Море волнуется раз... (СИ) - Свободная Елена

— Погоди, ты сказала, что ба рассказала мне далеко не все.

— Думаю, старуха просто не разглядела, что в тебе проснулась Сила. Списала на то, что Ловца послали просто наугад. А он-то твою силу учует, едва пересечет границу мира, — задумчиво протянуло отражение. — Уберечь пыталась, а получилось — что получилось. Все у вас, марен, не как у людей. Замуж — только за магов, да с потерей бессмертия. Дети — исключительно девочки.

— Погоди, — нахмурилась я. — Что-то не складывается. Какое ж это бессмертие, если замуж можно выйти только расставшись с ним? А дети?

— Дети, Летта, появляются не от свадьбы, — захихикало зеркало. — Но выходить надолго на сушу могут только Старшие дочери. Впрочем, рано или поздно, многие из них предпочитают короткую человеческую жизнь с любимым — бесконечной пустоте холодного Океана.

— А… у моей матери был выбор?

Почему-то со вчерашнего вечера мне начало казаться, что Эллара, мать, которой я не знала, стала заложницей обстоятельств.

— Он у каждой из них есть, — кивнуло отражение, устало прикрыв глаза. — Надо только смириться с тем, что впереди у тебя не тысячи лет, а жалкая сотня. А то и той нет. Эллара не смогла.

Я вздохнула. Тоже неоднозначный момент. А вдруг получится что-то разузнать у самой Праматери, когда я до нее доберусь?

— Можешь обращаться ко мне Ника, — широко улыбнулась эта техподдержка родовой магии. — И давай, шевелись, Василий уже обед накрывает, а ты даже не завтракала!

Хозяина дома я нашла в той же комнате с камином, он накрывал огромный дубовый стол, по такому случаю выдвинутый в центр комнаты. Накрывал на троих. Очень интересно.

— О, Никуша! — пробасил он. — Одежка твоя почти высохла, сейчас гостя дождемся, отобедаем, да в путь вас провожу.

Может, он что-то еще говорил, расставляя на столе миски, салатницы, гигантскую сковородку со шкворчащей на ней жаренной с грибами картошкой и красивые фарфоровые тарелки с какими-то хитрыми золотыми вензелями. Но я не могла отвести от него взгляда. Огромный, как гора, заросший шерстью, он мне напомнил доброго оборотня из детской сказки. Тоже, кстати, из тех, что рассказывала мне Гутя перед сном. Правда, в сказке он был красавцем, а в реальности больше подтверждал народную мудрость о том, что на вкус и цвет все фломастеры отличаются. Я сглотнула. Интересное дело, только сейчас, увидев воочию персонажа из своей детской сказки при свете дня, сомнений у меня значительно поубавилось.

Помочь Василию я ничем не могла ввиду громадности что стола, что посуды и, чувствуя себя полной Машенькой из сказки про медведей, стала бродить по комнате. Затянутая паутиной лепнина все еще вызывала восхищение, а покрытый сажей и золой, сто лет не чищенный камин, — безотчетное желание навести здесь порядок. Тьфу-тьфу, Ника, да что с тобой! В последнюю очередь я остановилась перед картиной.

Кроме своих гигантских размеров и общей древности, меня необъяснимо волновала эта история. Интересно, почему же не сложилось у этих двоих?

Глядя в ярко-аквамариновые глаза дамы на портрете, безумно захотелось стать той самой семилеткой, вредная ворчливая тетка которой с наступлением ночи превращалась в загадочную волшебную сказочницу. Только вот мне тридцать и сказку мне теперь рассказывает жизнь. И какой она будет, похоже, зависит уже от меня.

— Гертруда была Старшей в своем поколении дочерью Океана, — неожиданно пробасило над моей головой.

От неожиданности я, конечно, не подпрыгнула, но заметно вздрогнула и даже немножко мяукнула.

— Василий! — пытаясь отдышаться, укоризрненно обернулась я, запрокинув голову. — Я не слышала, как вы подкрались!

— Ника, — покровительственно усмехнулся он, демонстрируя клыки и прижмуривая желтые глаза с вертикальными зрачками. — Если бы нечисть двигалась иначе, мы бы не выжили, как вид!

Отлично. Похоже, на правду. Пока я переваривала очередную новую информацию, он снова обратился взглядом к картине, как-то даже мечтательно вздохнув:

— Старшая и самая прекрасная Дочь океана. Ну, это ты и сама видишь, — он задумчиво кивнул на картину. — Мы познакомились случайно… Но этот случай перевернул мою жизнь. Я уже тогда был довольно неплохим колдуном, это обязательное условия для князя в нашем мире. Но я не мог покинуть Пущу пока не получу титул от своего отца, а она не могла покинуть Океан, не отказавшись от бессмертия. Так и так мой Дар стал моим проклятьем. Мне двести лет, и время не властно надо мной, а она встретила его. Своего мужа, которого ты даже не помнишь, и сделала свой выбор. Оставила ожерелье, выбрав жизнь смертной. Я остался здесь, в Древней Пуще.

Мне показалось, что по желтым глазам перекатился яркий блик и… дыхание замерло где-то на полдороге.

Я воочую увидела все, о чем рассказывал хозяин дома. Потрясающе красивую женщину, выходящую из пены беснующегося прибоя. Высокого широкоплечего мужчину, ждущего ее у самой кромки векового леса. Разряды невообразимой силы, пробегающие между ними. Вальс в парадной зале какого-то дворца, на ней то самое платье, с портрета, сотканое из океанских волн. Как фильм в голове, только расцвеченный полным спектром чувств и запахов. Страсть и соленый ветер с привкусом отчаяния, любовь и прогретая летним солнцем чаща дремучего леса, ярость последней летней грозы, злость и ненависть хлещут по лицу льдинками рвущегося под ветром полотна метели. Безысходность остывающей под снегом земли. И, в конце пути, смирение и тихая усталая дружба с ароматом по-зимнему серого, но уже однозначно весеннего моря и первоцветов на опушке векового леса…

Сморгнув, обнаружила, что прикипела взглядом к волосатым лапам, сжатых в кулаки до побелевших костяшек. Кулаки размером с мою голову. Я сглотнула и хотела уже спросить, что это вообще было, как он продолжил.

— Теперь ей восемьдесят, и хоть я могу спасти ее от всего, даже от времени, — Василий тяжело вздохнул. — Гертруда сделала свой выбор. Вчера она снова отказала мне, предупредив, что скоро уйдет к Праматери и попросив позаботиться о тебе. Другие услышат ее голос в крике чаек, в шелесте волн, бегущих по песку, в шепоте ветра. Ну, а я запомню ее такой, — он снова впился взглядом в картину. — Старшая дочь Океана и последний князь-колдун Древнего Мира…

— Но вы же еще есть… — я впервые за все время рассказа робко подала голос.

— Нет, — горько усмехнулся мужчина, слегка сутуля широченные, — меня тоже нет. Уже давно нет.

В этот момент в дверь постучали чем-то тяжелым…

Ловец

Вон оно что! Марена очень хочет домой! Вернуться к Праматери и возродиться морским зверем. Или чайкой. Да даже водорослью ей предпочтительней, чем просто сгнить в чуждой ей стихии! Я задумался. В принципе, почти ничто человеческое мне не чуждо, и я ее понимал. Стремление любой ценой вернуться в объятия Океана после десятков лет отсутствия.

— Я хочу… чтобы ты развеял мой прах над Океаном, — с одышкой проговорила она. — А взамен предлагаю вот что…

Старуха с кряхтение поднялась и, шаркая, подошла к каминной полке.

Надавив на один кирпич и отстучав длинным суставчатым пальцем замысловатый ритм по другому, она бестрепетно просунула руку в образовавшуюся дыру.

— Я уже не дотянусь мыслью до родного мира, — пытаясь отдышаться, пробормотала Гертруда, вернувшись в кресло и тяжело навалившись руками на подлокотники. — Но кое-что еще могу…

На развернутой в мою сторону ладони в неверном свете, падающем из окна, тускло поблескивал стеклянный ключ. Я вопросительно посмотрел на Старшую дочь.

— Ключ от междумирья, — вздохнула она, покачав головой, сетуя на недалекость современной молодежи. — Сэкономит тебе силы при перемещении.

Взгляд то и дело тускнеющих глаз стал очень ехидным. Если бы у меня оставались сомнения в том, что она поняла мои затруднения, сейчас бы они точно развеялись. Я согласно кивнул, но она сжала пальцы.

— Поклянись, Ловец, на крови, что не причинишь моей Нике зла более, чем то отмерит Океан и Великая Праматерь, — проскрипела старуха с усилием выпрямляясь в кресле. — И ты, сын клана Деверель, пообещай…