Я это запомню - Лайана Камп

Она ускакала с арены, исчезнув из виду за паддоком, под дикий гром аплодисментов, который стал еще громче, когда объявили ее время. Оно не оказалось рекордным, но было близким к тому. Широко улыбаясь, Фред сбежал с трибун и направился к Доре.

Наездница находилась позади паддока, остужая Ласточку, хотя и сама была возбуждена до такой степени, что с трудом могла стоять спокойно. Щеки ее пылали от радости, голубые глаза искрились весельем, и она выглядела маленькой девочкой на празднике Рождества. Норман только взглянул на нее и привлек к себе.

Он сделал это без всякой задней мысли, чисто инстинктивно, по сиюминутному порыву. Фред хотел просто поздравить ее с удачной скачкой. Но прежде чем смог остановить себя, он прижал ее к себе и накрыл поцелуем рот.

Короткое, летящее соприкосновение губ — обжигающая вспышка жара. Все это длилось секунду, не больше, и, казалось, ничем не отличалось от тысяч других обычных поцелуев, которые Фред в свое время раздал множеству женщин, после чего обычно отпускал их с непринужденным смехом. Но когда он откинулся назад, ему было совсем не до веселья. Внутри все болело.

Фред отступил на шаг назад и постарался изобразить на лице непринужденную улыбку.

— Великолепная езда! — сказал он напряженным голосом. — Похоже, мы оба вернемся сегодня домой победителями.

С трясущимися губами и стремительно текущей по жилам кровью, Дора глядела на него, почти не слыша, что он говорит. Где-то внутри той каши, в которую превратились ее мозги, она знала, что ей следует отодвинуться или по меньшей мере, пожав плечами, сделать вид, что ничего не произошло. Только так и можно образумить Фреда Нормана, который раздавал поцелуи направо и налево с легкостью политикана, добивающегося переизбрания. Но колени у нее дрожали, и если бы он не поддержал ее…

Нечего и говорить о том, что произошло бы в этом случае.

— Я пока что еще не выиграла, — сказала Дора, даже сама вздрогнув при напряженных звуках своего голоса. — Я всего лишь приехала первой.

— Первой, последней, это не имеет значения, — предсказал Фред внезапно осипшим голосом. — Ты все равно победишь…

И он оказался прав, но, когда десятью минутами позже было объявлено время последнего участника и стало ясно, что Дора удержалась на первом месте, уже никаких поздравительных объятий и поцелуев не было. Фред поздравил ее с победой, она забрала призовые деньги, они отправились домой. Конец сюжета.

Всю дорогу до фермы оба вели себя сдержанно, как два незнакомых друг другу человека, случайно оказавшихся за обеденным столом. Они о чем-то говорили, но были вежливы до зубного скрежета. Все выглядело очень респектабельно и в высшей степени прилично.

Следующий день стал повторением второй половины дня предыдущего. Они оба успешно выступили в своих программах на родео, выиграв деньги, но на этот раз никаких непринужденных поздравлений уже не было. И на всем пути домой эта слишком подчеркнутая вежливость так действовала Фреду на нервы, что он с трудом удерживался, чтобы не обнять Дору и не целовать ее до тех пор, пока она не ответит ему таким же порывом.

Но осторожность все-таки взяла верх, хотя Норман и ругал себя последними словами за необходимость применять ее. Он еще никогда не терял головы из-за женщины и не собирался делать ничего подобного теперь. И, чтобы доказать это самому себе, перевел разговор на тему, которой, как думалось прошлой ночью, лучше было бы избегать.

— Теперь, когда у тебя есть Джесси, чтобы присматривать за отцом, я полагаю, ты вернешься на родео, — как бы невзначай сказал он, когда они направлялись к дому. — Какие у тебя следующие?

Она перечислила.

— А почему ты спрашиваешь?

— У меня тоже запланировано участие в большинстве из них, и, уж коли мы поедем в одном направлении, было бы просто глупо гонять две машины. Мы делили расходы пополам вчера и можем проделывать это и впредь, тем самым сэкономив себе немного денег.

Конечно, если они поедут вместе, это сэкономит какие-то деньги, но не дороже ли ей обойдется душевная боль, которая неизбежно возникнет? Уж это-то Дора знала наверняка.

Он и так уже пробил брешь в ее обороне, и если раньше Дора считала себя способной устоять перед мужским обаянием, то теперь ни одна ночь не проходила без того, чтобы Фред не явился ей во сне, с этой его озорной улыбкой, которая не давала спать спокойно. А ведь все, что он сделал, — несколько раз поцеловал ее. Что же с ней будет после того, как она все лето проездит с ним рядом, практически по всей стране?

— Я ценю твою благотворительность, — ответила она ровным голосом, — но не нуждаюсь в ней. Мы с Бетси прекрасно управимся сами.

— Благотворительность? — взорвался он, отводя глаза с дороги, чтобы сердито посмотреть на нее. — Какая благотворительность? О чем это, черт побери, ты говоришь?

— О деньгах, — пояснила Дора, так же сердито глядя на него. — На родео не бывает секретов. Мне известно все о твоей семье и о ранчо, которым вы владеете в Калифорнии.

— Ну и что из того?

— А то, что надо, наконец перестать притворяться, что у тебя нет ни гроша за душой. Все эти разговоры о необходимости поделить расходы на бензин — просто вздор. И ты мне это предложил только потому, что знаешь, в каком состоянии сейчас мои финансы.

— Ты в этом уверена?

Тон у него был напряженный, выражение лица замкнутое. Но, захваченная собственным возмущением, Дора этого не заметила. Крепко стиснув руки на коленях, она продолжила:

— Знаю, что, может быть, это звучит и не совсем вежливо, но я действительно признательна тебе за предложение. Но принять его не могу. Мы с Бетси поедем на своей машине или вообще никуда не поедем.

Ее ледяной тон резанул ему слух, и только огромным напряжением воли Фред смог удержать взгляд своих сузившихся глаз на дороге.

— Тогда я, пожалуй, завтра уеду. Надеюсь, мы где-нибудь еще встретимся.

Она кивнула, не дав выкатиться из глаз слезинкам, готовым вот-вот пролиться. Что толку плакать, когда им нечего сказать друг другу?

Но уехать следующим утром оказалось не так просто, как думалось Фреду.

Бетси, расстроенная его неожиданным отъездом, была вне себя от отчаяния. Он попытался убедить ее, что они обязательно встретятся на следующем родео, но она знала расписание своей матери не хуже, чем его, и не поддалась на эту уловку. Когда ее голубые глаза наполнились слезами, Фред чуть было не передумал и не послал к черту все последствия. Но, едва взглянув на Дору, понял, что делать этого не следует.

Господи, да разве хоть одна женщина на свете так когда-нибудь смотрела на него? В ее глазах было нечто такое, что потянуло за все струны его души и напугало до смерти. Фред почувствовал, что ему хочется извиниться, как-то оправдать свой отъезд, но он быстро проглотил слова, готовые сорваться с языка. Она ведь абсолютно ясно дала понять, что не хочет ехать вместе с ним. Так что нечего и извиняться.

Садясь в кабину, Норман бросил на нее долгий, напряженный взгляд. Если бы она хоть как-нибудь дала ему понять, что не хочет, чтобы он уезжал, Фред выскочил бы из машины и в долю секунды оказался бы рядом с нею. Но ничего подобного Дора не сделала.

Ругаясь себе под нос, он завел мотор и выехал со двора. И потребовалось несколько долгих часов, прежде чем Фред смог убедить себя, что так даже лучше.

Глава шестая

Норман принадлежал к так называемым «попрыгунчикам», тому типу жокея, которому явно вредили свободная посадка и такая же свободная манера езды. А это означало, что ему надо много работать над техникой выездки.

Он взял тюк сена и, нацепив шпоры, уселся на него, как на спину лошади, вновь и вновь отрабатывая приемы пришпоривания, чтобы они стали ему такими же привычными, как жевание резинки.

Это позволило ему на время изгнать образ Доры из своих мыслей.

А потом пришла его очередь выступать на родео в Прайсе.

Когда с лязгом распахнулись ворота, сердце у него, казалось, билось со скоростью тысячи ударов в секунду. Намертво вцепившись в рукоятку подпруги, Фред вонзил шпоры в шею кобылы, а потом отпустил их, как уже не раз делал, практикуясь на тюке сена. Лошадь, не понявшая, как это ей не удалось сбросить седока с первого раза, начала вертеться вокруг себя и взбрыкивать, пока все вокруг него не превратилось в один слепящий вертящийся круг.

Время, казалось, остановилось: восемь секунд превратились в вечность. Потом прозвенел гонг, сигнализируя окончание скачки. Окрыленный успехом, с широкой улыбкой на лице, он взглянул на направляющегося к нему служителя и напрочь забыл о том, что все еще сидит на серой кобыле.

— Давайте похлопаем Фреду Норману, леди и джентльмены, — раздался из динамиков голос распорядителя. — Впервые за последние шесть недель кому-то удалось удержаться на этой кобыле. Результат Нормана — семьдесят девять очков.