Демагог и лэди Файр - Уильям Локк

— Не имею ни малейшего понятия.

— Мистер Годдар, — сказала лэди Файр.

— Мисс Мабель, — сказал Глим, повернувшись к молодой девушке, с увлечением слушавшей отчет военного секретариата, — лэди Файр подобна провидению — пути ее неисповедимы.

VII.

После первого своего посещения лэди Файр, Годдар вышел от нее с странным ощущением. Он намеревался как можно больше сократить свой визит, а вместо этого просидел у нее целых два часа. Он едва верил своим часам.

Остроумный разговор хорошенькой и образованной женщины был для него такой же редкостью, как шампанское в годы его бедности. Он шел к ней, думая, что его ожидает пустая светская болтовня; а вместо этого у них начался разговор на самые дорогие и интересные для него темы, к тому же разговор, облеченной в очаровательную, совершенно новую для него форму. Годдар всегда относился очень серьезно к собеседованиям по социальным вопросам. Лэди Файр внесла в такое собеседование легкость, блеск, остроумие и, словно подчиняясь ее внушению, и его ум сделался более острым. Словом, лэди Файр оказалась для него настоящим откровением.

Даниэль возвращался от нее в веселом настроении — легким и быстрым шагом, подобно человеку, сделавшему открытие, которое должно изменить весь старый порядок вещей.

Вскоре подвернулся предлог для повторения его визита. Годдар постарался, для самооправдания, увеличить важность предлога. Но при третьем визите он должен был признаться, что им руководит исключительно желание находиться в обществе лэди Файр.

Ожидая ее в гостиной, со шляпой в руках, он чувствовал себя как мальчик, который боится, что он злоупотребляет любезным приглашением соседа приходить в его фруктовый сад. Однако, улыбка, с которой она его приветствовала, его успокоила.

— Как хорошо, что вы пришли! У меня немного болела голова и мне начинало становиться скучно одной.

— Я тоже чувствовал необходимость поговорить с вами, — сказал, усаживаясь, Годдар.

— Вы, ведь, не скучаете? — сказала лэди Файр, поднимая брови.

— О, конечно, нет! — воскликнул он со смехом. — У меня слишком много дела.

— Я бы хотела быть мужчиной, — вздохнула лэди Файр.

— Я бы этого не желал, — сказал он. — Вряд ли у меня было бы такое желание видеть вас, если бы вы были мужчиной.

— Чем вас угостить? — спросила она. — Не хотите ли чаю?

— С наслаждением! — ответил, улыбаясь, Годдар, — чай из ваших прозрачных фарфоровых чашек с тонкими ломтиками хлеба — это так не похоже на скучную будничную жизнь.

— Хорошо! А пока принесут нам чай, расскажите мне все ваши новости. Я ничего не знаю, что творится в эти последние два дня.

Он выложил перед ней весь свой запас. Это было немного утомительно, так как более легкие политические слухи его не интересовали. Но лэди Файр слушала внимательно, искусно наводя разговор на его собственное участие в текущих делах.

Годдар участвовал в комиссии Лиги, на севере Англии, для обследования положения работниц в некоторых отраслях промышленности. Он посетил много красильных заводов и пришел в уныние от того, что ему там пришлось видеть.

— Но заводчики обязаны увеличить предосторожности, — заметила лэди Файр.

Годдар нетерпеливо махнул рукой.

— Никакие предосторожности не помогут. Яд проникает всюду. Пыль носится в воздухе, пропитывает пищу, проникает сквозь самую плотную одежду. Женщины не должны были бы допускаться к такой работе — но что поделаете? Работать-то им все-таки нужно! Чувствуешь себя совершенно беспомощным перед этим безвыходным положением. Я видел женщин молодых и сильных, которые «прошли через белила», как они говорят, — смерть написана на их изможденных лицах. Одна из них ожидает ребенка, и какой же это ужас — быть отравленным еще до рождения!…

— Вы слишком близко принимаете это к сердцу, — промолвила лэди Файр, тронутая таким искренним и серьезным отношением.

— Да, конечно, ответил Годдар. — Ели иначе относиться к этому делу, тогда не зачем и работать над социальными реформами.

Лэди Файр налила ему чашку чаю. Сильная, мускулистая рука, принявшая чашку, вызвала в ней, в связи с серьезностью его тона, ощущение его силы. На минуту лэди Файр почувствовала слабость своего пола.

— Знаете, когда я вижу людей, которые, как вы, всю свою жизнь, все свои силы отдают на пользу других, — сказала она, — я чувствую себя такой маленькой и ничтожной.

Даниэль посмотрел на нее с некоторым смущением. Никто не говорил ему таких слов, и они не могли не польстить его мужскому тщеславию.

— Я никаких исключительных заслуг за собой не знаю, ответил он. — Ваше значение гораздо больше — ведь вы сердце партии.

— О, партия! — вскричала лэди Файр. — Она иногда мне так надоедает. Все наши партийные деятели заняты только средствами, и о конечной цели они совершенно забывают. День идет за днем — а у них ничего другого, как только незначительные ходы, контрходы, интриги, речь такого-то, мнение другого. О, мистер Годдар, если вы попадете в Парламент, из вас — я уверена — никогда не выработается типичный партийный депутат, который только занят запросами и поправками — и это слава Богу! Потому что вы так не похожи на других людей.

Лэди Файр говорила совершенно искренно. Серьезное отношение Годдара к делу дало ей почувствовать свой собственный политический дилетантизм. Перед ее умственным взором представились возможности более высоких дел, и она невольно почувствовала уважение к сильному человеку. Когда Годдар откланялся и ушел, окончив свой визит, он не догадывался, как высоко он поднялся в глазах лэди Файр. Он лишь почувствовал, что что-то новое и притом приятное вошло в его жизнь.

После этого он стал частым посетителем дома на Квинс-Коурт. Он выбирал обычно те дни, когда лэди Файр бывала одна. Если случайно он встречал в ее гостиной других людей из ее общества, он делался застенчивым, путался в словах и краснел при мысли о воображаемых оплошностях. Он завидовал непринужденным манерам других гостей и в то же время сам стыдился этого нелепого чувства. В салонном обществе он чувствовал себя совершенно беспомощным.

— Я больше никогда не приду на ваши большие собрания, — сказал он однажды лэди Файр. — Я не знаю, как и что говорить с этими людьми.

— Но ведь вы знаете, о чем говорить со мной, — заметила она с улыбкой.

— Вы совсем другая, — сказал он. — Вы знаете кто я и что я. Вы настолько добры, что берете меня таким, каким меня сделало мое происхождение и жизненные обстоятельства.

Она наклонилась и ласково заглянула ему в глаза.