Певерил Пик - Вальтер Скотт

Нельзя сказать, что опасения эти были совершенно необоснованны. Напрасно управляющий поднял на одной из высоких башен, защищающих главный вход в замок, королевский штандарт с гордым девизом «Tandem Triumpbans»[5], в то время как над другою башней реяло знамя Певерила Пика, под которым многие из приближающихся кавалеров испытали все превратности гражданской воины. Напрасно он громко повторял: «Добро пожаловать, доблестные кавалеры! Добро пожаловать, благородные джентльмены!» Среди гостей поднялся ропот — они желали услышать эти приветствия из уст супруги полковника, а не из уст наёмного слуги. Сэр Джаспер Крэнборн, столь же мудрый, сколь и неустрашимый, зная, чем руководствовалась его прекрасная кузина, ибо сам давал ей советы касательно приготовлений к церемонии, убедился, что следует не мешкая проводить гостей в банкетную залу, где их можно будет с успехом отвлечь от неудовольствия всевозможными яствами, в избытке заготовленными гостеприимною хозяйкой.

Хитрость старого воина удалась как нельзя лучше. Сэр Джаспер занял большое дубовое кресло, сидя в котором управляющий обыкновенно проверял счета, и, когда доктор Даммерер произнес короткое латинское благословение (каковое слушатели оценили тем более высоко, что никто из них не понял из него ни слова), пригласил общество для возбуждения аппетита выпить за здоровье его величества, сколько позволит глубина их кубков. В ту же минуту все засуетились, и раздался звон бокалов и графинов. В следующую минуту приверженцы короля поднялись на ноги и, окаменев, словно статуи, но сверкая глазами от нетерпения, молча вытянули вперёд руки с наполненными до краев бокалами. Голос сэра Джаспера — ясный, звонкий и чистый, как звук его боевой трубы, — провозгласил здравицу возвращенному на престол монарху, и собравшиеся хором повторили долгожданный тост. Ненадолго все опять умолкли, чтобы осушить кубки, а затем, набрав воздуху в лёгкие, разразились таким оглушительным ревом, что, отзываясь на него громким эхом, задрожали своды старинной залы, а украшавшие их гирлянды из цветов и дубовых листьев закачались и зашелестели, словно от внезапно налетевшего урагана. Совершив этот обряд, общество двинулось на приступ роскошных блюд, под которыми ломился стол, воодушевляемое весельем и музыкой, ибо в зале собрались все менестрели округи, коих, наравне со служителями епископальной церкви, заставили замолчать самозваные республиканские святые в дни своего владычества. Обильная еда и питье, тосты за здоровье старых соседей, которые вместе сражались против врага и вместе страдали в годину унижений и скорби, а теперь соединились на общем торжестве, — всё это быстро изгладило из памяти кавалеров ничтожную причину для неудовольствия, омрачившую было их праздник; и когда леди Певерил вошла в залу в сопровождении детей и служанок, её приветствовали шумными возгласами, как и подобает встречать хозяйку дома, супругу доблестного рыцаря, который вёл их на ратные подвиги с достойными лучшей участи бесстрашием и верностью.

Краткая речь леди Певерил была произнесена с таким достоинством и исполнена таких чувств, что тронула всех до глубины души. Она извинилась за своё запоздалое появление, напомнив, что в замке Мартиндейл находятся их прежние враги, коих счастливые события последнего времени превратили в друзей; однако это произошло так недавно, что по отношению к ним она не осмелилась хотя бы в малейшей степени нарушить этикет. Теперь же она обращается к самым близким, дорогим и верным друзьям: им и их доблести Певерил обязан успехами, которые в недавнее смутное время снискали и ему и им самим ратную славу и чьей отваге она, леди Певерил, обязана сохранением жизни своего супруга. Заключая свою скромную речь, леди Певерил сердечно поздравила собравшихся со счастливым восстановлением власти короля и, грациозно поклонившись во все стороны, поднесла к губам бокал, как бы приветствуя гостей.

В ту эпоху ещё сохранялась — особенно среди старых кавалеров-роялистов — искра того духа, который заставил Фруассара сказать, что рыцарь становится вдвое храбрее, если его воодушевляют слова и взоры прекрасной и добродетельной дамы. Лишь во времена царствования, начавшегося в описываемые нами дни, безудержная вольность нравов, вызвавшая всеобщую распущенность, унизила женщин до положения простых прислужниц похоти и тем истребила в обществе благородные чувства к прекрасному полу, которые, если рассматривать их как побуждение к тому, чтобы «возвыситься духом», превосходят все прочие чувствования, кроме веры и любви к отечеству. Древние своды Мартиндейла тотчас же огласились громкими кликами; в воздухе замелькали шляпы, и всё общество дружно желало счастья и доброго здравия рыцарю и его супруге.

В разгар возлияний леди Певерил незаметно выскользнула из залы, оставив гостей свободно пировать и веселиться.

Легко можно вообразить веселье кавалеров, ибо оно сопровождалось пением, шутками, тостами и музыкой, которые везде и всюду одушевляют праздничные пиры. Развлечения пуритан отличались несколько иным, менее шумным характером. Они не пели, не шутили, не слушали музыки, не провозглашали тостов, но и они, если употребить их собственное выражение, тоже наслаждались земными благами, которые в силу слабости человеческой природы столь усладительны для внешней оболочки смертных. Старый Уитекер даже с неудовольствием заметил, что, хотя общество круглоголовых было меньше числом, они поглотили столько же канарского и кларета, сколько развесёлая компания, с которой пил он сам. Однако люди, знавшие наклонности управляющего, расположены были думать, что для получения такого итога он наверняка отнес на счет пуритан свои собственные возлияния — статью весьма немаловажную.

Не доверяя столь пристрастным и скандальным слухам, скажем лишь, что в этом случае, как и в большей части других, силе удовольствия способствовала его редкость и что пуритане, почитавшие воздержание или хотя бы умеренность одною из священных заповедей, тем более наслаждались праздником, что такие возможности представлялись им не часто. Если они и не пили за здоровье друг друга, то по крайней мере, поднимая бокалы, взглядами и кивками показывали, что присутствие друзей и соседей увеличивает их наслаждение пиром. Религия, занимавшая главенствующее место в их мыслях, стала также главною темой их бесед, и, разделившись на небольшие кучки, они обсуждали религиозные догматы и метафизические вопросы, сравнивали достоинства различных проповедников и вероучения соперничающих сект, подкрепляя цитатами из священного писания те из них, которым оказывали предпочтение. Во время этих споров возникли некоторые разногласия, которые могли бы зайти дальше, чем дозволяли приличия, если бы не предусмотрительное вмешательство майора Бриджнорта. Он подавил в самом зародыше спор между папашей Ходжсоном из Чарнликота и его преподобием Солсгрейсом по деликатному пункту о церковных обрядах и богослужениях, отправляемых мирянами, а также счёл неблагоразумным потворствовать желанию некоторых наиболее пылких ревнителей веры, которым хотелось дать возможность остальным гостям насладиться присущим им даром импровизированной проповеди и толкования библейских текстов. Эти нелепости были характерной чертою эпохи, однако же у майора хватило здравого смысла понять, что, независимо от того, порождены ли они лицемерием или религиозным пылом, они в данных обстоятельствах совершенно неуместны.