Посох Заката - Сергей Раткевич

— Все мои соратники погибли, — сказал маг. — Враги тоже мертвы. И те и другие нуждаются в отпевании и в оплакивании. Я задержался на Пороге, чтобы свершить последний обряд по друзьям и по врагам. Теперь между теми и другими нет разницы, ибо смерть уравняла нас всех.

— Чем я могу вам помочь? — спросил Курт. — Можно ведь, наверное, вас как-нибудь вылечить?

Курт и сам не знал, почему он вдруг решил предложить помощь. Просто ему стало невероятно жаль этого человека, еще живого, но уже мертвого. Он припомнил убитого наемника и подумал, что трупы все-таки бывают разные.

— От смерти не лечат, — сказал маг — Я мертв. Не забывай это. Меня удерживает только магия. Стоит мне сказать ключевое слово, и щит рухнет.

— Так не рушьте его, — сказал Курт, немного растерянный оттого, что маг — такой мудрый! — не смог сам найти единственно правильное и такое простое решение.

— А как же тогда? — удивился маг, повергая Курта в шок своей внезапной несообразительностью.

«Стукнули, видать, по голове беднягу, мечом там или заклинанием каким!» — смекнул он. — «Вот и не может сообразить, а все так просто.»

— А вот так и живите, со щитом, — старательно, как маленькому, объяснил магу Курт.

— Нельзя так, — примерно в том же тоне ответил маг. — Прячущийся от смерти за щитом постепенно теряет человеческие качества. Становится хитрым, коварным, безжалостным, начинает бояться серебра и солнечного света. А потом он и вовсе утрачивает человеческий облик, превращаясь в некое загадочное чудовище, которому для поддержания жизни постоянно требуется человеческая кровь. Я не хочу становиться таким существом. Про них известно, что они полностью находятся под властью тьмы, потому что черная магия составляет их вторую плоть, а я всю свою жизнь посвятил борьбе с черной магией. Нет уж, этот путь не для меня.

— Значит, вы вот так просто, за здорово живешь, и окочуритесь? — потрясенно выдохнул Курт.

— Думаю, это наилучший выход, — устало вздохнул маг. — Друзья и без того уже заждались меня за Порогом. Но есть одно дело, которое меня еще держит.

— Какое? — спросил Курт. — Может, я чем помочь могу?

— Не знаю, можешь ли… — протянул маг. — Расскажи о себе, а я и решу, можешь или нет.

— А… что вам про меня узнать-то хочется? — удивился Курт.

— А все! — рассмеялся маг, и стрела в его груди заколыхалась. — Расскажи все, только покороче — кто ты, откуда родом, чем занимаешься?

— А разве вы, маги, не все про всех знаете?

— Я мог бы узнать про тебя, прочитать твою жизнь как книгу, но на это нужны время и силы, а у меня… ты все время смотришь на эту штуку… — маг указал глазами на стрелу у себя в груди. — Она пьет меня капля за каплей. Еще немного и даже мой щит не выдержит. У меня нет времени что-то узнавать о тебе, так что расскажи сам — да поторопись.

Ну, разумеется, Курт рассказывал торопливо, сбивчиво и бестолково. Тем не менее маг его понял — все же не зря он был магом.

— Ясно, — кивнул он. — Ты, безусловно, не подходишь, но… поскольку никого другого все равно нет… будем считать это велением судьбы.

— Для чего это я не подхожу? — насторожился Курт. — Какой еще судьбы? Эй, я вовсе не уверен, что…

— Постарайся добраться в Джанхар, мальчик, — почти нежно сказал умирающий маг. — Это может оказаться важным. В конечном счете это может оказаться важней всего остального. Кроме того, тебе там помогут.

— Джанхар! — воскликнул Курт. — При чем здесь Джанхар?! Я не собираюсь принимать участия в вашей войне.

— Ты остерегся рассказывать мне о том, что с тобой произошло у крепостной стены, однако, как ты сам изволил заметить — я все-таки маг, — проговорил умирающий. — Ты уже начал свою войну, мальчик, и начал ее на нашей стороне. И сюда ты пришел не случайно, хоть никто и не планировал нашей встречи. Судьба решила так.

— Опять вы о судьбе! — недовольно проговорил Курт. Разговор перестал ему нравиться: снова его втягивали во что-то, от него не зависящее, опять лишали с таким трудом обретенной свободы. Конечно, этот маг не может его заставить. Вот сейчас маг умрет — и все. И никаких Джанхаров! Все его идеи и желания умрут вместе с ним. Он не сможет проверить, выполнил ли Курт свое обещание — кстати он и вовсе не обязан ничего обещать… и не будет ничего обещать.

Однако есть ведь такие слова, что хуже цепей — и не захочешь, а пообещаешь. А потом пойдешь и выполнишь. И вовсе не потому, что тот, кто с тебя этого требует, обязательно маг — а просто… потому что черти бы его драли, мерзавца…

— Послушайте, я вовсе не… — начал Курт.

— Прости меня, если сможешь… — пробормотал маг, а потом вдруг швырнул в Курта свой магический посох, гаркнув. — Лови!!!

Курт машинально поймал здоровенную палку, и маг тут же умер.

— Проклятье! — завопил Курт, падая на землю.

Такой чудовищной боли он никогда не испытывал. Она просто не помещалась в нем, свешиваясь в разные стороны причудливыми лохмотьями. Лохмотья тоже болели. Ему казалось, что огромные раскаленные руки выкручивают его, словно мокрое белье. Боль нарастала с каждым вдохом. Каждый раз ему казалось, что — все, что это предел, больней уже не будет, потому что просто некуда. И каждый раз он с ужасом убеждался в обратном. Больней может быть. Еще как может! И так может и этак, а еще и вот так!

— Проклятье! — вопил кто-то рядом, словно бы подражая Курту.

Курт поискал глазами источник звука.

Вокруг — ничего.

Зато рядом…

В руках Курта змеей извивался посох. Вопил он ничуть не хуже — видать, ему тоже приходилось несладко.

«Так вот кто пел и плакал вторым голосом», — отрешенно подумал некто внутри Курта. Сам Курт ничего такого думать не мог. Он был ужасно занят: вопил…

Казалось, прошла вечность прежде, чем боль спала, сменившись тупым, дергающим зудом.

— Что это было? — глотая слезы, хрипло прошептал Курт.

Посох дернулся, словно его укусили — и Курт услышал в ответ такой чудовищный набор ругательств, что выступление давешнего, ныне покойного наемника показалось ему чем-то вполне милым и домашним.

— Послушай, ты чего так разошелся? — едва ворочая языком, Курт все же попытался урезонить разошедшуюся деревяшку.

— Да что ты понимаешь, ты… — и посох выплеснул на него смесь ругани, магических терминов, невероятных, просто запредельных оскорблений и откровенной чепухи.

— Послушай, ты действительно уверен что я — это все то, о чем ты говоришь? — Курт попытался воззвать к здравому смыслу. В самом деле — того, что здесь наболтало это «говорящее дерево», попросту не бывает.

Посох ответил оскорбительно звучащим иностранным словом. Курт тяжело вздохнул и постучал его костяшкой согнутого пальца по набалдашнику.