Холодные игры - Наталья Майорова

Машенька сочла за лучшее не спорить с человеком, внезапно захворавшим (или изначально больным на голову? – это объяснило бы все странности Софи разом), и пошла через комнату. Идти под пристальным, тяжелым взглядом (вопреки собственному утверждению, Софи не улюлюкала, а просто смотрела) было неприятно, но возможно, ибо мысли Машеньки были больше заняты прогнозами состояния здоровья девицы Домогатской, чем собственной походкой.

– Ага! Точно, хуже… но не так, как обычно… Я, значит, не гожусь. Что я ей? И государь-император тоже вряд ли сгодится… – бормотала Софи себе под нос.

Машенька остановилась. Замешательство ее все усиливалось. Государь-император, который к чему-то там не пригоден, – это уже явный бред. Что предпринять? Ехать домой, за подмогой? К Златовратским, двое из которых как бы знают толк в болезнях?

– А вот! – Софи вытянула палец в направлении Машеньки. – Представьте, Мари, что на вас смотрю не я, а… Ну, кто вам из них по сердцу? Не может же быть, чтобы в ваших летах – и никого! Николаша Полушкин? Не, спесив для вас… Кто ж еще-то? Ну, хоть батюшка ваш. Он, говорят, грозен бывает. И вот, возвернулся и смотрит, как вы пойдете… Да, и с ним этот… который управляющий… Аглая говорит, хорош собой необыкновенно и говорун… Опалинский – вот! Стоят оба вон там, у окошка и глядят: как вы пойдете? Ну же, представьте и идите! Скорее!

Машенька по-прежнему ничего не понимала в источнике и смысле бреда Софи, но по содержанию ее горячечная уверенность нашла отклик. Машенька легко представила себе то, о чем говорила Софи, и краска в который уже раз за вечер залила ее щеки. Митя, стройный, красивый, стоит у окна вполоборота к отцу, звездный свет падает на скулу, дивные глаза прячутся в густой тени, лишь где-то в самой глубине – таинственный бирюзовый отблеск.

– Идите сюда, Машенька! Идите к нам!

Лучше бы он сам подошел к ней. Когда она замерла вот так, легко опираясь рукой о спинку стула, отставив больную ногу и перенеся вес на здоровую, это, может быть, даже грациозно немного. А если сейчас пойти… Но не послушать его – невозможно. Машенька делает шаг, другой… Спотыкается о неровно соструганные доски, цепляет одной ногой за другую, падает…

Упала бы, если бы не резво подскочившая Софи. Девушка не без труда удержала Машеньку (Софи выше ростом, но Машенька старше и дороднее), помогла ей восстановить равновесие и по-звериному обнажила мелкие зубки – не то улыбка, не то оскал.

– Вот оно! Как я и думала! Получилось! И это что же выходит? Вы батюшку вашего так боитесь или… Ой! Вы, Мари, по этому Опалинскому… А… – Софи прижала к губам свободную ладонь, но Машенька, как ей показалось, вполне успела разглядеть снисходительную усмешку.

Внезапно Машеньке захотелось отстраниться от Софи и наотмашь залепить ей пощечину. Такого сильного желания кого-нибудь ударить она, пожалуй, не испытывала никогда. И никакого раскаяния, никакого желания немедленно попросить прощения у Господа. Может, потом…

Софи отстранилась сама, отошла в угол, села на стул и уставилась на Машеньку так, как портные, должно быть, разглядывают не совсем готовое платье, повешенное на манекене.

– Вы теперь, должно быть, злитесь на меня, Мари? Да? – задумчиво произнесла она. Машенька, не удержавшись, прошипела в ответ нечто весьма нелестное. – Но ведь вы хотите всегда ходить легко, как тогда, когда мы с вами комнату под спектакль размеряли? Хотите ведь, правда?

– Что я…

– Ну да, вы бегали едва не быстрее меня, а я вспомнила, как нас в Петербурге ходить учили, и подумала… И так все по-моему и вышло. А теперь вы у меня будете тренироваться и… Я думаю, вам надо такую тоненькую, изящную тросточку завести…

– Софи, я, конечно, очень благодарна вам за этот урок. Правда, он вышел несколько… Ну да ладно, допустим, у вас манера такая с людьми. Но в дальнейшем я, кажется, ничем не позволяла вам решать… – Машенька с трудом унимала волей неистово колотящееся сердце.

Слишком много всего сразу. А вдруг эта бродячая петербургская кошка права?! И можно научиться… Нет, не стоит об этом и думать. Разве не пыталась она ходить у озера, когда оставалась одна? И раньше, дома, перед большим, еще материным зеркалом… Нет, не надо надеяться… Слишком больно потом. Все уже было. И доктор с золотой цепочкой из самой Казани, который обещал поставить ее на ноги какой-то диковинной немецкой гимнастикой. И дикий, вонючий Алешин шаман с сушеными мышиными трупиками, привязанными к поясу. И китайское жгучее растирание, за соболя прикупленное отцом у маньчжуров… Благодарим покорно…

– Меня уж, между прочим, дома заждались. Игнатий, я думаю, не раз туда-сюда съездил. Вас, Софи, отвезти?

– Да нет, ногами дойду. Недалеко. – Софи опять посмотрела на Машеньку знакомым, тяжелым взглядом.

– Ну, коли так, прощайте, Софи! – Машеньке вовсе не хотелось подавать руки, а уж тем паче целоваться на прощание, как принято у девиц Златовратских и поповны Аграфены. Ласковая Фаня любила, прощаясь и здороваясь, целоваться в губы, с громким причмоком. Брр! Впрочем, Софи, кажется, тоже ничего такого не хотелось. – О музыке мы с вами достаточно договорились, ширмы я прикажу сюда к сроку перевезти.

– Пускай, – кивнула Софи. – А если передумаете, скажете. – И, когда Машенька уже стояла на пороге, Софи неожиданно лукаво улыбнулась и прижала палец к губам. – А про Опалинского я уж забыла и Златовратским ни словечка не скажу. Верьте мне, Мари, я храню тайны не хуже могилы…

Проходя мимо окна, Машенька не удержалась и заглянула внутрь сквозь уже начавшие прорастать морозные узоры. Софи сидела у печки прямо на полу, подтянув к подбородку колени и уставившись в стену пустым взором.

Глава 5,

в которой Вера успешно проводит собственное расследование и попадает в неприятную ситуацию, а инженер Печинога неожиданно для себя выступает в роли благородного рыцаря

Поглощенная собственными переживаниями и новыми впечатлениями, Софи вовсе про Веру не вспоминала. Барышни Златовратские с детства приучены были к самостоятельности, легко обслуживали себя сами и в услугах горничных практически не нуждались. Надя прекрасно шила, Любочка пекла восхитительные пироги, а Аглая изготавливала для себя и сестер удивительные замысловатые прически, которые буквально преображали их, превращая из миленьких мещаночек в подлинных аристократок. Софи, всегда легко приспосабливающаяся к обстоятельствам, вела себя так же, как и приютившее ее семейство.

Предоставленная сама себе, Вера перезнакомилась с немногочисленной (в основном инородческой) прислугой и по собственной инициативе определила себе круг обязанностей. Обязанностей, впрочем, все равно оказалось мало, так как само хозяйство Златовратских было невелико.