Мой «Фейсбук» - Зеленогорский Валерий Владимирович

— Легок на помине! — пробормотал Миша.

— Вадик!!! — хором закричали бывшие пионеры.

Седой повернулся, остановился, что-то в нем включилось, и он вспомнил.

Всплывающее окно из прошлой жизни: школа, пионерский лагерь «Орленок», объятия и поцелуи.

Он присел за стол.

— Вспоминали тебя сейчас, — сказал ему Валерий. — Помнишь, как девочку у меня увел в пятом классе?

— Какие девочки! У меня уже внуки в школу ходят! Я зачехлил ракетку, ушел на заслуженный отдых, никакого секса, стал рисовать!

— Как Шагал! Слава земляка спать не дает? — съязвил Миша.

— А ты до сих пор успокоиться не можешь, что меня взяли в оркестр? 35 лет прошло, можно уже забыть.

— А я вот ему рассказываю, как ты у меня Леонову увел, прямо из стойла! — вмешался Валерий. — Ну ладно! Как попал сюда, на край света?

— Попал, чтоб им пусто было, летим в Сидней на фестиваль, самолет посадили из-за какого-то мудака в чалме, звонил куда-то по спутнику; угроза террористическая, совсем обалдели после 11 сентября, и так опаздываем, теперь сидеть будем три часа, самолет менять будут, этого мудака допрашивать.

— А я ведь тоже любил эту Леонову, — перебил его Миша, — что с ней стало потом?

— Она закончила школу с медалью, — ответил Вадик, — но не поступила: папу ее посадили за что-то экономическое; она жила у бабки в деревне, потом вышла замуж за тракториста, он бил ее, она вместе с ним пила самогон. Потом сама чуть не села за кражу из ларька, теперь работает на цементном заводе вахтершей и пьет, как лошадь.

Я ее видел, но не подошел, не захотел соприкасаться с чужим несчастьем, в ней ничего не осталось от той, кроме коленок, такие же…

Все молчат…

Валерий смотрит на Вадика пристально, проникает через толщу лет и видит его мальчиком, бредущим с папкой для нот через двор, сквозь строй местных хулиганов, там же стоит Валерий, он, в отличие от остальных, не свистит, но и не подходит — не хочет быть изгоем, хотя с Вадиком у них хорошие отношения, оба собирают марки «колонии», но сейчас он стоит в толпе, которая свистит Вадику вслед.

Потом старший Горохов берет Вадика за грудки, ставит на каменный столб от бывших дворовых ворот, слезть с этого постамента самому невозможно, и говорит ему: «Играй, жиденок!»

Вадик обреченно играет, он устал после трехчасовой игры в школе, но он играет, и они смеются.

Потом он увлекается, играет уже для себя; все расходятся.

Потом Валерий приносил какие-то палки и Вадик слезал; они шли к Вадику домой, ели ливерную колбасу, он никогда не плакал.

— Прости меня, дурака, за трусость, я до сих пор такой, — с горечью говорит Валерий.

— А я почти ничего не помню, даже иногда вспоминаю с нежностью наш двор и всех этих Гороховых, Шиловых и Башкировых, интересно, как они сейчас?

— Почти все умерли, кто в тюрьме, кто от водки, — мрачно отвечает Валерий.

Объявление по радио, аэропорт закрывается на вылет по метеоусловиям.

Прибыл рейс из Сиднея в Париж, вынужденная посадка: гроза.

В зале появляются пассажиры парижского рейса.

В конце процессии идет полный мужчина в очках с лицом отсутствующего на этой земле человека, с виду он похож на профессора естественных наук.

Все за столом щурятся, вглядываясь в него, и не узнают.

Он проходит мимо их стола, слышит русскую речь, притормаживает, потом отгоняет от себя наваждение, проходит дальше и садится рядом за свободный стол.

— Мне показалось, это Саша 3., - говорит Валерий.

— Перестань! Это уже ту мач, — отвечает ему Вадик.

— Я слышал, он живет в Тулузе, преподает математику, — сообщает Миша.

— Он с детства был помешан на этом, видно, совсем сошел с ума, — заметил Вадик.

С соседнего стола раздается дьявольский смешок:

— Вы не угадали, господа. Вот он я, в добром здравии. С кем имею честь?

— Это Вадик, Миша и я, Валерий. Помнишь — Витебск, пионерлагерь «Орленок»?

— Помню, там было сыро, и я всегда болел. Вы что, здесь живете?

— Да нет! — отвечают все в один голос. — Занесла судьба, будь она неладна.

Саша говорит:

— Я в Тулузе, профессор математики, уехал в 91-м — ни работы, ни денег, дети малые. Позвали, и поехал, живу уже 17 лет, привык.

К Валерию из зала ожидания подходит молодая девушка-брюнетка в платке-арафатке на шее, смущаясь, здоровается, что-то шепчет ему и уходит.

Все смотрят на Валерия удивленно.

— Да девушку нашел здесь, везу в Россию, персонаж моего расследования в журнале. Если желаете, расскажу.

Ее парня посадили, я его нашел, дал адвоката, скоро он выйдет; а она уехала сюда, работает в пансионате «Елочка», убирает за стариками, ее здесь все любят.

Я везу ее обратно, для встречи с ним, будем делать о них кино и ток-шоу.

Вадик рассерженно восклицает:

— Вам только шоу делать из несчастий людских, ненавижу борзописцев. Все вам обосрать надо, в душу влезть и использовать для рейтингов своих.

— Ну не перебирай, — примирительно говорит Миша, — тут дело чистое, он людям помочь хочет!

— Хочешь помочь — помоги, нечего людей юзать, они не куклы.

Валерий:

— Честно тебе скажу, я реально завелся, пацана хочу из тюрьмы вынуть, пусть живут, горя и так натерпелись, совсем зеленые. А ты-то чего такой злой?

Вроде живешь в свободном мире, уехал, сделал, что желал; я помню, ты, когда уезжал из Минска в 83-м, мы сидели в твоем доме, и ты говорил, что это твой шанс, другого не будет.

Так и случилось, нет?

— По большому счету, да, но если тут мешали коммунисты, то там диктат спонсоров, попечительских советов, критиков сраных, которые решают, кто гений, а кто ремесленник. Нет мира под оливами, все говно: коммунисты, демократы, консерваторы, но что делать, на Луну не уедешь.

— Есть место, здесь недалеко, пансионат «Елочка», — ехидно говорит Миша и кивает Валерию.

— Знаю. Я год назад дядю туда отвез — старый стал, жил в Подмосковье, дети уехали, он остался, патриот, фронтовик, но сдавать стал после приключения своего в предзакатный период: любви все хотел после смерти тетки, замучил своего врача с препаратами, укрепляющими силу мужскую, но вышло как в анекдоте: «а она не пришла», ну, помните? — Все кивают седыми головами…

— Такой вот шекспировский сюжет — задумчиво сказал Вадик, — прожить жизнь с такой жаждой; мы другие, я вот совсем забил на это дело.

— Рано начал, — намекая на Леонову, сказал Валерий.

— Кстати! — воскликнул Миша. — Я бы его поставил на ноги! Я провел большую работу, даже защитился в академии нетрадиционных методов.

Я доказал, что определенные музыкальные произведения регенерируют функции определенных частей тела; у меня под Стокгольмом есть клиника, где пациентам со всего мира назначают определенные циклы.

Индивидуально ВИП-клиентам я сам играю, результаты потрясающие.

— Мой дядя — старый болван, у него от классики режет уши, слушать может только марши и советские песни. Ну какое от них здоровье? — сказал Вадик; потом добавил: — Ты что, серьезно? А я столько лет играю, и не разу мне не помогло, ну если это твой бизнес!.. Бах для почек, Моцарт для сосудов… По-моему, это бред!

— Это не бизнес — это миссия, миссия, ты понимаешь?!

— Давайте не спорить, — перебил Валерий, — не хватало вам еще подраться! Интеллигенция! И вечный бой! Покой вам только снится…

Саша! А как там лягушатники, не заколебали еще?

— Да нет, мы живем тихо, своей семьей, там люди воспитанные, в душу не лезут и без звонка не приходят.

— Там вкусно, я совсем обожрался там.

— Ты и маленький был не худеньким, — улыбнулся Вадик.

— Ну и все-таки, Саш, чего тебя туда занесло?

— Я же рано уехал из дома, в пятом классе после олимпиады меня забрали в школу Холмогорова при МГУ, там жил в интернате, потом поступил, закончил.

На работу хотел по космосу, не взяли, боялись, что секреты продам потенциальному противнику.