..

Есть в Ленинграде площадь Мира, бывшая Сенная. Когда-то здесь был рынок, и у площади было свое лицо: немытое, грязное, но все-таки лицо. Сейчас это - очень чистая, гладкая, но унылая, уродливая в своих очертаниях и пропорциях площадь, заставленная такими же унылыми и бесцветными домами. И вот об этой-то скучнейшей площади в примечаниях к одной популярной книжке по истории Ленинграда сказано:

"Советские люди превратили эту площадь в одну из лучших в городе".

Я прочел эти строчки и подумал: почему? Ведь автор все-таки не дворник, а искусствовед.

И вдруг понял:

Площадь Мира!

Мы столько пишем, говорим, кричим об эстетическом воспитании наших детей, и вот - на тебе: "Темпы без качества - есть рвачество", "Площадь Мира - одна из красивейших площадей Ленинграда".

Станьте на место тех мальчиков и девочек, которые уже понимают, что площадь эта уродлива, а приведенная выше "народная пословица" - никакая не пословица, а словесный мусор; станьте на их место, задумайтесь и - вот вам моральная тема в чистом виде.

Опять ребенок нарывается на ту же горькую истину: оказывается, врать можно! Но почему же в таком случае нельзя делать и все остальное, на что взрослые наложили запрет?..

Я начал статью с утверждения, что не может быть аморальной, безморальной детской книги. Мораль - не привесок, она не вкладывается в книгу, как иллюстрация-вклейка.

Но чистым и ясным, свободным от всякой неправды и двусмысленности должно быть все, что обращено к детям: не только книга, но и газетная статья, и спортивная хроника, и фельетон, и подстрочное примечание, и самая крохотная заметка из отдела "Почеши затылок".

Мы хорошо знаем, какой могучей и доброй силой является печатное слово. Но мы забываем, в какое зло может превратиться современный печатный станок, если он начнет размножать миллионными тиражами даже самую маленькую лжинку.

А забывать об этом мы не имеем права ни на минуту.

Мы дружно ополчаемся на тех, кто портит, искажает и обедняет наш язык; сетуем и негодуем, когда пишут и печатают "пошил" вместо "сшил", "одел" вместо "надел" и т.д. и т.п. Слов нет, все это очень важно и существенно, и говорить об этом следует, может быть, даже в тысячу раз громче. Но в таком случае в десять тысяч раз громче надо говорить о той нижесредней нравственной культуре, о той моральной полуграмотности, о которой шла речь выше.

Надо добиться, чтобы каждая погрешность такого порядка, каждая моральная ошибка, неясность, двусмысленность, куда бы они ни затесались - в книгу ли, в газету, в кино, в радиопередачу, стали бы чрезвычайным происшествием, предметом обсуждения и осуждения.

И, может быть, тогда реже будет возникать необходимость обращаться к пишущим людям с просьбой сочинить рассказ на моральную тему.

1961

ИГРА С ОГНЕМ

Несколько лет назад "Литературная газета" напечатала письмо читателя В.Гарина. В письме был поставлен очень важный и своевременный вопрос о борьбе с преступностью, в том числе с преступностью детской. Но что предлагал Гарин? Единственное, что он мог предложить, - это ожесточение наказаний. Ничего не хотел слышать он о воспитании, о профилактике, о предупреждении преступности. Забыв о гуманистических традициях Горького и Макаренко, читатель "Литературной газеты" предлагал уничтожать преступников "так же безжалостно, беспощадно, как волков или бездомных собак". Он даже нарисовал удобную, по его мнению, "схему", по которой за каждый новый проступок, независимо от его тяжести и сознательности, наказание усиливается. На третий раз человека следует расстреливать. Больше того, в своем письме Гарин выступает в защиту самосуда, то есть считает возможным расправу с человеком без суда и следствия. И, наконец, самое страшное, самое дикое: он предложил уничтожать, расстреливать преступников несовершеннолетних, то есть детей. Конечно, выступление Гарина получило достойную отповедь. Хорошо ответил ему в том же номере газеты заместитель председателя Верховного Суда РСФСР А.Орлов. Не мог и я пройти мимо, не отозваться на это бесчеловечное выступление.

Ответ читателю В.Гарину

С гневом, с ужасом и вместе с тем в самом простодушном изумлении читал я письмо читателя В.Гарина. Откуда, из какой ямы, из какой пещеры прозвучал в наши дни этот людоедский голос?

Гарину прекрасно ответил судебный деятель А.Орлов. Он хорошо защитил закон. Но не слишком ли мягко, не чересчур ли деликатно объясняется он с этим ожившим Бармалеем? По правде сказать, я так не могу. Может быть, потому, что затронутая в этой "дискуссии" проблема для меня не только социальная, но и глубоко личная.

Гарин предлагает уничтожать преступников, "как волков или бездомных собак". Так и написал, черным по белому.

Я знаю немало людей, которые и собак-то бездомных пытаются выручить, спасти, когда за ними охотятся фургонщики. И ведь спасают, и выручают, и выхаживают, откармливают, отогревают, одомашнивают, дают новую жизнь этим несчастным существам! А Вы, Гарин, людям отказываете в этой возможности, в возможности спасения, возрождения, перевоспитания!..

Самое страшное, непостижимо дикое в письме читателя "Литературной газеты" - это требование смертной казни для детей. И их, детей, оказывается, туда же, куда бешеных волков и бездомных собак?!.

Не знаю, что вспомнилось при этом другим читателям, какие годы и какие места, а в моей памяти сразу возник образ д-ра Корчака, шагающего впереди своих приютских воспитомцев в газовую камеру.

Гарин, вероятно, не знает, а может быть, и не желает знать, что я, пишущий эти строки, - бывший беспризорник, правонарушитель, что в детстве у меня были приводы в уголовный розыск, что сидел я и в колониях, и в тюрьме. Сейчас мне сильно за шестьдесят. Пятьдесят с лишним лет я работаю в советской детской литературе. Вместе с Маршаком, Горьким, Житковым, Гайдаром, Кассилем я принимал участие в ее создании. В прошлом году вышел четвертый том моего собрания сочинений. Никогда в другом месте и при других обстоятельствах я не стал бы об этом публично говорить. Просто я хочу напомнить Гарину, что всего этого могло и не быть, если бы 50 лет назад в нашей стране господствовали законы, воцарения которых он так страстно жаждет. То есть, если бы меня, пятнадцатилетнего, шестнадцатилетнего или семнадцатилетнего, уничтожили в свое время, как волка или как бездомную собаку.

А ведь таких, как я, людей с похожей судьбой в нашей стране если не миллионы, то сотни тысяч. В Москве уже много лет работает комитет бывших колонистов, правонарушителей. В него входят крупные военачальники, ученые, писатели, герои промышленности и сельского хозяйства... Одних писателей, выходцев из среды бывших правонарушителей, я мог бы назвать несколько десятков: В.Авдеев, Т.Веледницкая, Г.Белых, П.Железнов, П.Ольховский, К.Лихтенштейн, К.Евстафьев... Это люди моего поколения. А ведь и у многих нынешних, молодых писателей за спиной - беспризорничество военных или послевоенных лет, угрозыск, колонии, комиссии по делам несовершеннолетних.

К нашему счастью и, думаю, к счастью всего нашего общества, в государстве нашем царят иные, не гаринские законы. К общему нашему благу были у нас, и сейчас, вероятно, где-нибудь незаметно, негромко работают, такие люди, как А.С.Макаренко, В.Н.Сорока-Росинский, Ф.А.Вигдорова, В.А.Сухомлинский, герои одесского Детгородка имени III Интернационала и многие другие, да будут благословенны их имена!..

Под конец я хотел бы сказать следующее Гарину - и тем, кто разделяет его каннибальскую точку зрения (а такие, я уверен, найдутся):

Не играете ли Вы, Гарин, с огнем? Призывая нас, своих сограждан, к беззаконию, к анархии, к самосуду, не совершаете ли Вы преступление, куда более опасное, чем преступление тех пацанов, которые (возможно) залезли в Ваш, гаринский, сад и унесли оттуда за пазухами десяток-другой яблок. Тех пацанов, для которых Вы, Гарин, требуете смертной казни, уничтожения без суда и следствия?

Ведь если бы общество наше вдруг приняло Ваш троглодитский кодекс, достаточно было бы Вам напечатать в газете еще два-три письма, подобных опубликованному, и Вы тоже подпали бы под действие той "простой и в то же время сложной схемы", которая на третьем ходу отнимает у человека жизнь.

Выходит таким образом, что и сам Гарин выигрывает оттого, что действующие у нас законы - не гаринские.

1972

ОТВЕТ Г-ЖЕ ПАДМА ДЭВИ ШАРМА

Журнал "Советская женщина", издающийся в Москве на языке хинди, напечатал мое открытое письмо индийской читательнице Падма Дэви Шарма. Читательница просила помочь ей понять, как могло случиться, что ее сын Сунил, воспитанный в семье интеллигентной, в понятиях гуманных и прогрессивных, вдруг стал жестоким и грубым.