Под-Московье - Анна Калинкина

— Комендант же объяснил, что оно нам не по пути, — напомнила Нюта. — В любом случае, зачем ему этот «Определитель»?

Кирилл задумчиво прищурился:

— Может, он в прежней жизни был заядлым рыболовом? Будет теперь рассматривать картинки и тосковать. Есть такая штука, ностальгия. Ну, вроде, грусть по прошлому, которое не вернешь. Я-то вот тоже эту книжку на память об отце взял. Может, мы с ним больше и не увидимся никогда…

— Жалко было отдавать? — спросила Крыся.

— Не то слово, — кивнул парень. — Правда, у меня еще определитель птиц остался. — Он зевнул и предложил: — Ладно, девчонки, хватит болтать. Давайте лучше отдохнем. Если хотим выходить этой ночью, то силы нам понадобятся.

Девушки устроились в палатке, а Кирилл растянулся снаружи, перед входом. Сидевший в десяти метрах убийца задумчиво посмотрел на него. Можно было бы попытаться прикончить соплячек во сне и тут же уйти обратно, но вдруг у щенка чуткий сон? Лучше подождать другого случая. Он представится скоро.

Крыся засопела, а Нюта все никак не могла заснуть. Она думала о том, как впервые выйдет на поверхность. И еще о Кирилле. Ясно, что она ему нравится, но вот нравится ли ей он?

Какой-то минимальный опыт общения с представителями противоположного пола у девушки был. На Спартаке им с Крысей в общем-то не запрещали общаться с мальчиками, хотя и не поощряли этого. Впрочем, те и сами чаще обходили подруг стороной — все знали, что вскоре их отведут наверх. Исключением был Игорь, который почему-то влюбился в нее без памяти. А самой Нюте нравился другой — Макс. У него были буйные темные кудри, а взгляд — прямой и смелый. Говорили, что его отцом был цыган, от которого Макс унаследовал любовь к свободе и риску и неприязнь к сидению на одном месте. Немудрено, что парень рано начал подниматься на поверхность со сталкерами, к тому же он был везучим, всегда возвращаясь без единой царапины и с добычей. На Нюту Макс поглядывал с некоторым любопытством и несколько раз, как бы невзначай, касался ее рукой, но и только. Девушка решила, что если она хочет что-то испытать до того, как придется умереть, то стоит поторопить события. Ее тянуло к юному сталкеру, возможно, из-за того, что она росла без родителей и некому было ее обнимать, тормошить и тискать, как прочих детей. Ей очень хотелось, чтобы Макс прижал к себе, потрепал по волосам, погладил по спине. Прикоснулся губами…

Дождавшись, когда сталкера поставили дозорным у входа в туннель, она пришла к нему и отозвала на минутку поговорить. Второй патрульный, пожилой дядька, спрятал улыбку в усы. Они немного отошли вглубь туннеля, так, чтоб их не было видно, и молча остановились. Где-то громко капала вода.

— Ты чего? — наконец нарушил тишину парень.

— Поцелуй меня, — не то попросила, не то приказала Нюта.

Макс вроде бы смутился:

— Знаешь, ты, конечно, красивая девчонка, но про тебя рассказывают такое… А-а, черт, ладно, — обреченно выдохнул он. Но почему-то остался стоять неподвижно.

И тогда Нюта сама обняла его. Сколько раз она думала об этом, пока набиралась смелости, сколько раз представляла, как это будет. Ей казалось, что это будет какое-то совершенно волшебное ощущение, какое-то невероятное счастье. Ничего подобного. Только руки вдруг будто свело, и они намертво сомкнулись у него на спине. Нюта почувствовала, какие у него жесткие ребра, а еще — слабый запах хозяйственного мыла от его рубашки. Макс стоял неподвижно, и Нюта вдруг почувствовала себя очень глупо. Она бы и рада была разомкнуть руки, но не могла. По телу словно прошла какая-то механическая судорога, как в детстве, когда ее слегка тряхнуло током, но стало чуть легче. Нюта поняла, что парень тоже прижимает ее к себе. Осмелев, она погладила его по спине, раз, другой, он повел плечом под ее рукой, но даже не сделал попытки опустить голову. А потом и вовсе решительно отстранился и сказал:

— Ну, все, хватит. Пора мне…

— Все? — удивленно спросила Нюта. Потом вздохнула: — Все так все.

И они тихонько пошли обратно к посту.

Девушка до сих пор так и не смогла забыть этого разочарования. Что-то было не так. Может, оттого, что все случилось так быстро и скомканно? Может, она просто переволновалась и зря ошарашила Макса, не дав ему времени подготовиться и самому проявить инициативу? Что он теперь про нее думает, ей было неизвестно. Парень не искал ее общества, хотя и не шарахался при встрече. Они перекидывались парой слов, несколько раз она вновь чувствовала мимолетные прикосновения его руки. Казалось, Макс тоже раздумывает и сомневается. Да и как ему было не сомневаться? Он был сталкером и ходил на поверхность, его вниманию была бы рада любая девчонка на Станции, тем более если ее не ждет скорое свидание с площадкой, покрытой цветами.

И все же Нюта думала: может, им попробовать еще раз? Может, тогда она будет спокойнее и все получится лучше? А потом начинала злиться на себя. Какого черта она будет ему навязываться? Может, Макс так сдержанно вел себя оттого, что боялся, не захочет ли странная девушка взвалить на него свои проблемы или, того хуже, попросить о помощи? Или он просто любит острые ощущения и прикоснуться к ней для него то же самое, что почесать за ухом опасного хищника? Вроде бы прирученного, а на самом деле не знаешь, чего от него ждать. Так пусть не беспокоится — не нужно ей от него ничего!

Все решилось просто. Однажды Макс ушел наверх и не вернулся.

Нюта поплакала украдкой, но в глубине души даже почувствовала что-то вроде злорадства: не мне, так никому.

«Странно, — думала она сейчас, — мы были уверены, что я умру раньше него. И вот теперь Макса давно уже нет, а я до сих пор жива…»

Потом мысли сами собой перескочили на Игоря. С сыном Верховного она все-таки поцеловалась как-то раз, спустя некоторое время после смерти Макса. Просто ей вдруг отчаянно жалко стадо себя, а тот как раз подвернулся. Нюта тогда не почувствовала ничего, ни удовольствия, ни отвращения, но повторять этот эксперимент ей почему-то не хотелось. Да и сам Игорь, с тех пор провожавший ее каким-то выжидающим собачьим взглядом и пытавшийся прикоснуться при каждом удобном случае, стал раздражать. Ей скоро предстояло умереть, а тот думал только о своем удовольствии. Если бы сын Верховного хотя бы попытался ее спасти, например, предложил вместе убежать, она могла бы быть с ним — из благодарности. Но он не делал ничего, только, в очередной раз напившись, ходил за ней тенью и ныл, дескать, если бы не отец, то женился бы на ней немедленно, вот сию же секунду, а так ему очень плохо… В итоге раздражение Нюты очень скоро сменилось презрением — можно подумать, из них двоих больше нуждался в утешении этот здоровый лоб…

«Вот странно, — подумала она, — ведь Макс мне тоже ничего такого не предлагал и не пытался меня спасти. Но его я охотно любила бы все то время, какое оставалось, не ожидая ничего взамен, кроме обычной ласки и человеческого тепла». Когда же Макс погиб, Нюта совсем было смирилась со своей участью, впала в апатию и безропотно, с тупой покорностью ждала смерти. Лишь гибель бабы Зои слегка отрезвила ее, вернув к реальности, и ей вновь захотелось жить, назло Верховному и вообще всем. А еще Нюта пришла к выводу, что любовь вовсе не всегда равна желанию сделать добро другому. Иначе разве она могла бы втайне злорадствовать по поводу гибели Макса? Или вот взять Верховного и бабу Зою. Когда-то их явно связывали близкие отношения, но ведь именно он ее убил или довел до смерти, что одно и то же. Одним словом, жизнь оказалась совсем не такой, как в сказках бабы Зои. Ни рыцари, ни дураки не торопились спасать принцесс. Впрочем, принцессы сегодня тоже изменились. Они живут в метро, едят крыс, не падают по любому поводу в обморок и умеют обращаться с ножом, да и вообще способны, случись что, сами постоять за себя.

А что же Кирилл? Наверное, он скорее нравился Нюте, хотя и не так сильно, как в свое время Макс. При этом она видела его недостатки — парень с Тушинской был не слишком храбр и любил хвалиться впустую. Вот разве что, зная ее историю, Кирилл единственный относился к ней совершенно спокойно, как к любой другой девчонке. За это она была ему благодарна. А может, оно и к лучшему, что Нюта не испытывает к спутнику бурных чувств? В душе она боялась самой себя, боялась потерять над собой контроль. Ведь как она стиснула тогда Макса… И хотела сама разжать руки, но не получалось. Может, давали о себе знать темные инстинкты, которые все подозревали в ней? А если бы она так же сильно обняла сталкера за шею? Могла бы, наверное, задушить? Макс-то, понятное дело, не испугался, но он вообще ни в каких обстоятельствах не трусил и был уверен, что сумеет справиться с любой опасностью. Как сказал кто-то на Спартаке: «Слишком храбрым был, вот и погиб молодым. По нынешним временам осторожность полезнее…»