Диверсант № 1. Наш человек Судоплатов - Валерий Большаков

Не поддаются подсчету ликвидированные по его инициативе партийные, советские и военные работники, их жены, отправленные в застенок, а дети – в специнтернаты.

Вот фрагмент из его выступления на VIII Всесоюзном съезде Советов: «Карающая рука пролетарского закона разгромила эту шайку и при всеобщем одобрении всех трудящихся нашей страны стерла с земли эту нечисть».

В то время Хрущев гордился своим взаимодействием с Ежовым. Вместе, по терминологии Ежова, они наносили удар по кадрам.

Хрущев – инициатор закрытия церквей и репрессий против их служителей, что, кстати, не нашло поддержки даже у Сталина.

1935 год. В Сочи, где отдыхал Сталин, приезжает Хрущев. Он докладывает: «Я распорядился закрыть в Москве и Московской области 79 действующих церквей, а наиболее активных служителей культа мы отдадим под суд».

Сталин: «Вы, Хрущев, анархист! Батька Махно любил бы вас как родного сына. Церковников трогать нельзя, посмотрите, как отличился наш «пролетарский» поэт Демьян Бедный. Кто разрешил ему измываться над Священным Писанием? В срочном порядке надо изъять из обращения его книгу «Библия для верующих и неверующих».

Хрущев, осторожно: «Под следствием в Московском городском суде находится 51 служитель культа».

Сталин: «Немедленно отдайте распоряжение, чтобы всех выпустили».

1937 год, лето. В присутствии других членов Политбюро Хрущев обращается к Сталину: «Я вторично предлагаю узаконить публичную казнь на Красной площади».

Сталин: «А что ты скажешь, если мы попросим тебя занять пост главного палача Союза Советских Социалистических Республик? Будешь как Малюта Скуратов при царе Иване Васильевиче Грозном. Какой у тебя еще вопрос?»

«Вячеслав Михайлович умышленно тормозит развитие промышленности и сельского хозяйства». – «Где конкретные доказательства?» – «Я готовлю на ваше имя развернутую докладную записку». – «Мы поняли вас, товарищ Хрущев, вы готовы сразу схватить два портфеля – палача и председателя Совнаркома? Мы подумаем, какой из этих постов вам отдать!» (Это была уже явная издевка, Сталин не щадил самолюбия Хрущева.)

Сохранилось постановление Военного совета Киевского военного округа: «Состояние кадров командного, начальствующего и политического состава округа» от 25 марта 1938 года, принятого при участии Хрущева.

Вот выдержки из этого документа: «Военный совет поставил центральной задачей выкорчевывание врагов народа и подбор на руководящие должности преданных и растущих командиров.

В итоге беспощадного выкорчевывания троцкистско-бухаринских и националистических элементов на 25 марта 1938 года произведено следующее обновление руководящего состава округа: из девяти командиров корпусов обновлено девять, из 25 командиров дивизий – 24, из 135 командиров полков – 87, из 9 начальников штабов корпусов – 6, из 25 начальников штабов дивизий – 18, из 135 начальников штабов полков – 76, из 24 начальников отделов штаба округа – 19. Всего уволено из частей округа по политико-моральным причинам 2922 человека, из них арестовано 1066».

Таковы масштабы хрущевских репрессий против командного состава. Служил бы Г. К. Жуков в КВО, а не в БВО, отбывать бы ему заключение.

Но и этого было мало, и «Военный совет ставит как главнейшую задачу – до конца выкорчевать остатки враждебных элементов» (подписи Тимошенко и Хрущева).

Хрущев пишет Сталину: «Дорогой Иосиф Виссарионович! Украина ежемесячно посылает 1718 тысяч репрессированных, а Москва утверждает не более двух-трех тысяч. Прошу принять меры. Любящий вас Н. С. Хрущев».

Глава 9

Сигнал «гроза»

За два дня до войны, 20 июня, Берия вызвал Судоплатова и Масленникова, заместителя наркома по войскам, и приказал обоим срочно вылететь в Минск.

Командующий Западным Особым военным округом сам вышел на наркома с вопросом, что еще можно сделать «по линии диверсионной службы для всемерной поддержки Красной Армии».

Лаврентий Павлович был резковат, порой в его голосе прорывались истеричные нотки – нарком был растерян и подавлен.

Сталин, вероятно, еще в первых числах июня отступился от своей позиции – непременно договориться с Гитлером. Очень уж весомы были «улики». Судоплатов сильно рисковал, выдавая «инфу» из будущего – о плане «Барбаросса», о плане «Ост», – ведь никаких подтверждений этим реальным замыслам не было. И он подавал недоказанную правду, как подливку к главному блюду, одновременно напрягая резидентов в Европе.

Те, надо сказать, хорошо поработали: им задали хорошо сформулированные вопросы, и «Лицеист», «Курт», «Юна», «Люци», «Корсиканец», «Тит», «Алмаз», «Кармен», «Эрнст» нашли оч-чень интересные ответы. О том, как Берлин будет переименован в «Германиа», и как побежденные в войне «унтерменши» (всякие там русские, киргизы и проч.) будут прогоняться по широким проспектам столицы Рейха. О том, что Аушвиц или Дахау – всего лишь пробные, испытательные площадки, чтобы, наработав опыт, отгрохать воистину гигантские лагеря смерти, в которых «неполноценные» народы станут уничтожаться десятками миллионов, освобождая «жизненное пространство» для немецких колонистов. О том, что на границах СССР скопились силы, вдвое большие, чем те, что ожидали увидеть в советском Генштабе и Наркомате обороны.

Молотов, правда, продолжал отстаивать прежние позиции – медлительность наркома иностранных дел вошла в поговорку. Но к середине июня увял и он.

21-го числа все немецкие суда покинули рижский и ленинградский порты, даже те, что были недогружены. Полночи в германском посольстве и консульствах жгли документы – война приближалась неумолимо, от ее холодного, смердящего дыхания волосы поднимались на затылке. А уполномоченные Верховного главнокомандующего направлялись в армию и на флот, чтобы передать устные приказы из Кремля – никаких сверхсекретных бумаг и звонков. Полная тайна.

Николай Кузнецов, и без того державший Рабоче-крестьянский Красный флот в полной боеготовности, получил приказание: 18 июня, ровно в полночь, все подводные лодки должны покинуть базы Балтфлота и занять позиции у Киля, Данцига, Бремена, Мемеля, Пиллау, Кенигсберга. Встать на боевое дежурство и, как только (если вдруг…) начнется война, топить немецкие корабли.

Еременко должен был на 22 июня привести в полную боевую готовность авиацию, танки, артиллерию, а красноармейцам предстояло провести ночь вне казарменных коек. Но лучше не выспаться живым, нежели погибнуть во сне.

Летчикам было велено тайно перебазироваться на новые аэродромы, старую и ломаную технику оставив на старых площадках, чье местоположение давно было известно гитлеровцам. Буквально на ходу, то бишь на лету, летуны привыкали вылетать парами – ведущий плюс ведомый, – а не втроем, как раньше, хотя еще во время войны с белофиннами звучали призывы перейти на звенья-двойки, ибо тройки лишали самолеты маневренности. Тут было в точности как в поговорке – третий лишний.