Хижина - William Young

Маку временами казалось, что Даг-бар-роуд расходится разом во все стороны. Можно было подумать, кто-то был начисто лишен фантазии, либо сильно устал, либо напился, вот и принялся называть Даг-баром любое ответвление, лишь бы поскорее покончить с этим занятием.

Дороги, часто делающие резкие повороты вдоль крутых обрывов, стали еще более опасными в непроницаемой ночной темноте. Машины еле-еле ползли. Наконец они миновали точку, в которой был замечен зеленый пикап, а еще через милю показалась развилка, где шоссе «Национальный лес 4260» уходило дальше на север-северо-восток, а «Национальный лес 250» шло на юго-восток. Здесь, как и планировалось, отряд разделился, маленькая группа с агентом Виковски отправилась на север по шоссе 4260, а остальные, включая Мака, Эмиля и Томми, двинулись на юго-восток но дороге 250. Еще через несколько трудных миль большая группа снова разделилась: Томми и пикап с собаками поехали Дальше по двести пятидесятому шоссе, туда, где, если верить карте, дорога заканчивалась, а все остальные устремились через парк на восток по шоссе «Национальный лес 4240», направляясь в район Темперенс-Крик.

С этого момента поиски еще больше замедлились. Все теперь шли пешком перед машинами, в мощном свете фар высматривая любые следы па дороге.

Почти два часа спустя, когда они с черепашьей скоростью приближались к концу дороги 250, Виковски вызвала по рации Далтона. Ее группа напала на след. Примерно в десяти милях от развилки, где они разделились, от дороги 4260 строго на север отходила старая безымянная грунтовка, которая обрывалась примерно через две мили. Она почти заросла и потому была едва заметной. На нее не обратили бы внимания, если бы один из следопытов не разглядел в свете фонарика колпак от колеса примерно в пятидесяти футах от главной дороги. Он поднял находку, стер дорожную грязь и разглядел на металле брызги зеленой краски. Колпак, должно быть, слетел, когда пикап выбирался из глубокой рытвины, их на дороге было предостаточно.

Группа Томми немедленно развернулась и двинулась обратно. Мак не позволял себе даже надеяться, что каким-то чудом Мисси еще жива, — все, что к этому времени стало известно, доказывало обратное. Прошло двадцать минут, и вот новый вызов от Виковски. Она сообщила, что пикап найден. Обнаружить его с воздуха не удалось бы никогда, поскольку он был тщательно укрыт навесом из ветвей.

Отряду Мака потребовалось почти три часа, чтобы нагнать Виковски. К тому времени все было кончено. Собаки нашли звериную тропку, она примерно через милю вывела в небольшую укромную долину. Там стояла ветхая хижина на берегу озера всего в полмили шириной, которое питалось падающей с утеса водой. Наверное, лет сто или даже больше назад это был домик переселенца. В нем имелось две комнаты, то есть достаточно места для небольшой семьи. С тех пор хижина, вероятно, служила пристанищем для охотников.

Когда Мак с друзьями присоединились к отряду Виковски, небо уже приобретало предрассветный серый оттенок. Лагерь разбили на порядочном расстоянии от хижины, чтобы сохранить возможные следы. Но все стороны были разосланы следопыты с собаками. Время от времени раздавался обнадеживающий лай и тут же смолкал. В конце концов все вернулись в лагерь, чтобы перегруппироваться и составить план на день.

Агент Виковски сидела за столом, работая с картами и отхлебывая воду из запотевшей бутылки, когда вошел Мак. Она улыбнулась и протянула бутылку, он взял. Ее глаза были печальны, но тон — безукоризненно деловой.

— Привет, Мак, — Она колебалась. — Может, присядете?

Мак не хотел садиться. Ему необходимо было что-нибудь делать, чтобы внутренности не сводило судорогой.

— Мак, мы кое-что обнаружили, но новости плохие.

Он поискал нужные слова.

— Вы нашли Мисси? — Он и хотел, и боялся услышать ответ на этот вопрос.

— Нет. Но кое-что обнаружили в лачуге. Хочу, чтобы вы взглянули. Мне необходимо знать, принадлежало ли… — она исправилась, но слишком поздно, — принадлежит ли это ей.

Мак уставился в землю. Он ощущал себя стариком, прожившим миллион лет и мечтающим превратиться в ничего не чувствующий камень.

— О Мак, простите, — извинилась Сэм, вставая, — Мы можем сделать это позже. Я просто подумала…

— Давайте сейчас, — пробормотал он еле слышно. — Я хочу знать все, что должен знать.

Виковски, наверное, подала какой-то знак остальным, потому что Мак внезапно почувствовал, как его взяли за руки. Эмиль и Томми повели его вслед за агентом по короткой тропинке к хижине.

Кто-то из бригады криминалистов открыл дверь, впуская их внутрь. Благодаря электрогенератору главная комната была ярко освещена. По стенам тянулись полки, в центре стол, несколько стульев, старый диван. Мак сразу увидел то, что должен был опознать, и забился в руках друзей, неудержимо рыдая. На полу, рядом с печкой, лежал изорванный и залитый кровью красный сарафан Мисси.

Следующие несколько недель превратились для Мака в череду бесед с представителями закона и прессы, за которыми последовало врезавшееся в память отпевание Мисси, с маленьким пустым гробом и в окружении множества скорбных лиц, которые проплывали мимо, и никто не знал, что сказать. Затем он начал медленно и мучительно возвращаться в повседневную жизнь.

Убийца Божьих Коровок, судя по всему, заполучил пятую жертву, Мелиссу Энн Филлипс. Как и в предыдущих четырех случаях, представители закона не нашли тела жертвы, хотя поисковые отряды несколько дней прочесывали лес вокруг хижины. Маньяк снова не оставил ни отпечатков пальцев, ни образца ДНК, вообще никаких улик, только булавку. Можно было подумать, что это не человек, а призрак.

Мак пытался абстрагироваться от горя и боли, хотя бы ради своей семьи. Да, они потеряли дочь и сестру, но было бы неправильно, если бы они лишились вдобавок отца и мужа. Хотя никто из участников событий не остался незатронутым трагедией, Кейт, кажется, пострадала больше других, она ушла в себя, подобно тому, как улитка прячет под раковиной нежное брюшко от любой возможной опасности. Создавалось впечатление, что Кейт высовывает наружу голову только тогда, когда ей кажется, будто вокруг совершенно безопасно, а так бывало все реже и реже. Мак и Нэн не могли найти нужных слов, чтобы пробиться через крепостные стены, которые она возвела вокруг своей души. Попытки поговорить превращались в односторонние монологи, слова отскакивали от ее окаменевшего лица. Можно было подумать, внутри ее что-то умерло и теперь разлагается, изредка прорываясь наружу горькими словами.

Джош справлялся с горем лучше частично благодаря дружбе по переписке, которую поддерживал с Амбер. Электронная почта и телефон позволяли ему выплеснуть свою боль, а Амбер давала ему время и пространство, чтобы горевать. К тому же он в этом году заканчивал среднюю школу, и в последний год обучения ему приходилось сосредотачиваться на иных делах.