Граф де Габалис, или Разговоры о тайных науках - де Виллар Николя Монфокон

— Совершенно с вами согласен, сын мой, — молвил граф, — Мудрецы приходят на помощь этим бедным существам, которые без них не могли бы противостоять дьяволу, и когда какой-нибудь сильф научается у нас каббалистически произносить грозное имя Нахмахмихах и правильно сочетать его со сладкозвучным именем Эмаэль, все силы мрака бросаются врассыпную, и сильфу остается лишь мирно насладиться плодами своей победы. Именно таким образом обрел бессмертие один хитроумный сильф, принявший обличье любовника некой барышни из Севильи; история эта достаточно известна. Юная испанка была столь же прекрасна, сколь и жестокосердна. Кастильский гидальго, тщетно домогавшийся ее любви, решил, ни слова ей не говоря, отправиться в далекое путешествие, чтобы исцелиться от мучившей его страсти. Тем временем сильф, которому тоже приглянулась эта красотка, задумал слегка поразвлечься, используя наставления, полученные от одного из наших собратьев, дабы защититься от козней завистливого дьявола, который мог помешать его счастью. Приняв обличье отсутствующего любовника, он явился к барышне и принялся стенать и вздыхать, но все понапрасну: она и слушать его не хотела. Однако после долгих месяцев упорной осады ей пришлось сдаться и уступить его домогательствам; он обрел свое счастье. У них родился сын, чье появление на свет, благодаря хитроумию воздушного любовника, удалось сохранить в тайне от родителей девицы. Их связь продолжалась, девица снова понесла. Как раз в эту пору ее прежний воздыхатель, малость пришедший в себя после долгого путешествия, снова объявился в Севилье и первым делом отправился к своей жестокосердной красавице, чтобы объявить ей, что она разонравилась ему и он ее разлюбил. Вообразите себе удивление девицы, ее слезы, упреки и весь их потрясающий разговор. Она напоминает, что даровала ему счастие; он отрицает это; она сообщает, что их дитя находится в таком-то месте и что скоро у них должен родиться еще один ребенок; он продолжает отпираться. Девица приходит в отчаянье и рвет на себе волосы, на ее вопли сбегаются родители; бедная любовница продолжает свои жалобы и обвинения; родители наводят справки и узнают, что гидальго целых два года не появлялся в Севилье; затем пускаются на поиски первого ребенка и находят его; второе дитя появляется на свет в положенный срок.

— А воздушный любовник, — полюбопытствовал я, — чем он занимался все это время?

— Я вижу, — ответствовал граф, — что вам его поведение кажется предосудительным, ведь он бросил любовницу на произвол суровых родителей или бешеных инквизиторов. Но у него были на то свои резоны. Дело в том, что его избранница оказалась недостаточно благочестивой, а эти воздушные кавалеры, обретя бессмертие, берутся за ум и ведут примерный образ жизни, дабы не утратить только что обретенное ими право на высочайшее в мире благо. Посему они требуют и от своих сожительниц образцового поведения, как это явствует из истории, приключившейся с одним баварским дворянином.

Он не мог найти утешения после смерти жены, которую страстно любил. Один из наших Мудрецов упросил некую сильфиду принять обличье покойной супруги того дворянина; она согласилась и предстала перед безутешным вдовцом, сказав ему, что Господь воскресил ее, дабы утолить его неутолимую скорбь. Они прожили вместе много лет, у них родилось трое прелестных ребятишек. Но сей молодой дворянин оказался недостаточно праведным человеком, чтобы удержать подле себя мудрую сильфиду: он постоянно клялся, божился и сквернословил. Она часто предупреждала его, но поскольку он пропускал мимо ушей все ее укоры и упреки, ей ничего не оставалось, как в один прекрасный день взять да и исчезнуть, оставив ему только ворох своих юбок да возможность раскаиваться в том, что он не последовал ее здравым советам. Из этого явствует, сын мой, что сильфам иногда извинительны такие исчезновения и тут им не в силах помешать ни дьявол, ни даже хитроумные козни ваших теологов, но добиться успеха в поисках бессмертия они могут только при поддержке одного из наших Мудрецов.

— Скажите мне откровенно, сударь, — молвил я, — уверены ли вы, что дьявол и впрямь является столь страшным врагом этих дамских угодников?

— Смертельным врагом, — подтвердил граф, — в особенности нимф, сильфов и саламандр. Что же касается гномов, то к ним ненависть дьявола не столь сильна, ибо, как я уже вам, кажется, говорил, сии духи, устрашенные доносящимся из недр земных завыванием демонов, скорее предпочитают оставаться смертными, чем обрести бессмертие с риском угодить в лапы бесов-мучителей. Соседство гномов с демонами вынуждает их к взаимному общению. Демоны внушают гномам, естественным друзьям человека, что они могли бы оказать людям большую услугу и уберечь их от великой опасности, уговорив отречься от бессмертия. Тому, кто, поддавшись этим уговорам, и впрямь от него отрекается, гномы сулят груды золота и серебра, обещают какое-то время оберегать его жизнь от смертельных опасностей, исполнять все, что пожелает человек, заключивший с ними сей злополучный пакт: так зловредный дьявол губит душу человеческую и лишает ее надежды на вечную жизнь.

— Как, сударь, — вскричал я, — неужто вы считаете, что этот пакт, о коем так много понаписали всякие демонологи, заключается отнюдь не с демоном?

— Конечно же, не с ним. Разве князь мира сего не был низринут во тьму кромешную? Разве не был он скован и заключен? Разве не томится он в проклятых и окаянных безднах земли, сотворенной верховным и первообразным алхимиком? Может ли он подняться в области света и залить их густым мраком? Нет, он бессилен против человека. Он способен лишь подговорить своих соседей гномов, чтобы они обратились с его гнусными предложениями к людям, наиболее достойным спасения, и в случае удачи погубили их душу вместе с телом.

— Стало быть, души таких людей умирают?

— Умирают, сын мой.

— Заключившие сей пакт не осуждаются на вечные муки?

— Этого не может быть, ибо душа их уничтожается вместе с телом.

— Легко же они отделываются, — молвил я, — претерпевая столь ничтожное наказание за такой чудовищный грех: ведь они отреклись от крещения и от веры в Спасителя!

— Как вы можете называть ничтожным возврат в темные бездны небытия? Это куда более суровая кара, чем вечное пребывание в преисподней, где еще ощутимо милосердие Господне, которое проявляется в том, что адское пламя только обжигает грешника, не испепеляя его до конца. Небытие — большее зло, чем ад; именно эту мысль и внушают Мудрецы гномам, втолковывая им, какую глупость они совершают, предпочитая смерть бессмертию, а небытие — надежде на вечное блаженство, коего они удостоились бы, общаясь с людьми и не требуя от них никаких греховных отречений. Кое-кто из гномов соглашается с нами, и тогда мы женим их на наших дочерях.

— Иными словами, сударь, вы занимаетесь евангелизацией подземных жителей?

— А почему бы нам этого не делать? Мы являемся их наставниками, равно как наставниками жителей огня, воздуха и воды: философическая благотворительность распространяется без разбора на все эти творения Божии. Будучи более тонкими и просвещенными, чем большинство людей, отличаясь отменным послушанием и дисциплиной, они внимают божественным истинам с благогоговением, которое восхищает нас.

— Живо представляю себе сие восхитительное зрелище, — воскликнул я, — каббалиста, взобравшегося на кафедру, чтобы прочесть проповедь всем этим господам!

— Вы можете увидеть такое зрелище воочию, сын мой: если вам будет угодно, я соберу их сегодня же вечером и буду проповедовать до самой полуночи.

— А ведь говорят, что полночь — это час шабаша, — воскликнул я.

Граф рассмеялся:

— Ваши слова напомнили мне обо всем том вздоре, коим полны сочинения демонологов, посвященные их пресловутому шабашу. Шабаш — явление редкое, надеюсь, вы со мной в этом согласитесь.

— Нет, сударь, я вовсе не верю россказням, касающимся подобных сборищ.

— Не верите — и хорошо делаете, сын мой. Ведь дьявол не в силах ни играть в такие игры с родом человеческим, ни заключать с людьми пакты, ни тем более заставлять поклоняться себе, как это утверждают инквизиторы. В основе всех этих народных предрассудков лежит тот факт, что Мудрецы, как я вам только что говорил, иногда собирают жителей стихий, чтобы проповедовать им свои таинства и свою мораль; и поскольку случается, что тот или иной гном находит в себе силы отречься от своих грубых заблуждений, уразуметь весь ужас небытия и возжелать бессмертия, мы тут же подыскиваем ему подходящую девицу, женим их и справляем свадьбу с той пышностью, которая соответствует важности только что одержанной победы. Этим и объясняются звуки танцевальных мелодий и радостные крики, раздающиеся, как писал Аристотель, на некоторых безлюдных островах. Учредителем таких собраний был великий Орфей; после первой же проповеди подземным жителям получил бессмертие Сабатий, древнейший из гномов; в честь него и названы эти сборища; к нему, как это явствует из гимнов божественного Орфея, взывали Мудрецы вплоть до самой смерти Сабатия. А невежды, не разобравшись, что к чему, насочиняли множество похабных небылиц об этих собраниях, которые созываются нами во славу верховного Существа.