Дьявол зимой - Клейпас Лиза

Ядовитая реплика Себастьяна, назвавшего клуб Дженнера второразрядным заведением, была верна лишь отчасти. Со слов отца Эви знала, что клуб при всей его доходности так и не достиг высот, к которым стремился Айво Дженнер. Ему хотелось сравняться со знаменитым клубом Крейвена, который сгорел дотла много лет назад. Однако у Дженнера не было ни таланта, ни дьявольского обаяния Дерека Крейвена. Поговаривали, будто Крейвен выиграл деньги целого поколения англичан. А тот факт, что он ушел со сцены в зените своей славы, окончательно сделал его легендарной фигурой в глазах светского общества.

И если Дженнеру было далеко до Крейвена, то отнюдь не из-за недостатка стараний. Он начал с того, что перенес свой клуб с Ковент-Гарден на Кинг-стрит. В те времена это был ничем не примечательный проезд, ведущий в престижный район, где располагались модные лавки и роскошные резиденции. Выкупив большую часть улицы, Дженнер построил несколько домов, включая внушительное здание для клуба, и объявил о самых высоких ставках в Лондоне. В результате все, кто хотел играть по-крупному, шли к Дженнеру.

У Эви сохранились детские воспоминания о посещениях клуба. Это было роскошно отделанное, хотя и чересчур помпезное место, и ей нравилось стоять рядом с отцом на галерее, наблюдая за кипевшей внизу жизнью. Дженнер водил дочь на Сент-Джеймс-стрит, где, снисходительно улыбаясь, следовал за ней во все лавки, которые ей хотелось посетить. Они заходили к парфюмеру и шляпнице, в книжный магазин и в кондитерскую, где он покупал ей свежеиспеченные булочки, еще теплые, с подтаявшей белой глазурью.

Годы шли, и визиты Эви на Кинг-стрит стали реже. Хотя она всегда винила в этом Мейбриков, теперь она понимала, что часть ответственности лежала на ее отце. Дженнеру было гораздо легче любить малышку дочь, которая визжала от восторга, когда он подкидывал ее в воздух мощными руками. Он ерошил ее волосы, такие же рыжие, как у него, утирал ее слезы и совал в ладошку конфету или шиллинг, когда приходило время расставаться. Но когда она подросла, превратившись в юную девушку, в их отношениях появилась неловкость.

– Клуб – неподходящее место для тебя, детка, – сказал он с грубоватой сердечностью. – Лучше тебе держаться подальше от такого старого греховодника, как я, и подыскать хорошего парня, за которого ты могла бы выйти замуж.

– Папа, – взмолилась Эви, отчаянно заикаясь, – н-не отсылай меня назад. П-пожалуйста, позволь мне остаться с тобой.

– Нет, малышка. Ты принадлежишь Мейбрикам. И бесполезно удирать от них. Я отправлю тебя обратно.

Ее слезы не поколебали его решимости. В последующие годы визиты Эви в клуб отца сократились до двух в год, если не реже. И пусть это делалось для ее же блага, ощущение собственной ненужности глубоко проникло в ее сознание. Она стала сторониться мужчин, уверенная, что им скучно в ее обществе. Со временем это превратилось в сбывающееся пророчество. Ее заикание усилилось – чем больше она старалась, тем более невнятной становилась ее речь, пока не оказалось, что проще всего молчать. На балах она подпирала стенку в компании самых невостребованных девиц. Ее никогда не приглашали на танец, никогда не целовали, никто не ухаживал за ней и не говорил комплиментов. Единственное предложение, которое она получила, сделал ее кузен Юстас, да и то не слишком охотно.

Дивясь переменам в своей судьбе, Эви взглянула на мужа, который пребывал в мрачном молчании. Себастьян ответил ей насмешливым взглядом. С холодным выражением лица и циничной усмешкой он совсем не походил на обольстительного повесу, который разделил с ней постель два дня назад.

Она переключила внимание на лондонские виды, открывавшиеся из окошка кареты. Скоро они доберутся до клуба, и она увидит своего отца. Прошло шесть месяцев с тех пор, как они виделись в последний раз, и Эви собиралась с духом, готовясь к встрече. Туберкулез был распространенным заболеванием, и все знали, что он делает с человеком.

Болезнь пожирала легкие, сопровождаясь лихорадкой, кашлем, потерей веса, слабостью и обильным потом по ночам. Смерть обычно воспринималась жертвами как избавление, а их близкими как конец невыносимых страданий. Эви не могла поверить, что ее полный сил отец дошел до подобного состояния. Она боялась встречи с ним не меньше, чем стремилась к ней. Однако все это она держала при себе, подозревая, что Себастьян только посмеется, если узнает о ее страхах.

Ее пульс участился, когда карета свернула на Кинг-стрит и показался отделанный мрамором фасад клуба Дженнера. Его массивный силуэт четко вырисовывался на фоне золотисто-розового заката, пробивавшегося сквозь туманную дымку, окутавшую Лондон. Эви судорожно перевела дыхание, когда экипаж покатил по аллее, которая вела к конюшням и хозяйственным постройкам, высившимся позади главного здания.

Карета остановилась у заднего входа, что позволяло подняться в личные апартаменты хозяина, не привлекая внимания публики. Клуб Дженнера был не тем местом, которое посещали приличные женщины. Джентльмен мог привести сюда свою любовницу и даже проститутку, с которой он хотел бы провести время, но ему бы и в голову не пришло пригласить в клуб респектабельную даму. Взглянув на Себастьяна, Эви обнаружила, что он наблюдает за ней с бесстрастным интересом энтомолога, изучающего новую разновидность пчел. Вряд ли ее внезапная бледность и дрожь ускользнули от его внимания, однако он ни словом, ни жестом не поддержал ее.

Выбравшись из кареты первым, он взял Эви за талию и опустил на землю. Пахло на заднем дворе так же, как в ее детстве, – смесью конского навоза, помойки и алкоголя с терпким привкусом дыма. Наверняка из всех женщин, получивших благородное воспитание, она была единственной, для кого этот запах ассоциировался с домом. Во всяком случае, он нравился ей больше, чем атмосфера в особняке Мейбриков, пропитанная запахом заплесневелых ковров и плохого одеколона.

Поморщившись от боли в мышцах, онемевших от долгого сидения в карете, Эви направилась к двери. Вход в кухню и другие служебные помещения располагался дальше, а за этой дверью находилась лестница, которая вела в апартаменты ее отца. Кучер решительно постучал в дверь и отступил в сторону.

Дверь отворилась, и Эви с облегчением увидела знакомое лицо. Это был Джосс Буллард, выполнявший в клубе обязанности сборщика долгов и вышибалы. Плотный, с темными волосами и тяжелой челюстью, он обладал к тому же угрюмым характером и оказывал Эви минимум любезности, когда им приходилось встречаться. Однако она слышала, как отец хвалил Джосса за преданность, и ценила его за это.

– Мистер Буллард, – сказала она. – Я п-приехала, чтобы повидать своего отца. Пожалуйста, разрешите мне войти.

Молодой человек не шелохнулся.

– Он про вас не спрашивал, – ворчливо отозвался он и перевел взгляд на Себастьяна, отметив его дорогую одежду. – Пройдите к главному входу, сэр, если вы член клуба.

– Идиот, – пробормотал Себастьян, и Эви поспешила вмешаться.

– Мистер Иган у с-себя? – спросила она, имея в виду управляющего, который работал у ее отца последние десять лет. Хотя Иган имел репутацию хвастуна и скандалиста, она сомневалась, что у него хватит наглости не пустить ее к собственному отцу.

– Нет.

– А мистер Роган? – Эви начала отчаиваться. – Пожалуйста, скажите ему, что пришла мисс Дженнер.

– Говорю вам...

– Позови Рогана, – отрывисто бросил Себастьян, выставив вперед ботинок, чтобы не дать двери закрыться. – Мы подождем внутри. Моя жена не намерена стоять на улице.

Впечатленный властными манерами и холодным блеском в глазах высокого мужчины, Джосс что-то буркнул в знак согласия и исчез.

Себастьян препроводил Эви внутрь и бросил взгляд в сторону лестницы.

– Может, поднимемся?

Она покачала головой:

– Вообще-то я предпочла бы вначале поговорить с мистером Роганом. Он должен быть в курсе с-состояния моего отца.

Заметив, что она снова начала заикаться, Себастьян положил руку ей на шею и нежно сжал. Хотя выражение его лица оставалось холодным, рука была теплой и успокаивающей, и Эви невольно расслабилась.