Пес бездны, назад! (СИ) - Разумовская Анастасия

— У меня ещё минут пятнадцать до урока.

— Хочешь я побуду с тобой?

— Нет уж. Мне хватило твоего общества по самое нехочу.

Старшая сестра, наконец-то, ушла. Осень снова вытащила зеркальце из кармана. Раскрыла.

— И что дальше? — спросила с дрожью в голосе.

— Привет!

Осень подпрыгнула, едва не выронив зеркальце. Обернулась. За ней стоял Димка, рыжий тощий парень из параллельного. Аутсайдер, отличник и одновременно двоечник. Четверок и троек он не получал из принципа. Девочка поморщилась, отвернулась, не здороваясь. Она не была невежливой, просто нельзя общаться с такими личностями, иначе все вокруг решат, что вы вместе.

— Димас, ты бы от неё подальше, — насмешливо заметила Камилла, подходя к ним. За ней маячили Витэль, Зураб и Лиза с Эльвирой. — Кто знает, чем она заразна. Понимаешь, когда нищебродка внезапно одевается в шмот, это не к добру.

— Камил, зачем ты так? Может, она вебкой? — упрекнула её Эльвира.

— Вебкой так быстро не заработать. Там раскрутка нужна, — отрезала Камилла.

Осень поперхнулась, чувствуя, как заливается краской. Зураб заржал. И Витэль… Витэль — тоже…

— Камилле точно стоит верить, — кивнул Димка, — у неё опыт большой в этой части.

— Что ты хотел сказать, чечик?

— Выразить своё принципиально согласие, Кам. А может я тоже хочу стать твоим подкаблучником, как Витэль?

Дима за неё заступается? Этого ещё только не хватало! Осень покраснела ещё сильнее.

— Идите вы, — выдохнула, развернулась и бросилась в школу.

Эх, если бы всё то же самое сказал Витэль! Не хватало ещё, чтобы одноклассники решили, что Осень — девушка Димаса.

Директора я перехватила на входе. Благо видела её портрет на телефоне.

— Доброе утро, Алиса Романовна, — сухо бросила мне немолодая женщина с коротко стриженными, как у Майи, волосами. То есть не волосы были как у Майи, а длинна волос. — Рада, что вы нас посетили. Пройдёмте сразу в кабинет.

Коридоры здесь были светлые и просторные. А застеклённым окнам я и вовсе уже перестала удивляться. Видимо, в Первомире они не были так уж дороги. Что меня удивило больше: в одной школе учились и мальчики и девочки. Вместе! Я видела, как они входили в одни и те же комнаты. Это было дико и прекрасно. Кстати, среди управлявших бензиновыми машинами я тоже видела женщин. Конечно, Гильом говорил, что в Первомире у женщин совсем иное положение, чем у нас, но… Одно дело — знать, другое — видеть.

— Садитесь, — кивнула Елена Ивановна, снимая одежду, похожую на мой «пиджак», только длинной до колен. — Вы нас очень подвели. Вчера мне пришлось срочно искать замену вашим урокам. Вы понимаете, насколько это безответственно? Я очень расстроена. Вас мне рекомендовали как человека очень ответственного и порядочного…

И я вдруг поняла, что она права. Если уж тут моя работа, и на меня рассчитывают…

— Елена Ивановна, — заметила, садясь, — я приношу свои извинения. Видите ли, я… Я попала под машину. И… я ничего не помню до этого момента. Вернее, помню обрывками.

— Вы уже ходили к врачу?

— Нет. Как раз собиралась. Проблема в том, что я не помню, куда идти.

Елена Ивановна изумлённо вытаращилась на меня.

— А математику? Математику вы помните?

— Ну уж систему Декарта я никогда не забуду, — рассмеялась я невесело. — Но вот про то, что я работаю в школе, я поняла не сразу. А ещё вчера у меня была горячка.

Директор побарабанила пальцами по столу.

— Вы же понимаете, что я не могу допустить к учебному процессу человека с проблемами с головой? Давайте так: вы сегодня идёте к врачу и берёте больничный. Я знаю, что обычно амнезия кратковременна и быстро проходит. Если вы за неделю или две оправитесь, то мы забудем об этом инциденте. Я довольна вашей работой в прошлом году. И тем, как девятиклассники сдали ОГЭ. Готова войти в ваше положение. Но две недели — это совсем максимум. И то, мы начнём подыскивать кандидатуру вам на замену. Рекомендую обратиться в частную клинику, так как справка от психиатра… Ну, вы понимаете.

— Спасибо, — сказала я и поднялась.

— Но сначала всё же к терапевту за больничным.

— А это куда?

Елена Ивановна потёрла пальцами виски. Вздохнула.

— Адрес поликлиники указан в вашем полисе. И… надеюсь, у вас получится. Учебный год уже начался, не хотелось бы сейчас заморачиваться с кадровыми проблемами. И да, напишите мне два заявления: на увольнение по собственному желанию с открытой датой и на отпуск за свой счёт. На два дня, начиная со вчерашнего. По семейным обстоятельствам. Вот образец.

Она поднялась, открыла какую-то книгу, в обложку которой были просто вложены листы. Я написала, уточнив дату, а заодно узнала год, в который попала.

— Всего доброго, Алиса Романовна, — устало бросила директор, и я вышла под впечатлением. Практически на согнутых ногах. Прошла в сквер рядом со школой, опустилась на скамейку.

Четыреста лет! Четыреста! Даже больше.

Запрокинула голову. Закрыла глаза. В животе мелко что-то дрожало. По коже бегали мурашки. Рядом со мной что-то шлёпнулось. Я посмотрела не сразу: помедлила. Вихрастый, рыжий, словно огонь, мальчишка. В руках у него телефон, такой же, как у меня. А по телефону бегают цветные пятна, похожие на странных человечков. Живые картинки. Размахивают ручонками, прыгают на ножках.

— Я справлюсь, — прошептала я, зажмурившись.

Я справлюсь! Я смогу! Не сразу, но обязательно разберусь во всём и догоню эти четыре века. Поднялась и пошла домой.

В конце концов, жизнь стала проще. Одежда уж точно. Никаких корсетов! Никаких нижних юбок. Ужасно неприлично и просто ужас как практично. В штанах куда удобнее, чем в юбке. На улицах чисто. Никто ничего не выливает из окон: канализация. Улицы широкие, прямые. Мыться просто, не надо таскать воду: душ. Бесплатный доктор. Лекарства, которые вылечили меня за один день.

И машины. Ради одних них всё это стоило того.

А ещё женщина может работать. И не бельё полоскать или там кружева бесконечные плести, а то и продавать своё тело, а — учительницей. И это никого совершенно не удивляет.

— Я справлюсь, — снова прошептала я, и на этот раз мой голос не дрожал.

А начну с библиотеки. Её вывеску я заметила вчера неподалёку от кафе, где Герман задал мне три задачки. Я вытащила из кармана паспорт. Это была совсем тоненькая крохотная книжечка в тёмно-красной обложке. Раскрыла её. Мой портрет. Имя, отчество и фамилия. И дата рождения. Во рту пересохло. Здесь мне двадцать семь лет.

Где же ты, настоящая Алиса Первомира? Может, тебя занесло в Эрталию? И ты, бедная мечешься, не понимая, как может жить женщина без работы, без… Я остановилась и посмотрела на светофор. Красный человечек смотрел на меня. Всё то, что мне бесконечно удобно, точно так же до ужаса неудобно несчастной Алисе.

Герман любил древности. Каждую завитушечку Растрелли, каждую волюту Трезини, каждый модерновый глазурный кирпичик. Ещё подростком он проскальзывал в старинные огромные парадные и замирал, любуясь плафонами на потолках, голландками и стоптанными широкими ступенями с загнутыми краями. Дыхание времени — оно здесь чувствовалось так остро, что мальчику казалось — сделай шаг, и ты окажешься среди современников Александра Сергеевича. А то и…

Прошлое будоражило его воображение. Но в интерьере своего дома и рабочего места Герман выбирал суровое и лаконичное настоящее. Ничего лишнего. Ничего личного: рабочий стол, компьютерное кресло, стеллаж для документов. Принтеро-ксероксо-сканер. И балкон — единственная ненужная деталь, важная лишь для радости сердца.

— Герман Павлович, — кандидатка на роль Леночки напротив него растянула в улыбке накачанные губы, взмахнула неестественно пышными ресницами, — кроме всего того, о чём мы с вами говорили, я ещё умею варить прекрасный кофе.

И искривила фигуру так, чтобы и без того выпуклые части тела ещё сильнее выпуклились. Герман закрыл глаза и сжал пальцами переносицу. Голова начинала болеть. Они общаются всего лишь пятнадцать минут, но дольше века длится день.