Спи, бледная сестра - Джоанн Харрис

Но теперь я была будто на каникулах. Отлучки из дома доставляли мне куда больше удовольствия, чем я осмеливалась признать, и я заставила Генри поверить, что гуляю только потому, что он мне велел. Если бы он знал, как много эти прогулки значат для меня, он бы, конечно, прекратил их. Я хранила свой секрет и свою радость, а внутри меня прыгало и смеялось что-то дикое и бешеное. Несколько раз я попробовала зайти в церковь, но не решалась — слишком людно: туристы, крещения, свадьбы… а однажды — похороны, и все скамьи были заполнены плакальщиками, одетыми в черное, поющими мрачные гимны под унылые звуки органа.

Я отшатнулась от приоткрытой двери, смущенная и почему-то напуганная, когда меня настигла волна звука. В растерянности я едва не сшибла вазу с белыми хризантемами у входа. Одна женщина обернулась на шум и пристально уставилась на меня, почти с угрозой. Я беспомощно взмахнула рукой, извиняясь, и попятилась, но внезапно колени мои подогнулись. Взглянув вверх, я увидела, что свод неумолимо приближается ко мне, и лицо святого Себастьяна вдруг оказалось совсем рядом — он улыбался, скаля зубы…

Только не сейчас, подумала я, отчаянно стараясь сохранять равновесие. Исступленно оглядываясь, я заметила, что женщина все так же пристально смотрит на меня, будто узнала. Вдалеке голос произнес полузнакомое имя. Накатила беспричинная паника, и я повернулась, вырвавшись из транса, и выбежала, хлопнув тяжелой дверью. Споткнувшись и изо всех сил стараясь не упасть, я у подножия лестницы налетела на человека в черном. Его руки плотно обхватили меня. Окончательно лишившись сил, я хотела было звать на помощь, но, взглянув в лицо незнакомца, поняла, что это Моз.

— Миссис Честер! — Похоже, он удивился, увидев меня, и немедленно разжал объятия. Его раскаяние казалось почти искренним, если бы не озорной блеск в глазах. — Мне очень жаль, что я вас так напугал. Пожалуйста, простите меня.

Я постаралась взять себя в руки.

— Все в порядке, — произнесла я. — Это… не ваша вина. Я пошла в церковь — а там поминальная служба. Это… — И нескладно закончила: — Надеюсь, я не ушибла вас.

Он засмеялся, но тут же прищурился с некоторым беспокойством.

— Так вы все-таки потрясены, не так ли? — спросил он. — Вы такая бледная. Присядьте-ка на минутку.

Приобняв за плечи, он повел меня к скамейке в нескольких ярдах.

— О, вы совсем замерзли! — воскликнул он, взяв меня за руки.

Не успела я и слова сказать, он снял пальто и набросил мне на плечи. Я нерешительно запротестовала, но он был такой веселый и непринужденный, и так уютно было сидеть на скамейке, прижавшись к нему и вдыхая табачно-шерстяной запах его пальто. Если бы он меня поцеловал, я знаю, что ответила бы со всей искренностью, без малейших угрызений.

Я следовал за ней почти целую неделю, прежде чем сделать первый шаг. Она была нелегкой добычей, и действовать следовало осторожно, чтобы не отпугнуть девочку. А еще эта трогательная доверчивость — после того случая я встречался с ней каждый день, и уже через неделю она называла меня Моз и держала за руку, как ребенок. Если бы я не знал, что она замужем, мог бы поклясться, что она девственница.

Не похоже на меня, говорите вы? Ну, я и сам не мог этого объяснить. Наверное, все дело было в новизне, я играл роль принца, хотя так долго был валетом… а кроме того, она была красива.

Мужчина способен влюбиться. Но только не я.

И все же в ней было нечто — холодное и бесконечно плотское одновременно, совсем не девичье, будившее во мне какие-то спящие чувства. Совершенно новые переживания: я был точно алкоголик, что впервые пробует медовый детский напиток, давно испортив себе вкус крепким спиртным. Подобно ему, я медленно смаковал новизну, незнакомую сладость. Она не умела отличать хорошее от дурного, она следовала за мной, куда бы мне ни захотелось ее повести, и дрожала от удовольствия, когда я прикасался к ней, и впитывала каждое мое слово. С ней я говорил куда больше, чем с любой другой женщиной — я забывался и рассказывал о своих стихах и картинах, о мечтах и чаяниях. Обычно мы встречались на кладбище. Удобно — огромное запутанное пространство, полно укромных мест. В один холодный пасмурный вечер, когда Генри работал допоздна, мы встретились у ливанского кедра. Вокруг ни души, а во мне — дьявол. От Эффи так хорошо пахло — розами и белым хлебом. Щеки ее раскраснелись на холоде, ветер развевал волосы, и тонкие пряди спадали на ее лицо. В тот миг я принадлежал ей.

Тогда я впервые поцеловал ее в губы, напрочь позабыв о стратегии наступления. Она стояла у склепа, и я прижал ее к стене. Ее шляпка упала — я не обратил внимания, — ее волосы, расплетясь, овевали мое лицо. Я потянул их и, ласково перебирая, пытался набрать воздуха, словно ныряльщик перед очередным погружением. Не такого поцелуя она, должно быть, ожидала — она тихонько вскрикнула и поднесла руки ко рту, лицо ее стало пунцовым, а глаза — большими, как блюдца. Осознав, что этот опрометчивый порыв, скорее всего, свел на нет все мои труды, я выругался. А затем снова выругался, ругая себя за ругань.

Придя в себя, я отшатнулся и упал на колени, играя роль Раскаивающегося Любовника. Я очень сожалел, я не мог выразить словами, как сожалею о том, что напугал ее, я готов понести суровейшее наказание. Я поддался минутной слабости, но я так люблю ее, я так мечтал поцеловать ее, с тех самых пор, как увидел, что потерял власть над собой. Ведь я не каменный — но что с того? Я напугал и оскорбил ее. Меня следует высечь.

Может, я слегка переборщил, но эта техника раньше прекрасно срабатывала с замужними женщинами — я тщательно изучил ее на страницах «Сувенира»,[17] и, Бог свидетель, в этот раз кое-что из сказанного было почти правдой. Я осторожно поднял глаза — проверить, заглотнула ли она наживку. К моему изумлению, она сотрясалась от хохота — не злого, но неудержимого. Увидев, что я смотрю на нее, она снова расхохоталась.

Маленькая Эфф мгновенно выросла в моих глазах. Я встал и печально улыбнулся.

— Ну, попробовать-то стоило, — сказал я, пожимая плечами. Эффи покачала головой и снова засмеялась.

— Ах, Моз, — произнесла она. — Ты лицемер! Тебе нужно играть в театре.

Я решил применить другую тактику — Нераскаявшегося Любовника.

— Я и сам об этом подумывал, — сказал я. — Знаешь, обычно это срабатывает. — Я рискнул обезоруживающе улыбнуться и добавил: — Ну, ладно. Я не сожалею.

— Так лучше, — ответила Эффи. — В это я верю.

— Тогда поверь и еще кое во что, — сказал я. — Я люблю тебя. — Как она могла не поверить? В тот момент я и сам почти верил. — Я люблю тебя, и мне невыносимо видеть, что ты замужем за этим высокопарным ослом. Он не считает тебя женщиной, он думает, ты его игрушка, его девочка-нищенка, его маленький болезненный падший ангел. Эффи, тебе нужен я, тебе нужно научиться жить и наслаждаться жизнью.