Выкуп за рыжего вождя - О. Генри

– Ломайте! – скомандовал Малыш. – Если не тут – это на моей совести.

Топоры с треском врезались в незащищенную дверь. Через проломы хлынул яркий свет. Дверь рухнула, и участники облавы, с револьверами наготове, ворвались в помещение.

Просторная зала была обставлена с вульгарной роскошью, согласно вкусам хозяина, уроженца Запада. За несколькими столами вовсю шла игра. С полсотни завсегдатаев, находившихся в зале, бросились к выходу, желая любой ценой избежать встречи с полисменами. В ход пошли полицейские дубинки. Однако большинству игроков удалось уйти.

В ту ночь сам Денвер Дик почтил притон своим личным присутствием. Он и кинулся первым на непрошеных гостей, рассчитывая, что численный перевес позволит сразу смести участников облавы. Но, едва завидев Малыша, он не думал уже ни о ком больше. Большой и грузный, как настоящий тяжеловес, он с восторгом навалился на своего более хрупкого врага, и оба, сцепившись, покатились вниз по лестнице. Приземлившись, оба вскочили на ноги, и тут Малышу довелось применить несколько профессиональных приемов, остававшихся без применения, пока его стискивал в яростном объятии любитель сильных ощущений весом в двести фунтов, которому грозила потеря имущества стоимостью в двадцать тысяч долларов.

Уложив своего противника, Малыш бросился наверх, пересек игорную залу и очутился в комнате поменьше, отделенной от залы аркой.

Здесь находился длинный стол, уставленный ценным фарфором и серебром и ломившийся от дорогих и изысканных яств, к которым, как принято считать, питают пристрастие рыцари удачи. В убранстве стола тоже сквозил широкий размах и экзотические вкусы джентльмена, приходившегося тезкой столице одного из западных штатов.

Из-под свисающей до полу белоснежной скатерти торчал лакированный штиблет сорок пятого размера. Малыш ухватился за него и извлек на свет божий негра-официанта во фраке и белом галстуке.

– Встань! – скомандовал Малыш. – Ты состоишь при этой кормушке?

– Д-да, сэр-р, я состоял. Неужели нас опять сцапали, сэр?

– Да похоже на то. Слушай сюда. Есть у тебя тут персики? Если нет, значит, я в нокауте.

– В начале вечера было с три дюжины, сэр; но, боюсь, эти джентльмены сожрали все подчистую. А хотите спелый свежий апельсин, сэр? Я живо найду для вас.

– Займись лучше делом, – строго наказал Малыш, – быстро разыщи мне персик.

Иначе пеняй на себя. А если кто-нибудь еще сегодня заговорит об апельсинах, я из него дух вышибу.

Тщательный обыск стола, обремененного дорогостоящими щедротами Денвера Дика, увенчался обнаружением одного-единственного персика, по случайности пощаженного эпикурейскими челюстями любителей азарта. Он тут же был водворен в карман Малыша, и наш неутомимый фуражир пустился со своей добычей в обратный путь. Кинув беглый взгляд назад, где люди капитана вталкивали своих пленников в полицейский фургон, он поспешно зашагал по направлению к дому.

На сердце его было легко и светло. Так рыцари Круглого Стола возвращались в Камелот, преодолев немало опасностей и совершив немало подвигов во славу своих прекрасных дам. Дама сердца Малыша распорядилась, и он справился с ее приказанием. Правда, дело касалось всего какого-то персика, но разве не подвигом было раздобыть среди ночи этот персик в городе, еще скованном февральскими снегами?

Она попросила персик; она была его женой; и персик лежит в его кармане, и он согревает ладонью драгоценный плод, опасаясь, как бы не выпал и не потерялся.

По дороге домой Малыш зашел в ночную аптеку и обратился к хозяину, вопросительно воззрившемуся на него через очки:

– Послушайте, любезнейший, не могли бы вы проверить мои ребра, все ли они целы. У меня вышло небольшое недоразумение с приятелем, и мне пришлось сосчитать ступени на одном или двух этажах.

Аптекарь осмотрел Малыша.

– Переломов нет, – констатировал он. – Но вот здесь имеется кровоподтек, да такой, что можно подумать, будто вы свалились с небоскреба «Утюг», и не раз, а по меньшей мере дважды.

– Ну, это не важно, – отмахнулся Малыш. – И дайте мне платяную щетку, пожалуйста.

В уютном свете лампы под розовым абажуром ждала новобрачная. Воздушные замки не растаяли. Стоит ей лишь подумать о чем-нибудь – хоть о цветочке, гранате – или вот персике, – и вот ее муж отважно отправляется в ночь, в широкий мир, который не в силах против него устоять, и исполняет ее желание.

И правда – вот он склонился над ней и вкладывает персик в ее руку.

– Гадкий мальчик! – восхищенно проворковала она. – Ну разве я просила персик? Я бы предпочла апельсин.

Благословенна будь, новобрачная!

Пока ждет автомобиль

Едва начали спускаться сумерки, в этот тихий уголок тихого маленького парка снова пришла девушка в сером. Она присела на скамейку и открыла книгу, надеясь почитать еще полчаса, пока света хватает, чтобы различать буквы.

Повторяем: она была в сером платье, настолько простом, чтобы не бросалась в глаза безупречность покроя и стиля. Негустая вуаль спускалась со шляпки в виде тюрбана на лицо, излучавшее спокойную, благородную красоту. В этот час она приходила сюда и вчера, и позавчера; и был некто, об этом знающий.

Молодой человек, знающий об этом, бродил вокруг, возлагая жертвы на алтарь Удачи, в надежде на милость этого великого идола. Его надежды были вознаграждены, и, когда девушка переворачивала страницу, книга выскользнула из ее пальцев и отлетела от скамьи на целых два шага.

Не теряя ни секунды, молодой человек с готовностью ринулся к скамье и подал книгу владелице, строго придерживаясь того стиля, что укоренился в наших парках и других общественных местах и представляет собою смесь галантности с надеждой, умеряемых почтением к постовому полисмену на углу. Приятным голосом он осмелился отпустить несколько незначительных замечаний о погоде – стандартная вступительная тема, ответственная за многие несчастья на земле, – и замер на месте, ожидая своей участи.

Девушка не спеша окинула его взглядом, его аккуратный костюм и черты лица, ничем особо не примечательные.

– Присядьте, если хотите, – предложила она глубоким тягучим контральто. – Право, мне бы хотелось, чтобы вы присели. Все равно уже темно читать. Я бы предпочла поболтать.

Пасынок Удачи с готовностью опустился на скамью.

– А известно ли вам, – начал он речь, которой все ораторы начинают свои выступления в парках, – что вы самая потрясающая девушка, которую я когда-либо встречал? Вчера я просто не спускал с вас глаз. Или вы не заметили, что кое-кто просто с ума сошел от взгляда ваших прелестных глазок, малышка?

– Кто бы вы ни были, – ледяным тоном проговорила девушка, – прошу не забывать, что я леди. Я прощу вам оплошность, допущенную вами, несомненно, ненамеренно, ибо такое обращение принято в вашем кругу. Я пригласила вас присесть, но если мое приглашение дает вам право называть меня малышкой, я беру свои слова обратно.

– Простите меня, ради бога! – взмолился молодой человек. Выражение самодовольства на его лице вмиг сменило раскаяние и стыд. – Я виноват, знаю… просто все девушки в парках, вы понимаете… то есть, конечно, вы не знаете, но…

– Оставим эту тему, я вас прошу. Конечно, я знаю. Лучше расскажите мне обо всех этих людях, что проходят мимо. Куда они направляются? Почему так спешат? Счастливы ли они?

Молодой человек мгновенно утратил игривый вид. Он ответил не сразу – трудно было понять, что именно от него ожидалось.

– Да, интересно за ними наблюдать… – промямлил он, решив наконец, что он постиг ее настроение. – Удивительное действо жизни. Некоторые из них идут ужинать, а некоторые… ну… в другие места. Интересно, как они живут?

– Мне нет, – отозвалась девушка. – Я не настолько любознательна. Я прихожу сюда, только чтобы приблизиться к великому, трепещущему сердцу человечества. Моя жизнь проходит настолько далеко от него, что я не слышу его биения. А знаете, почему я так говорю с вами, мистер…

– Паркенстакер, – подсказал молодой человек и взглянул вопросительно и с надеждой.

– Нет, – слабо улыбнулась девушка, подняв тонкий пальчик, – она слишком известна. Невозможно помешать газетам печатать некоторые фамилии. И даже портреты. Эти вуаль и шляпка моей горничной делают меня инкогнито. Знали бы вы, какие взгляды бросает на меня шофер, – и думает, я ничего не замечаю. Признаться, существует всего пять или шесть фамилий, принадлежащих к святая святых, – и я, по прихоти судьбы, родилась в одной из таких семей. Я говорю с вами, мистер Стакенпот…

– Паркенстакер, – робко поправил ее юноша.

– …мистер Паркенстакер, потому что я хотела хоть раз в жизни побеседовать с простым человеком – не испорченным этой пошлой роскошью и надуманной светской вежливостью. О! Да вы представить себе не можете, как я устала от этого – деньги, деньги, деньги! Всюду деньги, только деньги! И эти люди, окружающие меня, – только и знающие, что танцевать, как заведенные куклы, – они все одинаковые, будто скроенные по одному шаблону. Меня мутит от развлечений, украшений, путешествий, высшего общества и всей этой роскоши.