Добрыня Никитич. За Землю Русскую! - Виктор Поротников

Толпившиеся на берегу воины кричали Стюрбьерну Старки, чтобы он поскорее убирался с палубы «Дымчатого Змея», иначе мстительный Тор испепелит его своей молнией. Но Стюрбьерн, никого не слушая, носился по судну от носа к корме и обратно, грозя небесам сверкающим узким мечом.

– Ты не испугаешь меня, Тор! Ни за что не испугаешь! – кричал Стюрбьерн, задрав голову кверху и не обращая внимания на холодные струи дождя. – Ну же, Тор, спустись с небес на своей колеснице и сразись со мной! Хотя бы покажись мне, неблагодарный ублюдок! Ну же, метни в меня свою молнию, и ты увидишь, как я отражу ее своим мечом.

Внезапно небесный свод, затянутый темно-лиловыми тучами, с оглушительным треском расколола гигантская молния, а вспышка от нее ослепила всех, кто в этот миг взирал на небо. Ослепила эта вспышка и Стюрбьерна Старки, но и после этого он не оробел, продолжая бегать по палубе и размахивать мечом, вызывая Тора на поединок.

Такое поведение Стюрбьерна Старки не понравилось многим ярлам и хевдингам, собравшимся под его знаменами. Среди этих людей было немало отчаянных сорвиголов, которые только и делали, что рисковали жизнью в опасных набегах. Однако и эти люди предпочитали не ссориться с богами, понимая, что удача или неудача в морских походах зачастую зависит именно от них.

Едва гроза утихла и прекратился дождь, как военачальники гурьбой пришли к шатру Стюрбьерна Старки, желая объясниться с ним. Все они признавали над собой главенство Стюрбьерна Старки, но с определенной оговоркой, как было принято у викингов. По древнему обычаю скандинавов всякий вождь обладал властью над войском или народом до той поры, покуда ему сопутствовала удача в делах. Если вождя вдруг начинали преследовать поражения или его владения постигала череда неурожайных лет, тогда дружина имела право не только сместить этого конунга, но даже принести его в жертву богам. Таким образом, вождь жертвовал своей жизнью ради своего народа, считая это честью для себя. У викингов, живущих разбоем, вождя просто смещали, не принося его в жертву богам.

Такая вот участь грозила и Стюрбьерну Старки, которому ярлы и хевдинги предъявили обвинение в непочтении к богам, из-за чего их воинство может постичь череда новых напастей.

Стюрбьерн Старки держался перед военачальниками с развязной надменностью. Он насмехался над их робостью перед богами, похваляясь тем, что грозный Тор испугался выйти с ним на поединок.

«О чем вы тут мямлите, жалкие трусы, о каком еще почтении к богам! – молвил Стюрбьерн Старки, презрительно кривя свои толстые губы. – Коль Тор так страшен в гневе, чего же он не поразил меня своей молнией, ведь я же не прятался от него в отличие от всех вас. Я вызывал Тора на поединок, а этот ублюдок с молотом спрятался от меня за тучами. Чего вы тут разгавкались, горе-воители? Да, я плюю на Одина за то, что он, приняв от меня жертву, оставил меня без своей подмоги в сражении. Так поступают токмо трусы и предатели! Ежели мы презираем трусов и предателей среди людей, то почему я должен почитать Одина и Тора, которые предали меня в самый ответственный момент! Я – человек прямой: трусов называю трусами, предателей называю предателями, будь то люди или боги…»

Пылкая речь Стюрбьерна Старки произвела на военачальников двоякое впечатление. Некоторые из них и сами частенько бывали недовольны богами, которые всегда получают лучшее в виде жертв, но при этом не балуют людей своими милостями. Эти люди таили в глубине души свое недовольство богами, не осмеливаясь заявить об этом вслух. Открытый протест и вызов Стюрбьерна Старки невольно восхитили их. Были среди ярлов и такие, кто не одобрял непочтение Стюрбьерна Старки к богам, но и не мог не восхищаться его смелостью. Стюрбьерн грозил мечом самому Тору, который метал в него молнии!

Впрочем, общее мнение военачальников было таково, что Стюрбьерну Старки надлежит повиниться перед Одином и Тором, иначе ему и впредь не видать удачи в битвах с войском Эрика Сегерселя. Викинги, а их было большинство под стягами Стюрбьерна Старки, желали обогатиться в этом походе. Викинги жаждали разграбить Бирку и Уппсалу, где было немало всякого добра. В прошлом Стюрбьерн Старки совершил несколько победоносных походов в Англию и Фризию. До сего дня он слыл удачливым вождем, поэтому морские конунги стекались под его знамена по первому зову. Неудачей был отмечен лишь поход Стюрбьерна Старки на Уппленд пятилетней давности, и вот ныне что-то опять не заладилось у Стюрбьерна в его новой распре с Эриком Сегерселем.

Условие, выдвинутое морскими конунгами Стюрбьерну Старки, звучало так: либо он замиряется с богами и тогда удача в этом походе к нему вернется, либо викинги уйдут от него к более удачливым вождям.

Стюрбьерн Старки обещал подумать и завтра же дать ответ своим военачальникам.

Упрямство и злопамятность являлись основными чертами характера Стюрбьерна Старки. Он не пожелал уступать своим военачальникам, но обставил свой отказ тем, что волею обстоятельств ему теперь никак не попасть на капище на мысе Сундсвааль, ибо у этого мыса стоит на якоре флот Эрика Сегерселя.

«Вот ежели все вы соберетесь с духом и поможете мне разбить флот моего дяди, тогда я на ваших глазах покаюсь перед Одином и Тором, – заявил ярлам и хевдингам Стюрбьерн Старки. – Где было нанесено оскорбление богам, там и следует вымаливать прощение. Так повелось испокон веку».

О том, что корабли Эрика Сегерселя подошли к мысу Сундсвааль, стало известно от рыбаков с острова Ведде, ловивших треску в тамошних водах.

Посовещавшись, военачальники решили еще раз попытать счастья в битве, благо суда Эрика Сегерселя вышли из узких проливов между островами на широкий простор открытой воды.

Добрыне и его людям Стюрбьерн Старки приказал оставаться на острове Ведде.

– Будь начеку, приятель, – сказал Стюрбьерн Добрыне так, чтобы этого никто не услышал. – Ежели битва у мыса Сундсвааль закончится неудачно для меня, то многие из этой своры головорезов устремятся сюда, чтобы разжиться моим добром. Уж я-то их знаю! – тихо добавил Стюрбьерн, кивком головы указав Добрыне на шумную ораву викингов, грузившуюся на корабли.

Едва флотилия Стюрбьерна Старки вышла из бухты Квислебю и затерялась у дальней кромки морского горизонта, в шатер к Добрыне пришел Добровук. На его присутствии в дружине Добрыни настояли Регнвальд и Харальд. Они поручили Добровуку оберегать Добрыню в сражениях и быть ему советником в делах.

– Полагаю, ты уже достаточно хорошо узнал, что представляет из себя Стюрбьерн Старки, – с ходу перешел к главному Добровук, глядя в глаза Добрыне. – Нельзя полагаться на этого человека в том деле, которое ты замышляешь, друже. Послушай моего совета, сажай дружину на ладьи и уходи на Готланд. Момент для этого наступил самый удобный.

– Недостойно это как-то, Добровук, бросать семью Стюрбьерна Старки на произвол судьбы, – поморщился Добрыня. – Ты же знаешь, что подле Торы и ее детей остались одни служанки, всех ее телохранителей и мужчин-слуг Стюрбьерн взял к себе на корабль. После понесенных потерь у Стюрбьерна каждый воин на счету. Поверь мне, друг мой, именно Стюрбьерн Старки и нужен нам, ибо он в своем стремлении к цели не страшится ни людей, ни богов.

Добровук покинул шатер Добрыни, не скрывая своего недовольства его отказом. Он не стал продолжать этот разговор, видя, что переубедить Добрыню ему все равно не удастся.

Тора вместе с детьми и служанками расположились в доме местного херсира Скули, сына Фроди. Херсирами назывались местные вожаки, выбираемые вольными бондами для отстаивания своих интересов перед лицом конунгов и ярлов. Если в обыденной жизни конунги и ярлы могли повелевать херсирами, то на тинге голос всякого херсира был равнозначен голосу любого конунга, поскольку решению тинга были обязаны подчиняться и знать и простолюдины.

Скули был многим обязан Стюрбьерну Старки, так как в прошлом он был его дружинником. В одном из походов Скули лишился левой ноги, отрубленной по колено боевой секирой. С той поры Скули осел на земле, обзавелся семьей и за оружие больше не брался. Приделав к обрубку левой ноги буковую деревяшку, Скули приноровился везде и всюду обходиться без палки. Он заметно хромал при ходьбе, но все же делал все дела по хозяйству сам, без посторонней помощи.

На обед Тора, как обычно, пригласила Добрыню.

Семья Скули и он сам всегда трапезничали в соседнем помещении, где был сложен очаг из больших камней.

Тора и Добрыня сидели вдвоем за столом, не считая рабыни Беры, которая приносила им очередные блюда из поварни и уносила объедки туда же. Судя по тому, что Бера постоянно находилась рядом с Торой, последняя полностью доверяла ей, ставя ее выше прочих своих рабынь. Добрыня успел заметить, что Тора может говорить о чем угодно в присутствии Беры, может и позлословить о ком-то, зная, что Бера никому не выдаст ее.