Защита Гурова - Николай Леонов

– Верно, – кивнул Нестеренко, – тем более странно, что вышел он на одну остановку раньше, чем ему требовалось, он дальше по ходу автобуса живет. Коновалов хорошо запомнил парня и его маленький рюкзачок. Объясняет свою отличную память тем, что парень очень на чеченца похож, а рюкзачок у него был в точности такой, как у самого Коновалова, только развернут не полностью, а на одну треть.

– Отличная работа, – заметил Станислав.

– Место Коновалова занял Ивлев Эдуард Александрович. Когда он садился, рюкзачок Тимура ему помешал, парень поклажу передвинул и слегка придавил новому соседу ногу. Тот матюгнулся, обозвал Тимура черножопым, тут же вскочил и на ближайшей остановке вышел. Ивлева мы пока не нашли. Ему тридцать пять лет, садовод очень умелый, сам выращивает, сам торгует, женат, детей нет, имеет по Дорогомиловскому шоссе скромную дачку и двенадцать соток, которые краше, чем в Ботаническом саду. Дом и участок охраняют две здоровенные овчарки, еду из чужих рук не берут. Ивлева мы не застали, в семье явно нелады. Хозяйка разговаривать отказалась. Соседи полагают, Эдик либо запил, либо к бабе умотал, его не видели примерно неделю. За цветами приезжает «Волга», цветы берут оптом. Машину и водителя установить не удалось. У Ивлева «Москвич», почему он в день взрыва садился в автобус, неизвестно. Торговцы цветами у Белорусского Ивлева прекрасно знают, отзываются хорошо, жалеют, что «закладывает», но, говорят, мол, в цветах разбирается, равных нет.

Теперь свидетель, что стоял у двери, когда Тимур выскочил на Пресне, и утверждает, что у парня в руках ничего не было. Фетисов Юрий Юрьевич, тридцать пять лет, разведен, чем-то торгует, говорит, сейчас из одной лавочки ушел, в другую не устроился, в квартире вечно толкутся посторонние, участковый ему лучший друг, управы на Фетисова не сыщешь. Ничего особенного, водка, приятели, девки. Он якобы служил в Афганистане, но проверить не удалось. Нам предложил выпить, разговаривать о теракте и суде категорически отказался, пытался врезать по физиономии моему евреистому другу. Не получилось, полагаю, рука в гипсе.

– Станислав, плесни чайку, ты, когда не употребляешь, теряешь всякую душевность.

– Лев Иванович не велит. – Станислав налил в чашку остывшего чаю. – Я, как и вы, коллеги, иду куда велят да помалкиваю.

Гуров слушал пикировку оперативников безучастно, словно его и не было, а если и тут, так думает совершенно об ином. Станислав к манерам друга давно привык, а Нестеренко и Котов обижались, однако обиду не показывали.

– Последний свидетель, который вышел из автобуса одновременно с Тимуром, увидел взрыв и сдал парня двум омоновцам, которые пили баночное пиво в двух шагах от остановки.

– Терехов Семен Сидорович, сорок один год, женат, имеет дочь, работает клерком в коммерческом банке, – подсказал Станислав. – У него наверняка есть машина, как он оказался в автобусе, никому не известно.

– Очень даже известно, – парировал Нестеренко. – У одного из постоянных клиентов банка был день рождения. Проверено. Люди выпили. Терехов оставил свою «Ауди» на охраняемой стоянке у банка. Я полагаю, что свидетели не подставные, они люди разные, ничем не связанные, в агентурной сети или в ФСБ состоять не могут, так как доить козлов – дело пустое. У моего вечно сопливого напарника иная точка зрения, пусть он ее и излагает.

Котов тщательно высморкался, не очень решительно произнес:

– Со всем, что сказал полковник, я согласен, однако с выводами я бы поостерегся. Никто из перечисленных, видимо, не состоит ни в штате, ни в агентурной сети, однако возможная зависимость каждого от нас и ребят из ФСБ вполне вероятна, все они люди подставные, на них оказывается давление. Валентин утверждает, мол, все разные, ничем друг с другом не связаны. Все отчаянно храбрые, законопослушные и дисциплинированные. Станислав, ты видел розыскное дело, скажи, сколько свидетелей опрошено, сколько очевидцев выявлено?

Станислав перелистнул блокнот, глянул мельком, ответил:

– Шестнадцать человек.

– А должно быть опрошено не менее ста. Это я беру лучший, удачный вариант. – Котов сделал паузу. – Каждый из нас искал свидетелей. Шестнадцать опросили, пятерых нашли, да каких, железных.

– Терехов схватил Тимура и пошел в милицию сам, его не искали, – возразил Нестеренко.

– Лев Иванович, кончайте цирк, вы же отлично понимаете, обвинение слеплено! – возмутился Котов. – В нескольких метрах от остановки пьют пиво два омоновца. А у нас тут случайно в кустах рояль. Автобус взорвался в сорока метрах от остановки. Шок, люди шарахнулись, только позже любопытные начали подходить к месту катастрофы. А подвыпивший клерк банка сразу вцепился в Тимура Яндиева, начал орать благим матом. А почему вцепился? Мгновенно вспомнил, что парень вошел в автобус с рюкзачком, а вышел с пустыми руками? Не смешно. Да я по каждому свидетелю могу указать несколько нестыковок.

– Опытный адвокат на все несуразности указал. Однако приговор мы имеем. Да и не уговаривай меня, Григорий. Здесь каждый видит, обвинение слиповано. И твой дружочек Нестеренко видит, лишь тебя заводит. – Гуров поднялся, начал расхаживать по гостиной. – Видно, на каждого из них имеется компра, возможно, собран какой-то материал, готовили на вербовку. Когда идея провокации возникла, бумажки подняли, с человеками переговорили. Мол, так вот и так, поможешь изобличить террориста, мы о тебе забудем, будешь жить спокойно, в общем, старая как мир песня. Время и роли расписали – и вперед. А «свидетели» наверняка друг друга не знают, каждый думает, что он один такой особенный.

– Кроме любителя цветов Ивлева, – заметил Станислав. – Он меня сразу насторожил, я, ребята, вашу работу немного продублировал. Он действительно запойный и гулящий. Однако не в сентябре, когда самые цветы и работа. У него, если так можно выразиться, гулянка по расписанию. Он сорвался не вовремя, думаю, почувствовал, что гробит невиновного.

– Возможно, – согласился Гуров. – Но на одном свидетеле далеко не уедешь. Допустим, мы его найдем, приведем в сознание, спрячем, поработаем с ним. Ивлев до конца никогда не расколется, а вот мы раскроемся полностью. Дураку станет ясно, розыскники не ищут соучастников, а рушат обвинение. Пара других свидетелей попадет под машины, оставшихся в живых испугают до смерти, мы, если будем упираться, перестанем работать, начнем бороться за жизнь.

– Критиковать я тоже умею, – рассердился Станислав. – Лев Иванович, раз ты такой умный, не советуйся с подчиненными, давай задания.

– Нам нужен русский мужик с наколкой на кисти, который давал задание Тимуру, – ответил Гуров. – И бомж из камеры, знающий ближайших родственников Яндиева.

– А лампу Аладдина не возьмешь? – усмехнулся Станислав.

– Возьму, – серьезно ответил Гуров. – Конечно, инструктор не лысый и наколки у него нет. А камерный агент вовсе не бомж, и окрас у него иной. Но этих людей разыскать необходимо, от них ниточки ведут наверх.

– Сказать легко, – не сдержался Крячко.

– Ты хотел задание, считай, получил, думай, как выполнить. – Гуров, как обычно, пожал плечами. – Или ты, Станислав, желаешь, чтобы я и думал, и работал за тебя? А ты бы резонерствовал да людей смешил?

– Побойся бога, Лев Иванович! – искренне возмутился Крячко. – Да этих людей давно в Москве нет.

– А где же они? Сотрудники либо сильные действующие агенты – люди не разового использования. Так профессионалов не напасешься, на них острый дефицит, а у ФСК, да и у наших подонков нет скатерти-самобранки. Да и потом, мы должны понимать, что имеем дело не с контрразведкой и уголовным розыском, лишь с группой, собранной из различных подразделений. С людьми, конечно, профессиональными, но далеко не лучшими, хорошо законспирированными, жадными, злыми, но и пугливыми. Заговорщики всегда трусоваты, они ловят рыбку в мутной воде, всего боятся, друг другу не верят. В связи с постоянными перетасовками они не могут быть хорошо организованы. Следует ухватить кончик, дальше станет легче.

– Лев Иванович, будем реалистами, – сказал Нестеренко. – Если мы совершим невозможное и ухватимся, либо веревочку обрубят, либо нас убьют.

– Валентин! Я могу освободить тебя сегодня! Ищи другую профессию, возвращайся в охранную фирму, отращивай живот!

– Лева, – неожиданно подал голос Светлов, сидевший так тихо, что о нем все забыли. – Ты, сынок, людей не обижай, они живые, умирать не хотят.

– Василий Иванович, ты меня не учи! – Гуров крайне редко повышал голос.

– А кроме меня, тебе правду сказать некому, – флегматично ответил Светлов. – Ты когда в МУР пришел, я уже сыщиком был. Валентин боится, потому и живой покуда. Ты, Лев Иванович, свою стратегию определяй, мы тебя уважаем.

– Спасибо, Чапаев. – Гуров кивнул Нестеренко: – Извини. Значит, так, Станислав, снова отправляйся в МУР. Агент в камере, естественно, содержался под вымышленным именем. Никто и никогда тебе человека не назовет. Однако кто-то из оперативников агента в камеру помещал, за кем-то он числился. Агента ты не найдешь, оперативника нащупаешь. Известна точная дата пребывания агента в камере, у дежурного отмечено…