Секта-2 - Алексей Колышевский

– Моисей! – воскликнула она и, не в силах сдержать нахлынувшей нежности, обняла мальчика – ведь в те времена особы царской крови не особенно задумывались о соблюдении манер и условностей, их поведение было естественным. – Я буду звать тебя так, сын мой! Я научу тебя всему, что знаю сама. Ты ни в чем не будешь иметь недостатка, ибо я верю звездам и словам оракула. Ты спасешь Египет…

Мальчик долго молчал – сказывался его испуг, и Кафи даже начала думать, что ему, похоже, не удастся преодолеть последствий плена в подземелье крепости Дешиха. Он просто смотрел на нее ничего не выражающим взглядом; впрочем, он и не плакал. Принцесса пыталась заговорить с ним, но ребенок лишь однажды как-то неопределенно качнул головой и опять ничего не ответил. Однако же во дворце фараона, когда Кафи поставила Моисея перед отцом своим, Рамзесом Великим, мальчик на глазах окружающих словно пришел в себя. Всем стало видно, что он окреп, взор его прояснился, и, когда фараон о чем-то спросил его, маленький Моисей заговорил. Речь его звучала столь связно и была столь убедительна, что и Кафи, и все, кто слышал его слова, были безмерно удивлены. Мальчик говорил на халдейском наречии – язык этот отлично понимали и Кафи, и ее отец, для остальных же специально послали за рабом-евреем, и тот, с благоговением взирая на ребенка, перевел для пышного двора его рассказ.

Когда в семье отца Моисея родился наконец долгожданный сын, радости не было предела – столь желанным стало для всех появление наследника. Но стоило мальчику достичь полугодовалого возраста, как в Палестине наступила самая ужасная засуха, о какой только помнили за все времена, прошедшие после Великого потопа, старейшие потомки пророка Иакова, давшего жизнь всему еврейскому народу. Семья Моисея жила в Киликии – области в излучине реки Иордан, обмелевшей к тому времени вполовину от своего прежнего течения. Беды не приходят порознь, и очередной напастью стало нашествие из неведомых земель диких кочевников, что грабили и жгли, не оставляя за собой никаких следов жизни. Родным Моисея, застигнутым врасплох, пришлось несладко. Кочевники истребляли всех детей мужского пола – лишь так можно было прекратить род евреев и обезопасить себя от будущих мстителей. Тогда мать Моисея, установив люльку с младенцем на плоту и как следует помолившись, отпустила плот по течению иссякающих вод Иордана, рассудив, что всех их могут убить, а сын ее, может быть, и спасется.

Семье удалось скрыться от тех, кто нес смерть и горе. Путь беглецов лежал в стороне от русла реки, но они все же вышли к берегу в том месте, где река принялась петлять и преградила им путь. Мать мальчика была безутешна, отец рвал на себе волосы от отчаяния – ведь если бы они знали наперед, что спасутся, их сын был бы сейчас вместе с ними! А теперь они и предположить были не в силах, что с ним произошло и где его искать. Каково же было их удивление и сколь велика радость, когда, выйдя на берег Иордана, они увидели плывущий по реке плот и на нем в колыбели живого и невредимого малыша! Вот тогда-то мальчику дали имя и в знак его чудесного спасения, когда все напасти, обрушившиеся на их род, были, казалось, позади, надели на шею золотой амулет – треугольник с выбитым на нем прозвищем…

Обо всем этом пятилетний мальчик рассказал, проявив недюжинный ум и фантазию, поразив слушателей своим умением в столь юном, почти младенческом, в сущности, возрасте выражать свои мысли совершенно по-взрослому и с изрядным красноречием. Это было так удивительно, так ни на что не похоже, что Кафи мысленно вознесла благодарственную молитву богам за то, что они явили свою волю, и, несмотря на чрезвычайно сложное положение, в котором оказался этот чудесный ребенок, все разрешилось для него самым наилучшим образом.

– Эта история чудесная, и в ней я вижу волю богов, – молвил фараон. – Разрешаю тебе жить при храме и учиться наравне с другими детьми из знатнейших египетских родов. Пусть ни в чем не знает этот мальчик укора и растет среди нас, как равный, – обратился он к дочери, и Кафи, пряча улыбку, склонилась перед волей царственного отца своего.

Прошло некоторое время. Спасенный ребенок оказался весьма способным учеником, особенно он преуспевал в науках точных и словосложении. При главном храме Озириса, в столице, находился химнос – школа для детей аристократов и знати, видных военачальников и чиновничества. К сыну народа, который в Египте считался поголовно состоящим из людей низкого происхождения, чрезвычайно неумных и способных лишь прислуживать да выполнять всякую грязную работу, ученики поначалу отнеслись соответствующим образом. Над ним насмехались, задевали со злобой, но нрав его был спокоен, и ни тени возмущения ни разу не возникло на лице мальчика. Все нападки сверстников он сносил с достоинством, которое некоторых поначалу заводило и озлобляло. По первости Моисей часто бывал бит, но позже, когда он еще немного подрос и путем разнообразных физических упражнений не только чрезвычайно укрепил плоть свою, но и взрастил в себе стойкий дух бойца, начал пресекать рвение обидчиков, весьма успешно давая тем сдачи.

Впрочем, такое противостояние между ним и его школьными недругами и завистниками продолжалось лишь до той поры, пока однажды сама верховная жрица принцесса Кафи не вошла в школьный сад, где ученики пережидали полуденную жару, сидя под раскидистыми пальмовыми ветвями, перекусывая, играя в какие-то свои детские игры – словом, занимаясь всем тем, чем и надлежит заниматься детям во время перемены между классами.

Моисей сидел отдельно, прислонившись спиною к прохладной каменной изгороди, и на коленях у него лежал свиток из библиотеки. Мальчик, неторопливо вращая верхнюю катушку свитка и накручивая на нее хрустящий папирус, шевелил губами, читал. Он научился читать и писать одним из первых среди учеников, и с тех пор чтение сделалось его страстью. Кафи подошла к нему, немного постояла рядом, присела, провела рукой по волосам:

– Здравствуй, Моисей. Я вижу, ты не играешь, как другие дети. Отчего так?

Мальчик обрадовался ей, но радость свою проявлять не посмел, лишь слабо улыбнулся:

– Я не люблю носиться и бездумно развлекать себя игрой в фигурки. Мне куда интересней настоящая жизнь. В библиотеке так много свитков, вся мудрость мира в них заключена. Я должен прочесть их все, должен так много выучить, и я… я…

– Что? Что, Моисей? – Кафи продолжала гладить его по голове, но мальчик вынырнул из-под ее руки и прижал к груди свой свиток.

– Я чувствую, что должен совершить что-то. Что-то особенное. Именно для этого я здесь, среди людей. Но я еще так мало знаю!

Кафи обняла его, поцеловала в лоб, и все находившиеся в тот момент в саду ученики видели, как обращается принцесса с сыном раба, какие особенные, небывалые знаки внимания оказывает ему.

– Ты выучишься, ты станешь великим жрецом подлинного Бога, тебе будут ведомы и добро, и зло, и все страсти людские, а главное… – Кафи вплотную приблизила свое лицо к лицу мальчика, глядя ему в глаза, и тихо произнесла: – Тебе будет открыто будущее. Сейчас для тебя самое важное – это твоя учеба здесь, в химносе, а потом необходимо с честью выдержать выпускное испытание. Без знаний, которые получишь в школе, ты не сможешь приступить к постижению науки жрецов, ничего не поймешь в таинствах и останешься обыкновенным, пекущимся лишь о насыщении брюха профаном, каких полно вокруг тебя даже в этом саду.

Минуло десятилетие. Моисей блестяще, с наградой, окончил химнос и сделался прислужником в храме. Египетские жрецы обучали Моисея всему, что было известно им самим, и в постижении этой науки он преуспел. Наконец, после того как Моисею исполнилось 18 лет и он прошел все 32 ступени, отделяющие ученика-неофита от иерофанта-посвященного, великого жреца, занимающего наивысшую, 33-ю ступень, настало время его посвящения. В пещере Хореб, тайном святилище, где хранились главные божественные реликвии и проходили возведения в сан, жрец Иофор открыл ему главную тайну веры, истинное имя Бога, произнеся его шепотом, на ухо.

Для тех, в чьи ряды вступал сейчас Моисей, никогда не существовало никакаких богов, кроме Единственного, сотворившего Землю из ничего одной лишь силой слова. Слово же это, или «божественный логос», есть не что иное, как собственное имя Бога – ключ к созданию сущего.

По древнейшему завету, согласно изначальному учению, данному самим Творцом, знающий подлинное имя Бога становится всесильным магом, которому отныне подвластны все тайны природы. Все ее законы он провидит, перемещает небо и землю, все силы земные и небесные подвластны ему. То была наука, называемая египетскими жрецами «душа мира», или «магнес». Моисей дал ей иное название, заключив в нем некоторые буквы непроизносимого имени подлинного Бога, втайне сообщенного ему Иофором.