Ох уж, эти детки! - Олег Верещагин

— Ну, что дальше?

— Дубль… это Вить, — Федька подошел к нему, — спасибо тебе. Без тебя…

— А, — Дубль отмахнулся. — Проехали.

— Деньги… — начал Федька, но Дубль поднял брови:

— Какие? Игл, ты про деньги слышал?

Игл, который пил, стоя на четвереньках, помотал головой, и Федька понял, что больше говорить про это не надо. Он протянул руку Дублю руку… и тот пожал ее. И вдруг спросил:

— А что, правда в "Отважном сердце" лажа?

— Правда, Вить, — кивнул Федька. Дубль вздохнул:

— Жаль… А это, какие ты там стихи читал? Про звезду?

— Это не стихи, а руна, — улыбнулся Федька. — Знаешь, что такое руны?

— Еще бы. Это у викингов?

— Ну, да… Так вот это руна «тир», вот такая, — Федька нарисовал носком кроссовки значок.

— На стрелу похоже, — оценил Дубль. — Поедем?

— Вы езжайте, а мы тут сами доберемся, нам еще поговорить надо.

— Лады, — покладисто отозвался Дубль. И сказал, уже подойдя к мотоциклу:

— Это. Буду нужен — спроси любого в Железнодорожном, — и крикнул, пнув стартер: — Не собьёмся с пути! Туманы ночи — нам не помеха!..

…Женька стоял возле ручья, опустив руки. В его взгляде, которым он мерил то Федьку, то Макса, было отчаянье. Мальчишки молчали, устало и, как показалось Женьке, безразлично.

— Простите меня, — прошептал он вдруг… встал на колени. — Простите. Что хотите со мной делайте, только простите. Я не для себя. я для мамы… я… — он задохнулся.

Макс и Федька сели на траву рядом с ним. Макс молчал. Федька усмехнулся грустно:

— Эх, Женька-Женька, ничего-то ты не понял… Разве Юрка так уж хорошо живет? Он что, не мог от нас эту штуку спрятать? Тоже для мамы, для сестер, для братьев… а ты свою мать спросил — нужны ей деньги, которые ты у друзей украл?

— Прости, Федь, — Женька кусал губы. — Хочешь, избей, я сопротивляться не буду, до крови избей… только прости….

— Ты сопротивляться не будешь, а я буду бить? — Федька толкнул Женьку в плечо. — Дурачина… Да пойми ты: мы до тех пор живем, один за другого держимся. Вот только решил: а, все, для себя поживу! — и пропал. Нас на этом ловят.

— Федь, прости, — твердил Женька. — Скажи, что сделать-то — и прости

— Не добивай его, — Макс встал, потянулся. — Пошли. Забыли.

— Забыли, — согласился Федька и, встав, протянул руку Женьке: — Пошли. А этому Большому Ха — три ха-ха вместо тебя. Да с кладом посмотрим еще…

ГЛАВА 9

Изжевинская инквизиция

Макса забрали через два часа после того, как он вернулся домой, когда на обед заскочила мать, и они вместе уселись за стол. Вошедший в сопровождении сержанта лейтенант предъявил какие-то бумаги, и никто ничего подумать не успел, не то что сказать или сделать, как на запястьях Макса защелкнулись наручники.

Вот тут Ковалык-старшая, до этого просто хлопавшая глазами, взвилась, как кошка, у которой обидели котенка. Слова «фашисты» и «сталинисты», которыми она наградила милиционеров, опешивших от такого натиска, были мелочью по сравнению со схваченной витой кочергой.

Сержант взялся за дубинку, и тогда Макс, все это время взиравший со спокойной насмешкой взиравший на блюстителей порядка, подал голос:

— Ма, успокойся. Их же всего двое, ну как им вести одного пацана без наручников?

От этих слов женщина выронила кочергу, но не заплакала, а железным голосом сказала, что через час будет со своим адвокатом и камня на камне там не оставит. Лейтенант, вздохнув с облегчением, сказал, что это ее право, а он только выполняет приказ. Сержант вообще ничего не говорил, но в фургоне УАЗе отвесил Максу палкой по ребрам. Макс подышал сквозь зубы и улыбнулся.

Сержант отодвинулся от задержанного и всю дорогу посматривал на него испугано.

В реальности Макс не ощущал той уверенности, которую демонстрировал. Он не понимал, за что его схватили, а догадка была страшноватой — если это Большой Ха действует так нагло, то дело плохо. Мальчишки рассчитывали, что после освобождения Женьки «кладоискатель» во всяком случае не будет рыпаться во избежание огласки… но, похоже, в городе он чувствовал себя хозяином! Это наводило на неприятные мысли, и Макс не мог выработать линии поведения до того момента, когда, сняв с него наручники, сержант, что-то буркнув в виде доклада, впихнув его в покрашенный химически-зеленой краской кабинет, где за столом расположился молодой парень в гражданском; поверх рубашки с коротким рукавом болталась кобура с пистолетом. "Следователь," — понял Макс и сказал, потирая запястья:

— Здравствуйте.

— Садись, пиши, — без предисловий следователь кивнул на стул и по исчерканной чем-то острым поверхности стола двинул к Максу белый листок и черную гелевую ручку.

— Что? — слегка удивился такому началу и такой постановке вопроса Макс, не прикасаясь к ручке. Следователь поднял на него глаза:

— Что? — переспросил он. — Что скажу. Да ты успокойся, — неожиданно улыбнулся он, — напишешь и пойдешь домой. Ты у нас раньше ни в чем не замечен не был, дадут пару лет условно, и все. Готов? Значит так….

— Я не понимаю, — покачал головой Макс. Следователь перестал улыбаться, но сказал по-прежнему дружелюбно:

— Да ничего и не надо понимать. Дружок твой, Федор, уже все написал. Дело за тобой.

И тогда Макс засмеялся. Он смеялся искренне и весело, а следователь удивленно разглядывал мальчишку. Макс фыркнул напоследок и, покачав головой, весело сказал:

— По-моему, вы перепутали нас с сельскими придурками, укравшими банку варенья у соседа и теперь кричащими: "Это не я, это все Сашка!" Федор все написал? Во-первых, извините, что — «все»? А во-вторых, извините еще раз, Федор вам ничего не написал бы, даже если бы вы начали пытать его током. Я конечно, не обладаю такой стойкостью, увы — но, мне кажется, пытать меня вы все-таки не станете, а я ничего не стану писать. И вообще разговаривать с вами в отсутствие родителей, адвоката и человека из управления образования.

Следователь, вскочив, перегнулся через стол. Его лицо оказалось в полуметре от лица Максима, и тот подумал, что при желании легко мог выхватить пистолет из кобуры. Мысль

была забавной, мальчишка улыбнулся. Это окончательно вывело следователя из себя, и он почти зашипел:

— Пытать не стану, но могу приказать запрятать тебя на трое суток в предвариловку, и никакой адвокат тебя оттуда не вытащит. Там у тебя будет теплая комнания. Знаешь, что там с тобой сделают?

— Подозреваю, — Макс посерьезнел. — Ну что ж. Это другой разговор. Думаю, на это у вас может хватить ума. И на такой случай я хочу предупредить: вам лучше сделать так, чтобы меня убили.

— Ты что несешь!? — следователь даже взвизгнул, отшатываясь, метнулся вокруг взглядом. Макс спокойно отозвался (спокойствие давалось тяжело, ему было страшно, и этот страх выкручивал внутренности так, что хотелось поставить ногу на ногу, но он продолжал сидеть в свободной позе):

— Дело в том, что рано или поздно я из вашей предвариловку выйду, если меня не убить, согласитесь? Вытерплю все, что там придумают, и выйду. И знаете, что я тогда сделаю в первую очередь? Загляну на интернет-сайты всех газет, какие смогу вспомнить. И оставлю там историю о том, как следователь — узнать ваши данные будет очень просто — бил задержанного несовершеннолетнего куском резинового шланга, пытал голодом, а потом отправил в камеру к взрослым заключенным, и все это- не предъявив ни единого обвинения. Масса журналистов на таких вещах себе имя делает, а своим газетам — рейтинг. Делать вы, кроме как искать пропавших кур, ничего не умеете — ни руками, ни головой. Поэтому за пол года сопьетесь. И будете кучковаться на сортировочной станции, мимо которой я хожу в школу. Обещаю, что буду иногда подавать на бутылку. Если особо жалостливо попросите.

Следователь озадаченно моргал глазами. Обычно задержанные такого возраста сразу начинали канючить, раскисали и пускали слезу, готовые сделать все, что угодно, лишь бы не сбылись угрозы, высказанные им. Но этот тощий мальчишка смотрел с жесткой насмешкой, и следователь вдруг поймал себя на мысли, что… робеет перед ним. В нем вспыхнула злость, неизвестно на какие дальнейшие поступки его подвигнувшая бы… но в дверь постучали, и в кабинет вошел человек в хорошем костюме, чем-то похожий на добродушного хомяка.

— Вы извините, сказал он, улыбаясь, — но, мне кажется, это я в некоторой степени виновник всего происходящего недоразумения. Разрешите представиться: Хамов, Филипп Петрович.

Большой Ха был сама любезность. Какое вторжение?! Да что вы! Мальчишки действовали несколько импульсивно, но их можно понять — они выручали товарища, как им показалось, попавшего в беду, в плен мафии. Фантазии подростков… Ах, какой ущерб, что вы?! Его охрана тоже виновата, что делать, не все люди достаточно умны; вольно им было закрывать пойманного на попытке кражи подростка в подвал на целые сутки, да еще угрожать ему… какой шприц, какой яд?! Все та же нелепая, глупая шутка, попытка напугать, а остальное мальчик, конечно, выдумал, чтобы оправдаться… в машину? Да, сажали, потому что нужен был человек, который покажет дорогу к дачному поселку, но на окраине высадили, заплатили — очевидно, тогда он решил немного «потрясти» приезжих, на чем и попался позже… Да что вы, какие претензии! Он понимает, что мальчик и его мать пережили за эти часы, он со своей стороны не просто готов со своей стороны закрыть глаза на попытку воровства — он извинится и выплатит компенсацию… А об этом вообще говорить не стоит — ребята выручали друга, проявили себя, как герои, святое дело! Они же не знали, что имеют дело с бизнесменом, а не с мафиози… Клад?! Ах ты, господи, конечно! Его хобби! Да-да… но тут, в Изжевино, он по приглашению мэра — дела чисто практические… карта? Нет, не видел… Какая комиссия?! Какой учет?! Что вы! Да он себе не простит, если испортит мальчишкам жизнь! Она и так нелегкая в современной России — он именно за этим сюда прибыл… программа помощи, его личная инициатива… да ну, не надо, какое «спасибо»? Конечно, отпустить! Конечно, немедленно! Нет, с родителями и родственниками он все уладит сам, сам, это его вина…..