«Эксодус». Одиссея командира - Йорам Канюк

Может возникнуть вопрос: как получилось, что Йоси Харэль — этот ученик Ицхака Садэ и сторонник Бен-Гуриона, лишенный каких бы то ни было иллюзий относительно возможности договориться с англичанами и арабами, имевший связи с идеологическими врагами Вейцмана и отправившийся в свое время к Яффским воротам, чтобы отомстить арабам за убийство евреев, — как получилось, что он так привязался к Вейцману, «аристократу» и соглашателю, верившему в переговоры? Каким образом человек, который в юности вместе со своими товарищами по молодежному движению ходил в пустыню, чтобы собственными ногами ощутить обожженную землю и посмотреть на осоедов[54]; которому хотелось чувствовать себя своим среди глиняных черепков и скал; который верил, что является потомком древних израильских царей, а не евреев из гетто; который любил сидеть с монахами в живописных горных монастырях, смотреть на пролетающих мимо орлов и разговаривать с бедуинами на их языке, — каким образом этот молодой и энергичный человек, считавший, что лучшая оборона — это нападение, полюбил трезвомыслящего, образованного, сдержанного Вейцмана, знавшего палестинские пейзажи и дороги только из книг и почувствовавшего себя не в своей тарелке, когда приехал в Пкиин, где жили евреи, никогда не покидавшие Палестину?[55] В тот день местные жители устроили в его честь пир, напекли пирогов, пели песни, но когда он возвращался домой, в Реховот, то сказал на идише: «Господи, какое счастье, что евреи в свое время ушли из Палестины в галут!»

Так почему же Йоси все-таки привязался к этому осторожному, печальному, а иногда даже угодливому пожилому человеку?

Может быть, это произошло потому, что детство Йоси прошло в Иерусалиме, где он научился воспринимать жизнь как единство противоположностей? Или все дело было просто в том, что он рос без матери и подсознательно искал человека, который мог бы ему ее заменить?

Неясно также, почему Вейцман так доверял Йоси. Ведь этот молодой человек прославился своим авантюризмом. Кроме того, Вейцман считал, что методы, которыми действует Йоси, слишком жестоки и не соответствуют гуманистическим идеалам сионизма. А возможно, Вейцман видел в Йоси некую замену своему погибшему на войне сыну — летчику английских военно-воздушных сил? Или Йоси подкупил его тем, что понимал, какую драму переживает этот уже начинавший угасать человек — возможно, самый крупный из сионистских лидеров того времени? Однозначно сказать трудно…

Вейцман был против нелегальной репатриации: ему не нравилось, что тысячи евреев пытаются самостоятельно добраться до берегов Палестины, и это сделало его еще более одиноким. Его единственной опорой оставалась жена Вера.

Вера говорила на иврите с сильным русским акцентом, но при этом вела себя как английская аристократка и с презрением относилась к евреям — уроженцам Палестины, которым, по ее словам, не хватало хороших манер. Как-то раз они поехали в кибуц, и она держалась там так, словно приехала на экскурсию в какое-то дикое африканское племя. Образ ее жизни тоже сильно контрастировал с типичным образом жизни тогдашних жителей Палестины. Она любила покупать дорогие вещи, и об этом ходило много разговоров. Однажды у нее порвалась сумочка из крокодиловой кожи, и Йоси сбился с ног, разыскивая в Тель-Авиве место, где ее можно было починить.

В 1946 году, незадолго до того, как Йоси расстался с Вейцманом, они поехали в Хайфу навестить брата Вейцмана Иехиэля, отца будущего президента Израиля Эзера Вейцмана.

За несколько недель до этого Шауль Авигур, с которым Йоси поддерживал постоянный контакт, сообщил ему, что в Хайфу прибывает судно «Генриетта Сольд» с репатриантами, и Йоси отправился встречать его в порт. Однако корабль был протаранен крейсером «Аякс» и захвачен англичанами. Англичане действовали очень жестко, издевались над пассажирами, и были пострадавшие.

Командовал судном друг Йоси Шмуэль Янай по прозвищу Самек. Во время Второй мировой войны «Аякс» прославился тем, что в знаменитом морском сражении одолел немецкий крейсер «Граф Шпее», в результате чего командир крейсера покончил с собой. Поэтому для Самека и его товарищей имя «Аякс» было овеяно легендой. И вот теперь солдаты с легендарного «Аякса» сражались с еврейскими репатриантами…

Йоси привел Самека к Иехиэлю и попросил его рассказать о случившемся. Увидев Хаима Вейцмана, Самек поначалу смутился, но потом освоился и начал рассказывать. Йоси видел, что Вейцман слушает как загипнотизированный и что каждое слово Самека вонзается в его сердце, как кинжал, но за все это время Вейцман не проронил ни слова. Продолжал он молчать и в машине, когда они возвращались в Реховот. И только когда они проезжали мимо холма «Гиват-Ольга», на котором англичане установили самый большой в Палестине радар для обнаружения кораблей с нелегальными репатриантами, всегда одетый с иголочки и, как правило, сдержанный Вейцман дал наконец-то выход своим эмоциям. «Почему ты не скажешь your people, чтобы они взорвали этот радар?!» — вдруг крикнул он, после чего покраснел и снова надолго умолк. Под your people Вейцман имел в виду Шауля Авигура и его людей, с которыми был связан Йоси и которых Вейцман в разговорах с ним обычно иначе не называл. Никогда до этого Йоси не слышал, чтобы Вейцман кричал.

Кстати, через некоторое время радар был действительно взорван, однако к тому времени Вейцман уже изменил свое мнение и подверг эту акцию острой критике, поскольку она взбесила англичан и те грозились нанести ответный удар.

На первый взгляд сочетание Ицхака Садэ с Вейцманом может показаться чем-то совершенно невозможным.

С одной стороны, они были в чем-то похожи. Оба любили поговорить, оба тщательно следили за своей внешностью, и оба от этого страдали; и обоих впоследствии — после создания государства — «вывели за скобки»: отстранили от активной деятельности и еще при жизни списали в архив. (Двоюродный брат Садэ, сэр Исайя Берлин, сравнил его с Гарибальди, но склонность Садэ к саморазрушению не позволила ему полностью воплотить это сравнение в жизнь.)

Однако в целом они были полной противоположностью. Вейцман был «аристократом», манера поведения которого резко контрастировала с манерой поведения палестинских халуцим[56], а Садэ — бывшим «человеком Книги» и талмид хахам[57], который хоть и стал атеистом, но так и не смог приобрести хороших манер, из-за чего казался рядом с Вейцманом дикарем и очень болезненно это воспринимал. Кроме того, Садэ, который уже в молодом возрасте выглядел стариком, был, в отличие от Вейцмана, романтиком, для которого война была познанием неведомого и возможностью превратить бессилие в силу, а также пусть и рефлексирующим, но фанатичным революционером.

Тем не менее в глазах Йоси два этих, столько разных, человека каким-то загадочным образом друг друга дополняли. Впрочем, ведь он вырос в Иерусалиме, где можно было увидеть хасидов, которые танцевали рядом с арабскими дервишами, стегавшими себя железными цепями, и слышать вопли плакальщиц на еврейском кладбище на Масличной горе на фоне криков муэдзинов. Не исключено, что именно это научило Йоси воспринимать контрасты и противоположности как нечто само собой разумеющееся и друг с другом вполне совместимое.

Как бы там ни было, но в результате у Йоси, по сути, оказалось несколько отцов: помимо настоящего, с которым он, правда, виделся крайне редко, но которого очень любил, еще четыре духовных: Садэ, Вингейт, Авигур и Вейцман.

Йоси очень хотелось принимать участие в деятельности агентства «Алия-Бет», которое занималось доставкой в Палестину нелегальных репатриантов, и он считал, что вполне для этого подходит. К такому же выводу пришел в конце концов и Шаупь Авигур, которому было поручено возглавить это трудное предприятие.

Авигур знал Йоси еще со времен «Нодедет» и Ханиты, и в характере этого иерусалимского парня, которого Вингейт прозвал The Bomber, его привлекали, с одной стороны, выдержка и сдержанность, а с другой — смелость и способность выполнять боевые задания в одиночку. Также Авигуру нравилось, что, в отличие от некоторых своих товарищей, Йоси не страдал излишней горячностью и был скорее человеком спокойным и ответственным. По мнению Авигура, это могло помочь избежать излишних трагедий.

Кроме того, Авигур уже имел возможность наблюдать Йоси в деле. В 1939 году друг детства Йоси Цви Спектор привел в Палестину судно с репатриантами «Дора», которое пристало к берегу в районе кибуца Шфаим, и Йоси прибыл туда, чтобы помочь Цви произвести выгрузку людей. Два этих сионистских ковбоя-идеалиста, не знавших тогда, что это их последняя встреча, действовали умело и слаженно, как очень дружная команда, и это произвело на Авигура впечатление.