Вторая жизнь гридня Степана (СИ) - Санфиров Александр

Луиза голос не понижала, поэтому наш разговор слушали все присутствующие. В том числе повар и горничная, разносившая ужин.

Когда передо мной появилась тарелка с тушеной капустой и двумя сардельками, вопрос с национальностью повара был закрыт, а кнедлик с киселем позволил уточнить его место рождения более конкретно.

Мда! От немецкой кухни я никогда не был в восторге. Но, что есть, то есть. Поэтому я храбро положил горчицы на сардельки и приступил к трапезе. Краем глаза я глядел, как ужинают мои коллеги. Луиза, искоса поглядывая на меня, строила из себя особу из высокого общества, манерно нарезая сардельку и жеманно отодвигая мизинец, когда брала в руки вилку.

В принципе, я уже определил, кто к какому социальному слою из них принадлежит.

Оказалось, что недружелюбно смотрящий на меня паренек неплохо вышколен в этом плане, сразу было понятно, что плечами у него длинная линия благородных предков. Зато второй мальчишка манерами себя не затруднял. Закончив с капустой и сардельками, он подобрал остатки с тарелки кнедликом, а затем еще и вылизал её под смешки индусок и презрительный взгляд благородного паренька.

Мы уже почти закончили с ужином, когда в дверях появилась мадам Фабиан. Из-за ее плеча выглядывала курчавая шевелюра негра. С приходом директрисы в зале наступила мертвая тишина, нарушавшаяся только легким гудением кухонного вентилятора.

Толстяк-повар каким-то чудом исчез из проема и сейчас усердно мешал варево в огромной кастрюле.

Явно довольная произведенным эффектом, мадам обвела присутствующих взглядом через лорнет.

– Господа и дамы, – негромко сказала она, – к сожалению, у меня нет другой возможности, чтобы сразу поговорить со всеми вами. Поэтому я займу несколько минут времени, чтобы решить насущные вопросы.

Мадам опустила лорнет, и тот повис на цепочке. Вместо него она надела обычные круглые очки и раскрыла черную клеенчатую тетрадь.

– Итак! – громко сказала она, – в этом учебном году на подготовительном отделении будет учиться семь человек.

После этого вступления мадам быстро представила нас друг другу.

Оказалось, команда у нас подобралась интернациональная. Паренек, которому не понравились мои шуры-муры с Луизой, был поляком, Стасом Шулевицким, второй, Зибор Ракоши, был венгром. Девочек я уже знал.

Закончив с нами, мадам Фабиан посторонилась и дала пройти вперед, стоявшему за ней негру.

Представила она его, как Леона Мбангу пятнадцати лет.

Леон на пятнадцать лет не выглядел, ему можно было дать и двадцать. Я же с удивлением разглядывал его Источник, никогда раньше не видел в таком возрасте настолько мощной прокачки каналов.

Среди нас не было ни одного, кто мог бы составить ему конкуренцию, включая меня. Даже если бы я снял "скрыт", то и тогда мой Источник был значительно меньше.

В свою очередь я удостоился от Мбанги внимательного взгляда. Это неприятно царапнуло.

– Неужели так сильно отличаюсь от остальных, – мелькнула мимолетная мысль.

Однако через минуту, когда мадам сообщила, что старостой группы ее назначен Серхио Еремин, уже все взгляды скрестились на мне.

У парней они были разные от равнодушного у Ракоши и Мбанги до откровенно презрительного от Шулевицкого. Зато лицо Луизы расцвело от удовольствия.

– Да ты тщеславна, девочка, – подумал я, криво улыбаясь и вставая, чтобы принять из рук мадам толстый журнал.

– С сегодняшнего дня, – сообщила наша директриса, – все ваши проблемы и вопросы прошу адресовать старосте, только он имеет право выходить с вашими вопросами ко мне, если не сможет решить их самостоятельно.

У меня внутри все опустилось.

– Вот же сволочная старуха, – мысленно ругался я. – Спихнула свои обязанности на молодого и все дела. Что же за жизнь такая! В кои времена вздумал отдохнуть, получить, понимаешь, второе образование, и на тебе!

В училище командиром отделения с первого курса был, вечно покоя не знал, за грешки подчиненных люлей получал, в увольнения не ходил, и тут все по новой начинается! Ну, я вам тут устрою жизнь, строем в туалет ходить будете, если что.

В роскошно убранном кабинете, залитом солнечным светом, струящимся из распахнутого настежь окна, за большим овальным столом сидели девять человек.

За окном заливался разноголосый птичий хор, однако, сидящим за столом было недосуг его слушать. На высоком резном стуле, больше напоминающем трон, удобно расположился Манфред Стронгхольм декан тринадцатого факультета Политехнической школы Лозанны. Даже сидя, он производил незаурядное впечатление. Его лицо, испрещенное морщинами, напоминало высеченную в камне статую.

Правда, как в самой школе, так и в кантональной администрации о таком декане и его факультете не имели ни малейшего понятия. Его немногочисленные студенты, проживающие в кампусе, числились совсем на других факультетах. Также ничего не знали о существовании этого учебного заведения и депутаты Федерального собрания. Обе его палаты единодушно, каждый год одобряли финансирование тринадцатого факультета. При том, они очень бы удивились, если бы у них спросили о чем, собственно, только что шла речь.

Стронгхольм посмотрел на своих коллег, каждого из которых знал много лет и тяжело вздохнул.

– Дамы и господа, – сказал он негромко, однако странные гортанные звуки арамейского языка были хорошо слышны всем присутствующим. – Мы давно не собирались в таком составе, просто не было причины. Вы занимались своими делами, мы своими. Однако я был вынужден пригласить вас к себе, чтобы обсудить один вопрос, но очень важный для всего нашего небольшого сообщества.

– Манфред, ты, как всегда, слишком много говоришь, – грубо прервал речь декана, пожилой монах в простой власянице, перехваченной веревкой.

Стронгхольм с усмешкой глянул на монаха, сидевшего от него по правую руку и сказал:

– Годы не дали тебе терпения, Родольфо. Сиди и внимай старшим! Кстати, соберись с мыслями, расскажешь нам о контактах со Святым престолом. Его шпионская сеть должна значительно улучшить свою работу, нам без нее не обойтись.

Никто больше не рискнул прервать декана и тот продолжил свою речь.

– Так вот дамы и господа, – загадочно начал он. – Сообщаю вам, что в этом году мы смогли найти семь одаренных, и еще троих пришлось ликвидировать по существенным мотивам.

После слов декана в комнате наступило молчание. Шесть пожилых мужчин и две женщины растерянно переглядывались между собой.

– Но как же так?! – воскликнула высохшая старушка, чье мумифицированное временем лицо не мог замаскировать толстый слой пудры. – Неужели зелье Бэкона утратило силу?

– Ничего оно не утратило, – раздался звучный голос из открывшегося в кабинете портала. В его овальном проеме можно было заметить, лабораторные столы с множеством приборов, клетки с белыми мышами и портреты на стенах. Из проема вышел высокий мужчина, одетый в легкое хлопчатобумажное белье и белый докторский халат с множеством дырок от химикатов.

– Княгиня, – сказал он, обращаясь к молодящейся бабуле. – мы живем в век технологий, победы естественных наук, а вы никак не можете запомнить, что все зелья называются сейчас по другому.

Так и мое зелье, созданное триста лет назад, сейчас просто одна из вакцин, вот только мутировавший вирус, содержащийся в ней, меняет геном в яйцеклетках и сперматозоидах, делая невозможным появление одаренных, – гордо начал объяснять он

Манфред все это время с отеческой улыбкой наблюдал за разошедшимся ученым, поучающим одаренную высшего ранга, члена восьмерки, княгиню Монте-Текро.

– Роджер, мой друг, – обратился он к возмущенному ученому, считающемуся мертвым более семьсот лет. – Я оторвал вас от исследований совсем не для того, чтобы выслушивать вашу пикировку с княгиней. Я просил подготовить сообщение, в котором вы изложите возможные причины увеличения числа одаренных, несмотря на продолжающееся применение вакцины. Так, что мы внимательно вас выслушаем.