Прокурор республики - Аркадий Ваксберг

- В Выборге задержана Пятая кубанская казачья дивизия, в Пскове кавалерийские части, в Царском Селе - ударные батальоны. Первый, четвертый и четырнадцатый казачьи полки сами отказались от выступления.

На усталом лице Свердлова мелькнула удовлетворенная улыбка. Он подошел к Крыленко, положил руку на его плечо.

- Ну что, Абрам? Это будет последний?..

- И решительный, Андрей... - очень тихо проговорил Крыленко. И вдруг его пронзила тревожная мысль. - Что с Ильичом? - Он знал, что шпики наводнили весь город, что за Лениным погоня.

- Владимир Ильич в надежном месте, - успокоил Свердлов.

В надежном месте - на квартире депутата Петроградского Совета, большевички Фофановой, подчинившись категорическому требованию ЦК не покидать своего убежища, Ленин писал в Смольный ближайшим товарищам и друзьям: "...Положение донельзя критическое... Нельзя ждать!! Можно потерять все!!. Надо, чтобы все районы, все полки, все силы мобилизовались тотчас... История не простит промедления революционерам, которые могли победить сегодня (и наверняка победят сегодня), рискуя терять много завтра, рискуя потерять все..."

...Крыленко обернулся и невольно отпрянул: не может быть!.. В дверях стоял Ленин. Он держал в руке стул.

- Я вам не помешаю, товарищи?

- Владимир Ильич, как вы добрались?

- На трамвае, - невозмутимо ответил Ленин. - Сели мы с товарищем Рахья и доехали. И, представьте себе, никто по дороге меня не узнал. Или просто никому нет дела до какого-то там старичка в поношенной кепке?

...Ночью пришло известие: все узловые пункты города взяты.

В руках Временного правительства остались только Зимний дворец, Главный штаб военного округа и Мариинский дворец.

Наступал последний день старой эры.

Утром двадцать пятого октября главный начальник Петроградского военного округа полковник Полковников зашел в телеграфную кабину на чердаке военного министерства, где помещался аппарат прямого провода, связывавшего столицу со ставкой Верховного главнокомандующего. Плотно закрыв за собой дверь, он продиктовал телеграфисту сообщение чрезвычайной важности:

"Доношу, что положение в Петрограде угрожающее... Идет планомерный захват учреждений, вокзалов, аресты. Никакие приказы не исполняются. Юнкера сдают караулы без сопротивления. Казаки, несмотря на ряд приказаний, до сих пор из своих казарм не выступили. | Сознавая всю ответственность перед страною, доношу, | что Временное правительство подвергается опасности потерять полностью власть, причем нет никаких гарантий, что не будет попытки к захвату Временного правительства. Главнаокр петроградский полковник Полковников".

Телеграфист, молодой офицер, кончил стучать ключом и молча ждал дальнейших приказаний. Полковник неподвижно сидел, прикрыв ладонями глаза. Потом сказал:

- Поставьте гриф: "Совершенно секретно". Так...

Надеюсь, вы понимаете, мой мальчик, значение телеграммы, которую вы сейчас передали. Вы ведь умеете хранить военную тайну?..

Через полчаса текст телеграммы "главнаокра" - тарабарские сокращения стали прочно входить тогда в разговорный язык - лежал на столе члена Военно-революционного комитета Николая Крыленко. Это была, в сущности, не просьба о помощи, а крик отчаяния. Полковник был довольно точно осведомлен о том, что происходит в столице. И не строил себе никаких иллюзий.

Ленин, Дзержинский, Свердлов, Урицкий и другие руководители восстания проводили срочное совещание.

Крыленко тихо вошел, положил телеграмму перед Ильичом.

Ленин быстро пробежал ее глазами, потом прочитал вслух.

- Заметьте, товарищи: "Нет никаких гарантий, что не будет сделано попытки к захвату Временного правительства". Какой забавный оборот речи!.. Что верно, то верно: никаких гарантий нет...

...Штурм Зимнего был назначен на вечер. В последний раз Крыленко решил объехать район, где два-три часа спустя должны были развернуться бои, проверить расположение частей, увидеть не на карте, а наяву позиции армии, которая готовится к решающей атаке.

Обычно шумный и многолюдный в эти часы, город казался вымершим. На улицах не было ни души. Машина, в которой ехал Крыленко, одиноко чернела на пустынной глади широких набережных и проспектов.

Вот Литейный мост... Зимняя канавка... Мойка... Екатерининский канал... Конюшенный... Невский - до Адмиралтейства и Морского экипажа. Боевые части революционных войск вместе с красногвардейцами несли вахту на закрепленных за ними позициях, ожидая боевого сигнала. На Неве замерли военные корабли. Время от времени, разрезая тишину, по булыжникам Невского громыхали броневики да подтягивались к Зимнему трехдюймовки.

Наступила уже полная темнота, только Зимний дворец ослепительно сверкал огнями. Крыленко остановил машину на Миллионной улице - царский дворец выходил туда боковым фасадом. Неподалеку тихо разговаривали несколько человек. Крыленко узнал голос Чудновского, одного из руководителей штурма. Он окликнул его:

- Григорий, это ты?

- Крыленко?!

Мимо, тяжело стуча сапогами, пробежали трое солдат. Донеслись обрывки слов: "...ранили", "заявил, что будет стрелять..."

- Вот, прочитай, - сказал Чудновский и чиркнул спичкой. Стоявшие рядом красногвардейцы заслонили пламя от ветра. - Ультиматум... А вдруг обойдется без крови...

- "...Временное правительство объявляется низложенным, - читал Крыленко. - Вся власть переходит в руки Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов. Зимний дворец окружен революционными войсками. Орудия Петропавловской крепости и судов...

наведены на Зимний дворец... Именем Военно-революционного комитета предлагаем членам Временного правительства и вверенным ему войскам капитулировать...

Для ответа вам предоставляется двадцать минут..."

- Ультиматум послан? - спросил Крыленко.

- Нет еще... Подождем до без десяти минут семь...

- Кто передаст?

- Я сам, - ответил Чудновский.

Они обнялись. Крыленко пошел в направлении Главного штаба. Оттуда были хорошо видны поленницы дров вдоль Зимнего дворца - за ними прятались юнкера.

...Он был уже близко от Смольного, когда за спиной глухо раздались орудийные выстрелы.

Значит, ультиматум отклонен.

Начался штурм...

В актовом зале Смольного близился час открытия Второго съезда Советов.

Горели огромные белые люстры. На скамьях и стульях, в проходах, на подоконниках, на краю сцены - всюду сидели люди, представители рабочих и солдат многомиллионной России. В спертом воздухе висел синий табачный дым. То в одном, то в другом конце зала вспыхивали революционные песни...

А этажом выше ни на минуту не прекращал своей работы Военно-революционный комитет, державший з руках все нити восстания.

Посреди ночи в Смольный прибыл связист-самокатчик. Его встретил Подвойский.

- Слушаю, товарищ... - Волнение сжало горло.

- Зимний взят. Временное правительство арестовано.

Подвойский бросился в соседнюю комнату. Склонившись над столом, Ленин что-то торопливо писал. Это был проект Декрета о земле.

- Все кончено, Владимир Ильич! - крикнул Подвойский.

- Что вы сказали, товарищ Подвойский? - спросил Ленин, продолжая писать.

- Все кончено... Зимний взят...

Ленин поднял голову, встал. Минуту-две он молчал.

- Все кончено, говорите вы? Все только начинается!..

На фронт полетели телеграммы с известием о победе восстания.

Съезд ждал ответа фронтовиков. Поддержат или взбунтуются? Перейдут на сторону революции или двинут против нее войска?

Ночь была уже на исходе, когда в дверях огромного, как завод, гудящего зала появился человек в черной кожаной куртке. Продираясь сквозь толпу заполнивших проход делегатов, он стремительно направлялся к трибуне, зажав в кулаке листок.

"Крыленко! Крыленко!" - пронеслось по рядам.

- Слово для экстренного сообщения имеет товарищ Крыленко.

- Телеграмма! - Его мощный голос прогремел над притихшим залом. Товарищи, пришла телеграмма с Северного фронта.

Это был фронт самый близкий к Петрограду, от его решения во многом зависела судьба революции.

- Двенадцатая армия приветствует съезд Советов и сообщает о создании Военно-революционного комитета, который взял на себя командование фронтом!..

Делегаты повскакали со своих мест. Крыленко стоял на трибуне, прижимая телеграмму к груди, и чувствовал, что не в силах сдержать слез.

Было пять часов семнадцать минут утра...

К трибуне подошел Луначарский и прочитал воззвание к народу, которое только что написал Ленин:

"Съезд берет власть в свои руки.

Да здравствует революция!"

Стены были готовы обрушиться от оваций. Делегаты запели "Интернационал".

"Стояла тяжелая холодная ночь. Только слабый и бледный, как неземной, свет робко крался по молчаливым улицам, заставляя тускнеть сторожевые огни.

Тень грозного рассвета вставала над Россией", - прислонившись к колонне и вытирая слезы рукавом, записывал в блокнот очевидец и летописец Октябрьской революции, американский писатель Джон Рид.