Кабы я была царица... - Вера Колочкова

– Ладно. Скажу тебе напрямую, чего я буду огород городить… В общем, нам с тобой надо срочно развестись, Вика. Я продаю свой бизнес, уезжаю отсюда. Вообще, если хочешь, можешь оставаться и здесь, в этой вот квартире… Я ее на тебя оформлю…

– Куда? Куда ты уезжаешь? – глупо улыбнулась она, моргнув растерянно. – Совсем уезжаешь?

– Ну да. Решил податься в сторону Туманного Альбиона, как сейчас все порядочные люди делают. В Англию то есть. Надеюсь – совсем. Еще вопросы есть?

– Нет… Нет вопросов… А… То есть… Ну да…

– Ну? Чего ты мямлишь, как дебилка непонятливая? Я спрашиваю – еще есть вопросы? Или ты сама все просекла, как надо?

– А… что я должна просечь, Вадим?

– А то, что Сашеньку я, естественно, забираю с собой. А с тобой мы разведемся, и ты останешься здесь. Ну, теперь просекла?

– И Артура тоже с собой заберешь, да?

– А вот это уже не твое собачье дело! – злобно ощерившись, очень тихо проговорил он, испуганно оглянувшись на Сашеньку. – Это обстоятельство с тобой я обсуждать не буду!

– Я поняла, Вадим… Я все, все поняла! Ты ведь наверняка все это задумал еще тогда, когда женился на мне! За что, Вадим? Ну за что? Тебе же проще было нанять на это дело какую-нибудь ушлую девку, она родила бы тебе ребенка и отдала бы без вопро сов! Зачем ты на мне-то женился? Ты же знаешь, Сашеньку я тебе не отдам… Ты что, я же мать ему! Я же тоже его люблю, Вадим! Не надо, по жалей ме ня, Вадим! Не отдам! Он тоже мой сын, а я мать ему…

Она и сама не заметила, как сползла с кресла, как, размазывая слезы, бухнулась перед ним на колени. Она даже голоса своего не слышала – все говорила, говорила, переплетая меж собой одни и те же фразы, – все казалось ей, что он ее услышит, наконец, что поймет…

В углу комнаты громко заплакал Сашенька. Она бросилась к нему на четвереньках, но Вадим обогнал ее, подхватил ребенка первым, прижал к себе, стал бормотать на ухо, успокаивая:

– Ну что ты, малыш? Ты испугался, да? Не бойся, это мама у нас так играет… На коленочки перед папой – бух! Ничего, она сейчас встанет, не бойся…

Сашенька всхлипнул еще раз неуверенно, потом, улыбнувшись, повернулся к отцу, повторил игриво:

– Бух! Бух!

– Ага… Такая вот у нас мама… Ишь, разыгралась как! Все бух да бух! А мы с тобой не такие – мы с тобой «бух» не будем…

Потом, повернувшись к Вике и продолжая прижимать Сашенькину головку к плечу, проговорил угрожающе-ласково:

– Вставай, дура, чего ты на полу расселась… Вставай и садись в кресло. Не видишь, ребенка напугала?

Вика послушно поднялась, послушно уселась, как большая деревянная кукла. Внутри вдруг тоже стало все деревянным – казалось, даже сердце не могло пробиться сквозь это дерево – стучало само по себе ненужной колотушкой. Вадим меж тем, гуляя у нее за спиной с Сашенькой на руках, продолжал говорить ласково:

– Ты же радоваться должна по идее, а ты вдруг в истерику впала… Чего это ты? Счастья своего не понимаешь? Я же не просто так его с собой увезу, я же тебе отступные хорошие дам… Ты же хочешь денег, правда? Много-много? Я же знаю – хочешь! Ты тоже, я думаю, не от великой любви замуж за меня пошла. А потом… Можешь здесь жить, можешь к сестрам своим нищим обратно отправиться. Будешь среди них такая вся из себя – крутая…

– Нет… – тихо прошептала Вика, качая головой. – Нет, нет…

– Да брось ты мелодраму передо мной устраивать! Я же честно к тебе пришел, сам… Заметь, я и без тебя мог все это сделать!

– Нет, не мог. Не мог! Я ему мать! Он мой сын, я люблю его!

– Ну так и люби на здоровье! Кто тебе запрещает? Издали и люби сколько хочешь. Легко любить своего ребенка, когда знаешь, что у него все есть и всегда все будет. И образование хорошее, и деньги, и страна, в конце концов! И вообще – вопрос уже в принципе решен, Вика. Так что…

– Нет! – снова тихо-отчаянно вскрикнула она. Даже не вскрикнула, а просипела сдавленно.

– Слушай, заткнись, а? – по-прежнему игриво-ласково проговорил он, наклоняясь над самым ее ухом. – Заткнись, или я за себя не отвечаю… Скажи спасибо, что ребенок у меня на руках…

Она вдохнула в себя воздух со всхлипом, сглотнула его, тут же истерически закашлявшись и упорно мотая головой – нет, нет… Вадим заботливо постучал по ее спине, потом проговорил нежно:

– Ты вообще живой-то хочешь остаться, а? Или как? Говори уж сразу… Если нет, так прямо и скажи, я все устрою. Так что не пори горячку – подумай сперва. Я сегодня уезжаю по делам, вернусь через неделю. Вот за эту неделю ты поумнеть и должна. Поняла? Иначе… Ну, в общем, сама знаешь. – И, повернувшись к ребенку, проговорил тем же сюсюкающим нежным голоском: – А сейчас мы все вместе пойдем гулять… Нам с мамочкой по магазинам надо пройтись, купить все необходимое вам тут на неделю… Иди, мамочка, собирайся!

– Я не могу, Вадим… Сил нет… Да у нас все есть, нам ничего не надо. Если только детское питание для Сашеньки…

– Ну нет так нет! Я поехал тогда. А детское питание я вам вечером завезу. И смотри у меня тут, мамочка, – без фокусов. Поняла? Бежать тебе, я знаю, некуда, так что сиди и обдумывай свое грядущее положение – не такое и плохое, кстати. Я ж не изверг какой. Я очень даже тебе за сына благодарен, между прочим. И думаю, размер моей благодарности ты оценишь по достоинству… Если по-умному себя поведешь. Ведь ты поведешь себя по-умному, Вика? Не заставишь меня грех на душу брать?

Он нежно распрощался с Сашенькой, обцеловал его во все пухлые местечки и даже ее, уходя, в макушку поцеловал – небывалое дело, верх супружеской щедрости! В дверях обернулся, помахал им толстой большой ладонью. Дождавшись, когда Сашенька тоже усиленно примется махать ручкой, засмеялся, закрыл за собой дверь. Его смех еще долго стоял у нее в ушах, сверлил и без того усталый мозг. Очень хотелось ей заплакать, зарыдать в голос, но надо было сдержаться – подождать, когда ребенок заснет. Скоро Сашенька и впрямь закапризничал, начал пихать маленький кулачок в рот, прикладывать головку ей на плечо. Когда он засопел ровно, распластавшись по кроватке, она тихо вышла из детской, прикрыла за собой дверь, встала посреди гостиной, оглядевшись растерянно – что теперь делать-то? Надо же что-то делать, придумывать что-то…

Что надо было придумывать, она не знала. Вадим был прав – бежать ей некуда. Но и о том, чтобы вести себя «по-умному», речи тоже быть не могло. Сашеньку она не отдаст ни при каких условиях. Лучше уж умереть. Хотя и умирать тоже как-то не хотелось… Вот что, что в таких случаях делают другие женщины, интересно? В милицию бегут? В газету пишут? На телевидение звонят? В Организацию Объединенных Наций? Господи, да кто ее там послушает… В этом городе Вадима все знают, никто ее жалоб и в расчет не возьмет, посмеются только. Нет, надо что-то свое придумывать. Вот только что? К «нищим» сестрам сбежать, как Вадим выразился? Так он там ее вычислит в два счета. Да и денег у нее на билет нет…