Почему я не люблю дождь - Андрей Петерсон

И даже снизошел до объяснений, окинув правда перед этим леди Кай долгим и очень тяжелым взглядом. Причем умудрился сделать это в высшей степени надменно и свысока, хотя едва доставал ей до пояса.

С его слов выходило, что прямо на выходе из часовни теперь начиналась не сильно крутая и не очень широкая лестница, ведущая куда-то ввысь. Куда именно, оставалось ему неведомо, потому как конца ей не было. По крайней мере, отсюда его не видно было.

Все это сообщил он на удивление спокойно – без обычного своего нытья и непременного ворчания. Видно было, что новой своей ролью всевидящего и почти всезнающего он вполне доволен, и лучшего для себя пожелать не может.

Как мало, в сущности, некоторым надо… Дай только ощутить хоть мизерное превосходство над теми, кто их повыше да в плечах пошире, и счастливы они, бедолаги, – сил нет. Воистину: чем меньше рост, – тем больше комплексы…

Лестница действительно была, и леди Кай убедилась в этом довольно быстро, сначала просто поводив руками над землей и наткнувшись на что-то холодное, гладкое и невидимое, а потом сыпанув горсть песка прямо перед собой.

И только она это сделала, как тайное и от глаз скрытое сразу стало явным и очевидным. Хотя и не полностью, конечно.

Потрясное это было зрелище!

Прямо за порогом начиналось нечто, похожее на ступени, слегка присыпанные песком. Причем, чем выше, – тем меньше и хуже их видно было. А где-то в районе пятой-шестой они уже и вовсе не угадывались – просто в воздухе парили отдельные песчинки никуда, впрочем, не проваливаясь и вниз на землю не осыпаясь.

– Нам туда, – тут же заявил хилависта и глянул на Осси, явно ожидая что смекалку его тут же оценят по достоинству.

– Это я уже поняла… – Осси обескуражено смотрела на видимую ей часть лестницы.

И чем больше смотрела, тем меньше ей все это нравилось. Перспектива подниматься куда-то вверх по ступеням которые в ширину едва достигали арда, а глазу были вообще не видны, не сильно что-то радовала. Да еще, к тому же, Хода после некоторых раздумий сообщила, что лестница эта, похоже, «немного влево загибается», – это уж, чтобы совсем хорошо стало…

Так что энтузиазма особого леди Кай от предстоящей прогулки по облакам не испытывала, и судить ее за это, наверное, нельзя было. А вот хилависта – так тот только что не подпрыгивал от нетерпения, всем своим видом выражая полную готовность к восхождению и дальнейшим подвигам:

– Ну, так идем, или что?

– Идем-то – идем… Вот только как идти, если я ступенек не вижу?

– Вижу – не вижу… Какая разница, – похоже, что благодушия хилависты хватило ненадолго. – Главное, что они есть. А раз они есть, значит по ним можно идти. А если тебе так уж приспичило, возьми и сделай их видимыми…

– Да? И как же? Мне что теперь с собой мешки с песком таскать чтобы их видимыми сделать? Да, и нету их… мешков…

– Мешки таскать… – фыркнул хилависта. – Хотел бы я на это посмотреть, – он фыркнул еще раз, а потом, видимо, представив себе это зрелище уже во всей красе, зашелся скрипучим противным смехом, похожим на простуженное тявканье.

Осси стояла, смотрела на сотрясающийся от смеха зеленый пузырь и на полном серьезе прикидывала, что лучше – покончить с ним раз и навсегда, разрубив на две половинки, как арбуз, или просто пнуть ногой и проводить долгим взглядом.

В тот момент, когда она пришла к выводу, что два куска хилависты могут оказаться даже хуже чем один целый, гадина эта наконец отсмеялась и, все еще всхлипывая от удовольствия, объявила:

– Я иду первым. Ты – за мной. По следу, так сказать. Главное, – не застревай нигде, и держись поближе, – с этими словами он перекатился в сторону лестницы и довольно ловко скользнул ступеней на десять вверх.

Точнее – на двенадцать. Ступеньки, по которым он только что прошелся – если, конечно, это слово применимо к его способу передвижения, – засветились ровным зеленоватым светом и теперь их можно было и видеть, и считать, вообще делать с ними все что угодно. Хотя, что с ними можно делать еще, – это, конечно, вопрос вопросов.

Свечение это было довольно бледным и потихоньку сходило на нет, но этого было достаточно, чтобы решить главную на этот момент проблему.

«Неплохо, – оценила этот неожиданный поворот Хода. – Ловко и изящно».

– Ну что? – Вернувшийся назад хилависта был собой весьма доволен, но вид у него при этом был – ехидней некуда. – Годится?

Осси кивнула:

– Вполне. Ты только быстро не лети.

– Не буду… А ты говоришь – мешки… – хилависта не удержался и снова хихикнул. – Проще надо…

И началось восхождение.

Остров белого песка скрылся из виду довольно быстро. Просто в какой-то момент растаял внизу под ногами и все. Ни следа и ничего – только воспоминания о приятно проведенном времени, да все еще ноющая рука, по которой пришелся удар мантихоры.

Шли долго. Хилависта слово свое держал – вперед не рвался, хотя видно было, что может и быстрее – просто сдерживается. А ощущения при этом были самые дикие. Под ногами – ничего. Впереди – ничего. Позади – а Осси не удержалась и оглянулась пару раз, – тоже ничего.

Пустота.

Одна лишь пустота, и ничего кроме пустоты…

И только где-то далеко внизу земля, едва видная сквозь легкую пелену облаков. Странное это было дело – гулять по небу. Оно было везде – и над, и под и, вообще, – куда только ни глянь.

Хорошо хоть ветра не было. А кстати, почему, интересно?.. – Осси задумалась. То ли просто улетел он куда-то по неотложным своим делам и пропустил такую интересную забаву, а то ли – так задумано было. И если, так, то неведомым строителям этого шедевра небесной архитектуры – отдельное спасибо и низкий поклон…

– Не устала? – Обернулся на ходу хилависта. Причем ловко он это сделал – будто вывернулся, продолжая, как ни в чем не бывало, катиться вперед. – Или, может, передохнем?

Обалдеть – не встать. Этот занудный гундос мог, оказывается, быть и вежливым и внимательным… Страшно было даже подумать, что еще может скрываться под этой бледно-зеленой оболочкой… Тонкая ранимая душа? Последний романтик? Бродяга и мечтатель?

– Нет, – улыбнулась Осси. Больше, конечно, своим мыслям улыбнулась, чем ему. – В порядке. Ползем дальше.

– Ну, ползем – так, ползем…

Остановиться все-таки пришлось.

А потом еще раз.

Силы понемногу таяли, а ноги, наоборот, – наливались совершенно неподъемной тяжестью, и дальше шагать не хотели ни в какую. Так что приходилось не только их переставлять, но еще и себя уговаривать.