Долина Виш-Тон-Виш - Джеймс Купер

Несмотря на одну владевшую ею мысль, ей в глаза бросилось нечто, заставившее безучастное тело отпрянуть, душу содрогнуться от ужаса. То была минута, когда бредовое состояние едва не превратило ужас в сумасшествие. Способность мыслить вернулась, лишь когда Руфь оказалась на расстоянии многих футов от того места, где ее зрение полубессознательно уловило этот испугавший ее предмет. Материнская любовь одержала верх, и даже лань из тех же лесов вряд ли мчится с большей сноровкой, чем мать спящей и беззащитной семьи пустилась теперь бежать в сторону дома. Запыхавшись и тяжело дыша, она добралась до задних ворот, которые закрыла руками, исполнившими свое дело скорее инстинктивно, нежели повинуясь мысли, и надежно заперла на два-три засова.

Впервые за столько минут Руфь теперь вздохнула глубоко и без муки. Она старалась собраться с мыслями, чтобы обдумать то, что предписывали благоразумие и ее долг по отношению к Контенту, все еще подвергавшемуся опасности, которой она сама избежала. Ее первым побуждением было дать условленный сигнал, служивший, чтобы собрать работников с поля или разбудить спящих в случае тревоги. Но зрелое размышление подсказало ей, что такой шаг мог стать роковым для того, кто перевешивал в ее чувствах весь остальной мир. Борьба в ее душе кончилась, только когда она четко и безошибочно узнала своего мужа, выезжающего из леса в том самом месте, где он въехал в него. Обратная тропа, к несчастью, лежала непосредственно возле места, где столь внезапный ужас охватил ее душу. Она отдала бы миры, лишь бы знать, как предупредить его об опасности, переполнявшей ее собственное воображение, не доводя это предостережение до других воплощающих угрозу ушей. Ночь стояла тихая, и хотя расстояние было значительное, оно не было так велико, чтобы сделать шансы на успех безнадежными. Едва сознавая, что делает, но тем не менее сохраняя благодаря какому-то инстинктивному благоразумию осторожность, которую постоянная настороженность вплетает в наши привычки, трепещущая женщина сделала усилие.

— Муж! Муж! — закричала она сперва жалобно, но затем повышая голос с энергией, которую ей придавало волнение. — Муж! Скачи быстрее, наша маленькая Руфь лежит в горячке! Ради ее жизни и твоей скачи во весь опор! Не ищи конюшню, а скачи как можно скорее к задним воротам, они будут открыты для тебя!

Это было, разумеется, ужасное известие для слуха отца, и нет сомнения, что, хвати слабых сил Руфи, чтобы передать слова так далеко, как ей хотелось, они бы произвели желаемое действие. Но она звала напрасно. Ее слабый голос, хотя и прозвучавший на самых высоких нотах, не мог покрыть такое большое пространство. И все-таки она имела основание думать, что ее усилия были не совсем напрасны, так как сперва ее муж задержался и, казалось, вслушивался, а затем ускорил шаг своей лошади, хотя за этим не последовало никакого дальнейшего знака, что он понял сигнал тревоги.

Контент был теперь на самом бугре. Если Руфь вообще дышала в это время, то ее дыхание было неуловимее, чем нежнейшее дыхание спящего ребенка. Но когда она увидела, как он с неосознанной уверенностью едет рысью вдоль тропы со стороны, ближней к жилищам, ее нетерпение прорвало все препоны, и, распахнув задние ворота, она возобновила свои крики голосом, который уже нельзя было не услышать. Цоканье неподкованных копыт снова ускорилось, и еще через минуту муж гарцевал невредимый возле нее.

— Входи! — сказала жена в полуобморочном состоянии, схватив поводья и вводя лошадь внутрь частокола. — Входи, муж, во имя всех, кого ты любишь, входи и вознеси благодарность!

— Что означает этот испуг, Руфь? — спросил Контент, видимо, не без чувства радости в той мере, какую он мог выказать человеку, обнаружившему слабость в отношении его. — Разве ты потеряла веру в Того, чье око никогда не смежается и кто равно оберегает жизнь человека и жизнь подбитой пташки?

Руфь не слушала. Она поспешно задвинула засовы, поставила на место запоры и повернула ключ тройного замка. И только тогда почувствовала себя в безопасности и в состоянии вознести благодарность за спасение того, за чью жизнь она так недавно испытывала страх.

— Зачем эти предосторожности? Ты забыла, что лошадь голодна, а отсюда далеко до яслей и кормушки?

— Лучше пусть она голодает, чем хоть один волос упадет с твоей головы!

— Ну, ну, Руфь, ты, наверное, забыла, что это животное — любимица отца, а он не потерпит, чтобы оно провело ночь внутри ограды.

— Муж, ты ошибаешься. В полях кто-то есть.

— А разве есть место, где Его нет?

— Но я видела смертного и к тому же того, который не имеет прав на тебя или на то, что принадлежит тебе, и который посягает на наш покой не меньше, чем на наши естественные права быть там, где притаился он.

— Перестань. Ты не привыкла так рано отрывать голову от подушки, моя бедная Руфь. На тебя напал сон, пока ты высматривала меня. Какое-нибудь облако отбросило тень на поля или, может быть, охотники отогнали зверей не так далеко от вырубки, как мы думали. Пойдем, раз ты хочешь быть рядом со мной; держи поводья, пока я освобожу лошадь от поклажи.

Когда Контент невозмутимо отправился выполнять намерение, о котором упомянул, мысли его жены тут же переключились от прежних источников беспокойства на предмет, лежавший на крупе лошади и до сих пор совершенно ускользавший от ее внимания.

— Вот оно, животное, которого сегодня недостает в нашей отаре! — воскликнула она, когда тело барана тяжело свалилось на землю.

— Да, и забитое по суровому приговору, раз мы не сумели присмотреть за ним должным образом. В баранине на празднике молотьбы недостатка не будет, зато овца, чьи дни были бы сочтены, проживет еще год.

— Где же ты нашел забитую скотину?

— На суке молодого орехового дерева. Ибен Дадли с его уменьем разделывать туши и предлагать отборное мясо не мог оставить животину висеть на суку. Как видишь, недостает только одного куска туши и шерсть для тебя — в целости.

— Это не дело рук пикода! — воскликнула Руфь, удивленная собственным открытием. — Краснокожий творит свое злое дело не так аккуратно.

— И не волчьи клыки вспороли брюхо бедняги Прямые Рога. Здесь видно уменье свежевать и умеренность в потреблении пищи. Рука, отрезавшая так немного, намерена сделать это еще раз.

— И наш отец просил тебя отыскать барана там, где ты его нашел. Муж, боюсь, что суровый суд за грехи родителей, похоже, падет на детей.

— Дети мирно спят, а потому вреда для нас нет. Я сниму недоуздок с животного в стойле, прежде чем идти спать, а Прямые Рога порадует нас на молотьбе. Может, баранина будет не так вкусна из-за этого злосчастного случая, но численность твоей отары не изменится.