Способный ученик - Стивен Кинг

     Жаль, конечно.

     - Скажи, этот Фрэнч, - Дюссандер постучал ногтем по  конверту,  -  он сталкивался где-нибудь с твоими родителями?

     - Кто? Калоша Эд? - презрительно  переспросил  Тодд.  -  Да  кто  его позовет туда, где бывают мои родители!

     - А в школе? Он их раньше не вызывал?

     - Вот еще. Раньше я был среди первых. Это сейчас...

     - Тогда что  он  о  них  может  знать?  -  Дюссандер  в  задумчивости рассматривал почти пустую кружку. - О тебе-то он знает предостаточно. Весь твой послужной список к его услугам. Начиная от  детских  баталий.  А  вот какой, интересно, он располагает информацией о твоих предках?

     Тодд отложил ручку.

     - Ну, он знает их  имена  -  раз.  Сколько  им  лет.  Знает,  что  мы методисты. Вообще, про это в анкете писать необязательно,  но  мои  всегда пишут. Мы и в церковь-то почти не ходим, но он так и так в  курсе.  И  где отец работает - тоже... в анкете есть графа. Каждый год анкету надо заново заполнять. А больше там ничего и нет.

     - Если бы твои родители плохо ладили, как  думаешь,  он  бы  знал  об этом?

     - То есть как это плохо ладили?

     Дюссандер выплеснул в кружку остаток виски.

     - Ругань. Ссоры. Отец спит на диване. Мать попивает. - Он оживился. - Назревает развод.

     Тодд вскинулся:

     - У нас ничего такого нет! Даже близко!

     - Разумеется. Ну а если бы было? Если бы у вас  в  доме  стояла  пыль столбом?

     Тодд, насупясь, ждал продолжения.

     - Ты бы наверняка переживал  за  родителей,  -  развивал  свою  мысль Дюссандер. - Еще как переживал.  Потерял  бы  аппетит,  сон.  Об  учебе  и говорить не приходится. Так ведь?  Нелады  в  семье  отражаются,  увы,  на детях.

     В глазах Тодда забрезжило  понимание...  и  что-то  вроде  молчаливой благодарности. Дюссандер это оценил.

     - Что может быть печальнее, чем когда рушится  семья,  -  патетически произнес он, снова наполняя кружку. Он был  уже  хорош.  -  Сколько  таких драм, сам знаешь, нам показали по телевизору. Язвят, огрызаются,  лгут.  А сами страдают. Да, мой мальчик. Ты даже  не  представляешь,  в  каком  аду живут твои папа и мама. Им  даже  некогда  поинтересоваться,  что  там  за неприятности у их единственного сына. Да и что они значат в сравнении с их неприятностями? Вот улягутся страсти, заживут рубцы  -  тогда  и  займутся сыном. Ну а пока с этим Фрэнчем пускай объяснится дедушка.

     В продолжении монолога огонек в глазах Тодда разгорался все ярче.

     - А что, - бормотал он, - может сработать, да, может, может  срабо... - и вдруг  оборвал  себя  на  полуслове,  и  глаза  вновь  потухли.  -  Не сработает. Мы же ни капельки не похожи. Калошу не проведешь.

     - Gott im Himmel - Дюссандер рывком  вылез  из  кресла  и прошествовал (не  совсем  твердо)  к  кладовке,  откуда  достал  непочатую бутылку старого виски. Открутив колпачок, он широким движением  плеснул  в кружку. - Я думал, ты смышленый  мальчик,  а  ты,  оказывается,  настоящий Dummkopf. Давно ли внуки стали похожи на своих  дедов?  У  меня  волосы какие? Седые. А у тебя какие?..

     Он подошел к мальчику и с неожиданной резвостью схватит его за вихры.

     - Ладно вам! - огрызнулся Тодд, больше для виду.

     - А вот глаза у нас обоих - голубые, - продолжал Дюссандер, опускаясь в кресло-качалку. - Ты мне  расскажешь  свою  семейную  хронику.  Тетушки, дядюшки. С кем работает твой отец. Чем увлекается  мать.  Я  запомню.  Всю информацию. Через два дня я благополучно все забуду... память стала совсем дырявая... но на два дня меня хватит. -  Он  мрачно  усмехнулся.  -  Людей Визенталя столько лет водил за нос,  самому  Гиммлеру  очки  втирал...  уж как-нибудь одного наставника в начальных  классах  сумею  обмануть.  А  не сумею - значит, зажился я на этом свете.

     - Очень может быть, - раздумчиво сказал Тодд, и по его глазам  старик понял, что он уже с ним  внутренне  согласен.  Глаза  Дюссандера  радостно заблестели.

     - Еще как будет!

     И, видимо,  представив  себе,  как  это  будет,  он  начал  хохотать, раскачиваясь в кресле. Тодд несколько оторопел и даже испугался  в  первую секунду, а затем тоже прыснул. Так они на пару и хохотали  -  Дюссандер  в своем кресле-качалке возле открытого окна, через которое в кухню  врывался теплый калифорнийский ветер, и Тодд,  поднявший  стул  на  дыбы,  так  что спинка уперлась в  эмалированную  дверцу  духовки,  всю  в  угольно-черных штрихах, ни дать ни взять абстракция вдохновенного курильщика.

     Когда дедушка Тодда Боудена переступил порог  кабинета  и  закрыл  за собой дверь из зернистого стекла.  Калоша  Эд  предупредительно  поднялся, однако не вышел из-за стола.  Он  помнил  про  свои  кеды.  Старички,  они частенько  не  понимают,  что  это,  может  быть,  психологический  прием, рассчитанный на трудных подростков... старички встречают тебя по одёжке, а до остального им и дела нет.

     Орел, орел, подумал Фрэнч, разглядывая гостя. Седые  волосы  зачесаны назад. Костюм-тройка как из магазина.  Сизоватого  цвета  галстук  завязан безукоризненно. Черный зонт в левой руке  (с  воскресенья  зарядил  мелкий дождик) смотрится эдаким офицерским стеком. Пару лет  назад  Калоша  Эд  с женой, большие поклонники Дороти Сэйерс, решили перечитать все, что  вышло из-под ее пера. И вот сейчас он подумал: перед ним стоит живой лорд  Питер Уимсей,  словно  сошедший  со  страниц  высокочтимой   писательницы.   Да, семидесятипятилетний лорд Уимсей. Не забыть рассказать жене.

     - Мистер Боуден, - почтительно сказал он и протянул руку.

     - Очень рад, - сказал Боуден, в свою очередь протягивая руку.

     Эдвард Фрэнч не стал сжимать ее изо всех сил, как он  поступал,  имея дело с отцами своих учеников. По тому, с  какой  опаской  старик  протянул руку, было очевидно, что у него артрит.

     - Очень рад, мистер Фрэнч, - повторил Боуден и сел напротив, не забыв поддернуть на коленях идеально  выглаженные  брюки.  Поставив  зонт  между колен, он оперся на него подбородком и сразу стал похож на очень старую  и исключительно деликатную хищную птицу, пролетом приземлившуюся в  кабинете школьного  наставника.  У  него  легкий  акцент,  подумал  Фрэнч,  но  без характерной для английской аристократии и, в частности, для  лорда  Уимсея энергичной  артикуляции,  скорее  континентальный,  более  плавный.   Как, однако, Тодд похож на деда. Тот же нос. И глаза.

     - Приятно, что вы смогли прийти, - сказал  Фрэнч,  садясь  -  хотя  в подобных случаях я рассчитываю, что мать или отец.

     Заготовленный дебютный ход. За десять лет работы классным наставником Эдвард Фрэнч хорошо усвоил: если в школу приходит дедушка  или  кто-то  из дальних родственников, значит, не все благополучно  дома,  и  здесь  почти наверняка кроется корень зла. В каком-то смысле Калоша  Эд  бьи  даже  рад подобному обороту. Неприятности в семье -  само  собой,  не  подарок,  но, скажем, наркотики для мальчика с такими отличными мозгами, как у Тодда,  - это было бы в сто раз хуже.